Анархизм свободного рынка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Анархизм свободного рынка (часто называемый просто рыночный анархизм[1], а иногда либертарианский анархизм[2] или частнособственнический анархизм[3]) относится к системе философских взглядов индивидуалистического анархизма, в которой государственная монополия на применение силы заменяется рыночной конкуренцией частных организаций, предлагающих услуги безопасности, правосудия и прочие услуги по обеспечению защиты[4] — «частное применение силы, без централизованного контроля»[5]. В этой системе существует рынок, где поставщики охранных и юридических услуг борются за добровольно платящих клиентов, которые желают получить эти услуги, вместо налогообложения людей без их согласия и назначения монопольного исполнителя насилия[6]. Рыночные анархисты считают, что подобная конкуренция даст развитие производству более дешевых и более качественных правовых и охранных услуг, включающих «высококачественный ресурс беспристрастного и эффективного арбитражного разрешения взаимных правовых претензий»[7].

Термин описывает тип анархии, предлагаемой в основном течениями индивидуалистического анархизма и сформировавшими их философиями[3]. Известными сторонниками рыночного анархизма в этом смысле являются Бенджамин Такер[8], Лисандр Спунер[9], Мюррей Ротбард[10] и Дэвид Д. Фридман[1]. Наброски теории рыночного анархизма появились ещё в 1840-е годы, в разработках таких личностей, как Юлиус Фаухер и Густав де Молинари[11][12].





Происхождение

Одним из первых, кто предложил концепцию приватизации услуг защиты личной свободы и собственности, то есть рыночный анархизм, был француз Жакоб Мовильон, живший в XVIII веке. Позднее, в 40-х годах девятнадцатого столетия, Юлиус Фаухер и Густав де Молинари выступили с такими же взглядами. Молинари, в своем эссе «Создание безопасности», утверждал: «Никакое правительство не может обладать правом препятствовать другому правительству вступать с ним в конкуренцию, или требовать от потребителей услуг безопасности обращаться за этим товаром исключительно к нему самому»[11]. Молинари утверждает, что монополия на безопасность является причиной высоких цен и низкого качества. В «Вечерах улицы Сен-Лазар» он пишет: «Монополия правительства нисколько не лучше любой другой монополии. Хорошо, а тем более дёшево, не будет управлять никто, у кого нет страха конкуренции, и чьи подданные лишены права свободно выбирать своих правителей… Обеспечение безопасности, если оно организовано как монополия, неизбежно становится дорогостоящим и плохим»[13]. Суть аргументов Молинари в пользу рыночного анархизма больше основана на экономике, чем на моральной оппозиции государству[12].

В XIX веке Бенджамин Такер развивал теорию рыночного анархизма в США: «Защита — это обслуживание, как и любое другое обслуживание; это труд полезный и необходимый, поэтому экономически, как товар, он является субъектом закона спроса и предложения; на свободном рынке этот товар предоставлялся бы по себестоимости продукции; преобладание в конкуренции, клиентура оказались бы у того, кто предложил бы лучший товар по самой низкой цене; производство и продажа этого товара теперь монополизированы государством; и государство, как почти все монополисты, требует непомерную цену»[14]. Он отмечал, что анархизм, который он предлагает, будет включать тюрьмы и армии[15]. Позднее, в середине 20 века, рыночный анархизм был возрождён Мюрреем Ротбардом. Дэвид Д. Фридман предлагает форму рыночного анархизма, где, кроме предоставляемой рынком безопасности, само право создается на рынке[16].

Идеологические различия

Соглашаясь в том, что безопасность должна обеспечиваться в частном порядке организациями, основанными на рыночных отношениях, сторонники рыночного анархизма расходятся в прочих деталях и аспектах своих учений, особенно в обоснованиях, тактике и праве собственности.

Мюррей Ротбард и другие теоретики естественных прав строго придерживаются основной либертарианской аксиомы неагрессии, тогда как другие анархисты, выступающие за свободный рынок, такие как Дэвид Д. Фридман, используют консеквенциалистские теории, такие как утилитаризм[17]. Агористы, анархисты ротбардовской традиции и волюнтаристы являются частнособственническими анархистами свободного рынка, которые рассматривают право собственности как естественное право, вытекающее из первичного права собственности на самого себя (self-ownership).

Рыночные анархисты имеют различные мнения о том, как прийти к ликвидации государства. Ротбард выступает за использование любой не аморальной тактики, доступной принести свободу[18]. Агористы — последователи философии Сэмюэля Эдварда Конкина III[19] — предлагают для ликвидации государства практику налогового сопротивления и использования нелегальных стратегий чёрного рынка, называемых контрэкономикой, до тех пор, пока государственная функция обеспечения безопасности не сможет быть заменена свободной рыночной конкуренцией.

Взгляды на собственность

Такериты

Бенджамин Такер первоначально придерживался идеи землевладения, связанной с мютюэлизмом, которая не допускает создания земельной собственности, а придерживается точки зрения, что когда люди в обычном порядке используют данную им землю (а в некоторых версиях имущество), другие должны уважать это использование или владение. Но когда это использование прекращается, право на владение, в отличие от права на собственность, более не признаётся[20]. Теория мютюэлизма придерживается тезиса, что прекращение использования земли или проживания на ней переводит её в статус общего достояния или в положение ничьей собственности и делает её доступной любому, кто пожелает её использовать[21]. Поэтому торговля неиспользуемой землёй будет отсутствовать. Тем не менее, позднее Такер отказался от теории естественного права и утверждал, что владение землёй законно передаётся через силу, если другое не указано в договоре: «Единственное право человека на землю — это его сила над ней. Если его сосед сильнее него и забирает у него землю, то земля принадлежит соседу до тех пор, пока последнего не лишил собственности некто ещё более сильный»[22]. Он ожидал, тем не менее, что люди придут к пониманию того, что «занятие и использование» есть «в общем заслуживающий доверия ведущий принцип действия», и что люди вероятней всего заключат договор о правилах занятия и использования[23].

Ротбардианцы

Классический либерал Джон Локк приводит доводы в пользу того, что по мере того, как люди смешивают свой собственный труд с ресурсами, не имеющими владельца, они превращают эти ресурсы в свою собственность. Люди могут приобрести новую собственность путём работы над ресурсом, не имеющим владельца, или путём обмена на созданный товар. В соответствии с философией Локка, ротбардианские анархисты свободного рынка убеждены, что собственность может иметь начало только как продукт труда, а затем может только законно переходить из рук в руки путём товарообмена или в качестве дара. Они выводят этот принцип первоначального обращения в собственность (аппроприации) из принципа суверенитета индивидуума[24][25]. Тем не менее, у Локка была «оговорка», которая утверждала, что тот, кто присваивает себе ресурсы, должен оставить «достаточно и такого же качества… для других». Ротбардианские рыночные анархисты не соглашаются с этой оговоркой, придерживаясь того, что индивид может изначально присваивать, вкладывая свой труд, столько, сколько пожелает, и это останется его собственностью, пока он не решит иначе[24][25]. Они обозначают это термином «нео-локкианство»[25][26]. Либертарианцы считают, что это согласуется с их изначальным непрятием принуждения, поскольку как только земля оказывается без хозяина, она может быть присвоена. Если что-то является бесхозным, нет никого, к кому первый владелец мог бы применить принуждение. Также они не считают, что простые притязания дают право на собственность. Анархо-капиталисты признают добровольные формы совместного владения, что означает, что имущество доступно для всех индивидов[27]. Сэмюэль Эдвард Конкин III, основатель агоризма — также ротбардианец[28].

Критика

Широко известна критика анархизма свободного рынка Робертом Нозиком, который утверждал, что соревновательная система законов привела бы к монополистическому правительству — даже без нарушения прав индивида в этом процессе[29]. Многие анархисты-рыночники, включая Роя Чайлдза и Мюррея Ротбарда, отвергали выводы Нозика (хотя сам Чайлдз впоследствии отверг анархизм)[30].

См. также

Напишите отзыв о статье "Анархизм свободного рынка"

Примечания

  1. 1 2 Gerald F. Gaus, Chandran Kukathas. 2004. Handbook of Political Theory. Sage Publications. pp. 118—119. Источник ссылается на философию Дэвида Д. Фридмана как «рыночный анархизм».
  2. Morris, Christopher. 1992. An Essay on the Modern State. Cambridge University Press. p. 61.
  3. 1 2 [books.google.com.ec/books?id=nft4e62nicsC&dq=Anarchy+and+the+Law Anarchy and the Law: The Political Economy of Choice], by Edward Stringham. Transaction Publishers, 2007
  4. Lavoie, Don. Democracy, Markets, and the Legal Order: Notes on the Nature of Politics in a Radically Liberal Society. Published in Liberalism and the Economic Order, by G. Tyler Miller. Cambridge University Press, 1993. p. 115
  5. Sanders, John T. & Narveson, January 1996. For and Against the State: New Philosophical Readings. Towman & Littlefield. p. 197
  6. [tmh.floonet.net/articles/racolar.html Objectivism and the State: An Open Letter to Ayn Rand] Roy Childs attempts to convert Ayn Rand to «free-market anarchism.» Published in The Rational Individualist, October 1969
  7. Gaus, Gerald F. & Kukathas, Chandran (eds.). Handbook of Political Theory. 2004. Sage Publications. p. 119
  8. «Этот раздел отдает должное видным представителям современного анархизма свободного рынка. Один из авторов верно описывает Мюррея Ротбарда как 'наиболее идеологически активного антигосударственного академического экономиста в мире'.» Review by Lawrence H. White of Man, Economy, and liberty: Essays in honor of Murray N. Rothbard, published in Journal of Economic Literature, Vol XXVIII, June 1990, page 664; «[Книга Ротбарда For a New Liberty] синтезирует защиту локкианских прав на жизнь, свободу, собственность и защиту, воззвание к свободному рынку как к наиболее эффективному и децентрализованному „общественному“ механизму для распределения ресурсов, и социологический и исторический анализ государства как агрессивного и эксплуататорского по своей природе. Продуктом этого синтеза является анархизм свободного рынка Ротбарда.» Review by Eric Mack of For a New Liberty by Murray Rothbard, American Political Science Review, Vol 71, p. 332
  9. Paul, Ellen Frankel et al. 1993. Liberalism and the Economic Order. Cambridge University Press. p. 115
  10. Заметки редактора в «Налогообложение: добровольное или принудительное». Формулировки. Free Nation Foundation. Лето 1995 [libertariannation.org/a/f24r1.html]
  11. 1 2 Raico, Ralph (2004) [www.mises.org/story/1787 Authentic German Liberalism of the 19th Century] Ecole Polytechnique, [www.crea.polytechnique.fr/index.htm Centre de Recherce en Epistemologie Appliquee], Unité associée au CNRS
  12. 1 2 Rothbard, Murray. Preface. The Production of Security. By Gustave Molinari. 1849, 1977. [www.mises.org/books/securityproduction.pdf]
  13. Molinari, Gustave de. 1849. Les Soirées de la Rue Saint-Lazare
  14. Такер, Бенджамин. «Вместо книги» (1893)
  15. Такер, Бенджамин. Liberty, October 19, 1891
  16. Friedman, David. The Machinery of Freedom. Second edition. La Salle, Ill, Open Court, pp. 116—117.
  17. Danley, John R. (November 1991). «Polestar refined: Business ethics and political economy». Journal of Business Ethics (Springer Netherlands) 10 (12): 915–933. DOI:10.1007/BF00383797. Проверено 2008-02-25.
  18. Lora, Ronald & Longton, Henry. 1999. The Conservative Press in Twentieth-Century America. Greenwood Press. p. 369
  19. Блэк, Боб. Под подпольем. Feral House, 1994. p. 4
  20. Swartz, Clarence Lee. [www.panarchy.org/swartz/mutualism.6.html What is Mutualism? VI. Land and Rent]
  21. Carson, Kevin, Studies in Mutualist Political Economy, chapter 5.
    Long, Roderick, "Land-Locked: A Critique of Carson on Property Rights, " in the Journal of Libertarian Studies, vol. 20, no. 1.
  22. Такер, Бенджамин. "Response to 'Rights,' by William Hansen, " Liberty, December 31, 1892; 9, 18; pg. 1
  23. Такер, Бенджамин. "The Two Conceptions of Equal Freedom, " Liberty, April 6, 1895; 10, 24; pg. 4
  24. 1 2 Long, Roderick T. (2006). «[mises.org/journals/jls/20_1/20_1_6.pdf Land-locked: A Critique of Carson on Property Rights]». Journal of Libertarian Studies 20 (1): 87–95.
  25. 1 2 3 Bylund, Per. «[www.perbylund.com/academics_polsci_msc.pdf Man and Matter: A Philosophical Inquiry into the Justification of Ownership in Land from the Basis of Self-Ownership]».
  26. Verhaegh, Marcus (2006). «[mises.org/journals/jls/20_4/20_4_1.pdf Rothbard as a Political Philosopher]». Journal of Libertarian Studies 20 (4).
  27. Holcombe, Randall G. (2005). «[www.mises.org/journals/jls/19_2/19_2_1.pdf Common Property in Anarcho-Capitalism]». Journal of Libertarian Studies 19 (2): 3–29.
  28. [www.spaz.org/~dan/individualist-anarchist/software/konkin-interview.html Smashing the State for Fun and Profit Since 1969: An Interview With the Libertarian Icon Samuel Edward Konkin III (a.k.a. SEK3)]
  29. Jeffrey Paul, Fred Dycus Miller. Liberalism and the economic order. Cambridge University Press, 1993, p. 115
  30. Смотри незавершённое эссе Чайлдза, "Anarchist Illusions, " Liberty against Power: Essays by Roy A. Childs, Jr., ed. Joan Kennedy Taylor (San Francisco: Fox 1994) 179-83.

Шаблон:Анархизм

Отрывок, характеризующий Анархизм свободного рынка

Он тотчас же приступил к делу и начал разговор, говоря «вы».
– Мне сделали пропозицию насчет вас, – сказал он, неестественно улыбаясь. – Вы, я думаю, догадались, – продолжал он, – что князь Василий приехал сюда и привез с собой своего воспитанника (почему то князь Николай Андреич называл Анатоля воспитанником) не для моих прекрасных глаз. Мне вчера сделали пропозицию насчет вас. А так как вы знаете мои правила, я отнесся к вам.
– Как мне вас понимать, mon pere? – проговорила княжна, бледнея и краснея.
– Как понимать! – сердито крикнул отец. – Князь Василий находит тебя по своему вкусу для невестки и делает тебе пропозицию за своего воспитанника. Вот как понимать. Как понимать?!… А я у тебя спрашиваю.
– Я не знаю, как вы, mon pere, – шопотом проговорила княжна.
– Я? я? что ж я то? меня то оставьте в стороне. Не я пойду замуж. Что вы? вот это желательно знать.
Княжна видела, что отец недоброжелательно смотрел на это дело, но ей в ту же минуту пришла мысль, что теперь или никогда решится судьба ее жизни. Она опустила глаза, чтобы не видеть взгляда, под влиянием которого она чувствовала, что не могла думать, а могла по привычке только повиноваться, и сказала:
– Я желаю только одного – исполнить вашу волю, – сказала она, – но ежели бы мое желание нужно было выразить…
Она не успела договорить. Князь перебил ее.
– И прекрасно, – закричал он. – Он тебя возьмет с приданным, да кстати захватит m lle Bourienne. Та будет женой, а ты…
Князь остановился. Он заметил впечатление, произведенное этими словами на дочь. Она опустила голову и собиралась плакать.
– Ну, ну, шучу, шучу, – сказал он. – Помни одно, княжна: я держусь тех правил, что девица имеет полное право выбирать. И даю тебе свободу. Помни одно: от твоего решения зависит счастье жизни твоей. Обо мне нечего говорить.
– Да я не знаю… mon pere.
– Нечего говорить! Ему велят, он не только на тебе, на ком хочешь женится; а ты свободна выбирать… Поди к себе, обдумай и через час приди ко мне и при нем скажи: да или нет. Я знаю, ты станешь молиться. Ну, пожалуй, молись. Только лучше подумай. Ступай. Да или нет, да или нет, да или нет! – кричал он еще в то время, как княжна, как в тумане, шатаясь, уже вышла из кабинета.
Судьба ее решилась и решилась счастливо. Но что отец сказал о m lle Bourienne, – этот намек был ужасен. Неправда, положим, но всё таки это было ужасно, она не могла не думать об этом. Она шла прямо перед собой через зимний сад, ничего не видя и не слыша, как вдруг знакомый шопот m lle Bourienne разбудил ее. Она подняла глаза и в двух шагах от себя увидала Анатоля, который обнимал француженку и что то шептал ей. Анатоль с страшным выражением на красивом лице оглянулся на княжну Марью и не выпустил в первую секунду талию m lle Bourienne, которая не видала ее.
«Кто тут? Зачем? Подождите!» как будто говорило лицо Анатоля. Княжна Марья молча глядела на них. Она не могла понять этого. Наконец, m lle Bourienne вскрикнула и убежала, а Анатоль с веселой улыбкой поклонился княжне Марье, как будто приглашая ее посмеяться над этим странным случаем, и, пожав плечами, прошел в дверь, ведшую на его половину.
Через час Тихон пришел звать княжну Марью. Он звал ее к князю и прибавил, что и князь Василий Сергеич там. Княжна, в то время как пришел Тихон, сидела на диване в своей комнате и держала в своих объятиях плачущую m lla Bourienne. Княжна Марья тихо гладила ее по голове. Прекрасные глаза княжны, со всем своим прежним спокойствием и лучистостью, смотрели с нежной любовью и сожалением на хорошенькое личико m lle Bourienne.
– Non, princesse, je suis perdue pour toujours dans votre coeur, [Нет, княжна, я навсегда утратила ваше расположение,] – говорила m lle Bourienne.
– Pourquoi? Je vous aime plus, que jamais, – говорила княжна Марья, – et je tacherai de faire tout ce qui est en mon pouvoir pour votre bonheur. [Почему же? Я вас люблю больше, чем когда либо, и постараюсь сделать для вашего счастия всё, что в моей власти.]
– Mais vous me meprisez, vous si pure, vous ne comprendrez jamais cet egarement de la passion. Ah, ce n'est que ma pauvre mere… [Но вы так чисты, вы презираете меня; вы никогда не поймете этого увлечения страсти. Ах, моя бедная мать…]
– Je comprends tout, [Я всё понимаю,] – отвечала княжна Марья, грустно улыбаясь. – Успокойтесь, мой друг. Я пойду к отцу, – сказала она и вышла.
Князь Василий, загнув высоко ногу, с табакеркой в руках и как бы расчувствованный донельзя, как бы сам сожалея и смеясь над своей чувствительностью, сидел с улыбкой умиления на лице, когда вошла княжна Марья. Он поспешно поднес щепоть табаку к носу.
– Ah, ma bonne, ma bonne, [Ах, милая, милая.] – сказал он, вставая и взяв ее за обе руки. Он вздохнул и прибавил: – Le sort de mon fils est en vos mains. Decidez, ma bonne, ma chere, ma douee Marieie qui j'ai toujours aimee, comme ma fille. [Судьба моего сына в ваших руках. Решите, моя милая, моя дорогая, моя кроткая Мари, которую я всегда любил, как дочь.]
Он отошел. Действительная слеза показалась на его глазах.
– Фр… фр… – фыркал князь Николай Андреич.
– Князь от имени своего воспитанника… сына, тебе делает пропозицию. Хочешь ли ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? Ты говори: да или нет! – закричал он, – а потом я удерживаю за собой право сказать и свое мнение. Да, мое мнение и только свое мнение, – прибавил князь Николай Андреич, обращаясь к князю Василью и отвечая на его умоляющее выражение. – Да или нет?
– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.


Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.