Анархо-пацифизм
Анархо-пацифизм (также пацифистский анархизм или анархический пацифизм) — это направление внутри анархического движения, которое отвергает применение насилия в борьбе за социальные перемены. Основное влияние оказали идеи Генри Дэвида Торо и Льва Николаевича Толстого. Основное его развитие происходило в Нидерландах, Великобритании и Соединенных Штатах до и во время Второй мировой войны.
Содержание
История
Генри Дэвид Торо был одним из первых, кто в своей работе "Гражданское неповиновение" пропагандировал ненасильственное сопротивление. 
В определенный момент анархо-пацифизм стал инициатором христианского анархизма. Первым массовым анархо-пацифистским движением было толстовство в России. Оно было активно на всей территории России и придерживалось вегетарианской диеты. В 1897 г. толстовство было объявлено вредной сектой. В 1901 г. Толстой был отлучён от церкви, его сторонники подвергались арестам и высылке. После революции 1917 г., из-за отказа признать власть большевиков, толстовцы снова были репрессированы. Большинство из них были убиты в ходе чисток при Сталине.
Насилие всегда было спорным моментом в анархизме. Хотя многие анархисты в 19 веке применяли физическое насилие против политических врагов, Лев Толстой и другие анархо-пацифисты отрицали насилие, как средство для перемен. Они утверждали, что анархизм должен быть ненасильственным, так как по определению он против принуждения и силы, и поскольку государство по своей природе есть насилие, то пацифизм должен быть анархическим. Махатма Ганди, идеолог движения за независимость Индии, выступал за мирные перемены, вдохновляясь философией анархо-пацифизма. Ferdinand Domela Nieuwenhuis также сыграл важную роль, внося пацифистские направления в анархизм[1].
Как глобальное движение анархо-пацифизм появился незадолго до Второй мировой войны в Нидерландах, Великобритании и Соединенных Штатах. В послевоенное время он играл важную роль в международном движении за ядерное разоружение. Ведущим британским анархо-пацифистом был Алекс Комфорт, называвший себя «радикальным антимилитаристом».
Из числа либертарианских теоретиков XX века известным анархо-пацифистом был Роберт ЛеФевр, который высказывался против войны, считавший её продуктом государства.
Идеология
Эррико Малатеста писал, что «важным элементом анархизма является устранение насилия из человеческих отношений». Анархо-пацифисты склонны рассматривать государство, как «форму организованного насилия» и поэтому было бы логично, что анархисты должны отказаться от всех форм насилия. Анархо-пацифисты критикуют разделение между целями и средствами. Будет очень трудно завершить анархистскую революцию по уничтожению государства, если анархисты будут похожи на людей, с которыми они борются. «Я раньше верил, что цели и средства должны соответствовать друг другу. Таким образом, ложь, воровство, убийство и подобные вещи я для себя исключаю»[2]. Для анархистов-пацифистов революция должна наступить через образование. Настоящая анархистская революция и общество могут победить только тогда, когда людям будут объяснять преимущества свободы, а не заставлять принять её силой. Те анархисты, которые используют насилие против своих врагов всякий раз, когда чувствуют в нём необходимость, часто «действуют от своего „эго“, а не от сердца»[3]. Анархо-пацифисты разделяют мнение, что «распространение литературы и обсуждение вопроса убедит людей гораздо быстрее, чем это сделает коктейль Молотова»[3].
«Чем больше насилия, тем дальше революция»[4]
Анархо-пацифистская критика капитализма была представлена [en.wikipedia.org/wiki/Bart_de_Ligt Bart de Light]. В одной из глав своей книги "Абсурдность буржуазного пацифизма " он утверждает, что насилие присуще капиталистической системе, и любая попытка сделать капитализм пацифистским обречена на провал. "Насилие является необходимым в современном обществе. . . [Потому что] без него правящий класс был бы не в состоянии сохранить своё привилегированное положение. Армия используется в первую очередь, чтобы удерживать работников. . . , когда они становятся недовольными «. [Bart de Ligt, соч., стр. 62] „Пока государство и капитализм существуют, насилие будет неизбежным, следовательно каждый пацифист должен быть анархистом, а каждый анархист должен быть пацифистом“[5].
Идеологическое расхождение
Хотя анархо-пацифизм чаще всего ассоциируют с религиозным анархизмом, таким как христианский или буддийский анархизм, здесь имеют место нерелигиозные или даже антирелигиозные направления. Анархо-панк группа Crass была первой, кто привнес этот взгляд. «Между анархией и пацифизмом нет противоречий. Пацифизм — это не пассивность, для меня он представляет глубокое изменение в восприятии жизни. Мысль о том, что пацифизм — это пассивность так же наивна, как и мысль о том, что анархия — это хаос»[6]. Главная причина для панков-анархистов быть пацифистами заключается в самой идее анархии. «В связи с отрицанием правительства и внешнего угнетения насилие анархистов кажется более неуместным, чем любое другое политическое насилие»[7].
Известные анархо-пацифисты
См. также
Напишите отзыв о статье "Анархо-пацифизм"
Примечания
- ↑ Woodcock, George (2004). Anarchism: a History of Libertarian Ideas and Movements. Peterborough: Broadview Press. ISBN 1-55111-629-4.
- ↑ Mike Gunderloy, редактор фэнзина «Factsheet Five». MRR #77, Oct. 1989
- ↑ 1 2 Skull. Assault with Intent to Free #9, Fall 1991, 34
- ↑ Bart de Ligt’s
- ↑ a b 2A.3 Какие виды анархизма есть?» in [en.wikipedia.org/wiki/An_Anarchist_FAQ An Anarchist FAQ]
- ↑ «Crass». Flipside
- ↑ Todd Masson, редактор фэнзина «IN*CIT». PE #5, 11
Ссылки
Отрывок, характеризующий Анархо-пацифизм
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
