Анасази

Культура Анасази, или предки пуэбло — доисторическая индейская культура, существовавшая на территории современного региона на юго-западе США, известного как Четыре угла (штаты Колорадо, Юта, Аризона, Нью-Мексико). Для культуры анасази был характерен собственный стиль керамики и сооружения жилищ.

До сих пор среди археологов продолжается спор о датировке возникновения культуры, однако в настоящее время установилась компромиссная формулировка, согласно которой культура возникла примерно в XII веке до н. э., во время Эры изготовителей корзин II по Хронологии Пекос. Начиная с самых ранних раскопок исследователи полагали, что древние пуэбло (анасази) были предками современных пуэбло. В целом, и сами пуэбло также претендуют на происхождение от древних пуэбло. До настоящего времени остаётся населённым созданное анасази около 1000 лет назад селение Таос-Пуэбло, являющееся памятником Всемирного наследия ЮНЕСКО.

Терминология

Термин «анасази» пуэбло считают неприемлемым; на языке навахо слово anaasází (<anaa- «враг», sází «предок») означает «древний враг». Его впервые предложил в конце XIX века Ричард Уэзерил (Richard Wetherill), владевший языком навахо, и термин закрепился в археологической терминологии в системе классификации Пекос в 1927 году. В настоящее время пуэбло выступают против термина «анасази», а навахо — против термина «древние пуэбло», или «предки пуэбло» (ancestral Pueblo).

У термина «древние пуэбло» есть и более широкое значение: он охватывает археологические культуры анасази, могольон, патайян и хохокам, поскольку все четыре указанных культуры, а не только анасази, являются предками современной культурной группы индейцев пуэбло, говорящих на разных языках.

География

Древние пуэбло были одной из четырёх крупнейших археологических культур юго-запада. Культура анасази имела много общих черт с культурой могольон ввиду близости ареалов, и в то же время резко отличалась от культур хохокам и патайян. По отношению к соседним культурам древние пуэбло занимали северо-западную часть квадрата. Исторической родиной древних пуэбло считается Колорадское плато, а весь ареал простирается от центра Нью-Мексико до юга Невады. Свидетельства древней культуры пуэбло обнаруживались вплоть до Великих равнин, в области около рек Симаррон и Пекос, а также в бассейне реки Галистео.

Ландшафт и ресурсы в этом регионе очень различны от места к месту. Области плато обычно высокие, от 1,5 до 2,5 км над уровнем моря. Широкие плоскогорья покрыты осадочными наслоениями, на которых растут лесистые заросли — можжевельник, местные разновидности сосны, причём каждый из видов предпочитает собственный уровень высоты. Водная и ветровая эрозия создала каньоны с крутыми стенами, а также «окна» и «мосты» из песчаниковых скал. В тех местах, где эрозийно-устойчивые слои (осадочные скальные породы) из известняка, песчаника и т. п. находились поверх эрозийно-неустойчивых слоёв, например, глины, образовались скальные выступы. Именно на этих выступах чаще всего древние пуэбло создавали свои жилища. Местность, где обитали древние пуэбло, представляет собой низины с сухим климатом, в ней распространены пустынные травы и кустарники. Сельское хозяйство пуэбло вели обычно невдалеке от ручьёв, где росли также ивы и тростник. Горы в этом регионе могут достигать по высоте 4 км; они служили источником древесины, дичи, минералов и специальных камней типа асбеста.

На юго-западе доступ к воде играл большую роль. Практически вся территория, которую занимали древние пуэбло, страдала от периодической засухи, ветровой и водной эрозии. Летние дожди могли быть внезапными и нередко превращались в разрушительные бури. Хотя количество снеговых осадков было нерегулярным, именно снег был основным источником воды для древних пуэбло. Таяние снега весной способствовало прорастанию зерна, как дикого, так и культивируемого. В местах, где слои песчаника располагались на глине, таяние снега могло привести к образованию родников. Снег также питал водой малые реки, такие, как Чинле, Анимас, Хемес и Таос. Крупные реки играли меньшую роль в жизни древних культур, поскольку малые потоки воды легче было повернуть в нужную сторону или использовать для ирригации.

Культурная характеристика

Наиболее известными памятниками культуры древних пуэбло (анасази), вероятно, являются каменные и глинобитные постройки вдоль утёсов. Лучше всего данные дома сохранились в таких национальных парках США, как Чако-Каньон, Меса-Верде, Ховенуип и Каньон-де-Челли. В эти деревни, которые испанские завоеватели называли «пуэбло», люди нередко могли попасть, только взобравшись на скалу, нередко при помощи каната.

Тем не менее, происхождение этих потрясающих сооружений было более скромным. Первые дома и деревни древних пуэбло представляли собой обычные дома-углубления (дома-пещеры), характерные для всех культур периода Изготовителей корзин.

Древние пуэбло также известны уникальным стилем керамики, которая в настоящее время высоко ценится из-за редкости. Они также создали много петроглифов и пиктографических изображений.

Происхождение

В период 700—1130 годов н. э. наблюдался резкий рост населения благодаря регулярным дождевым осадкам. Исследования скелетных остатков показывают, что указанному росту способствовала скорее повышенная плодородность почвы, чем снижение смертности. Тем не менее, увеличение населения за краткий период почти в десять раз невозможно было объяснить только повышением собственно рождаемости; скорее всего, оно также было связано с миграциями людей из прилегающих территорий. Такие нововведения, как керамика, долговременное хранение продуктов и сельское хозяйство также способствовали росту населения. В течение нескольких десятилетий культура древних пуэбло распространилась по всему ландшафту и разделилась на три основных географических зоны: каньон Чако (северо-запад Нью-Мексико), Кайента (северо-восточная Аризона) и Северный Сан-Хуан или Меса-Верде (юго-западное Колорадо).

Согласно устной традиции современных пуэбло, они происходили из мест, находящихся к северу от их нынешних мест проживания, из Сипапу (Шибапу), где они якобы возникли под землёй, подобно озеру. В течение неопределённого периода времени их вели за собой по Америке военные вожди во главе с Великим духом. Сначала несколько столетий они жили в местах, где археологи обнаружили культуру анасази, затем переселились в нынешние места проживания пуэбло. Целью миграций были самосовершенствование, сохранение гармонии с окружающей средой и спасение народа от полного исчезновения.

Миграция с исторической родины

Не до конца ясно, почему древние пуэбло мигрировали из своих мест проживания в XII—XIII веках. Среди предполагаемых причин рассматриваются такие, как глобальное или региональное изменение климата (так называемый малый ледниковый период), длительная засуха, циклические периоды эрозии верхнего слоя почвы, ухудшение экологической обстановки, исчезновение лесов, вражда с мигрантами, религиозные или культурные изменения, и даже влияние месоамериканских культур. В пользу ряда данных предположений говорят археологические данные.

Согласно сложившемуся мнению историков, древние пуэбло стали жертвой носителей нумских языков, переселившихся на Колорадскую равнину, а также климатических изменений, что привело к упадку сельского хозяйства. По археологическим данным, древние пуэбло неоднократно отвечали на климатические изменения тем, что меняли место проживания. Ранние поселения Пуэбло I могли вмещать до 600 жителей, проживавших в нескольких отдельных, но близко расположенных группах жилищ. С другой стороны, эти поселения обычно существовали в течение не более 30 лет. Археолог Тимоти Колер (en:Timothy A. Kohler) осуществил раскопки крупных памятников культуры Пуэбло I около Долорес, штат Колорадо, и обнаружил, что они были основаны в периоды сильных (выше среднего) дождевых осадков. Это позволяло выращивать сельскохозяйственные культуры без дополнительной ирригации. В то же время, анасази покинули близлежащие поселения, испытывавшие засуху.

Культурный «золотой век» древних пуэбло имел место с 900 по 1130 год. В этот период, который обычно обозначается как Пуэбло II, климат был относительно жарким, а дождевые осадки в основном умеренными. Общины увеличивались в размере, и теперь они существовали уже дольше, чем ранее. Возникли очень своеобразные местные традиции архитектуры и керамики, распространилась торговля на дальние расстояния. Возникло одомашнивание индеек.

Примерно после 1150 года в Северной Америке произошли серьёзные климатические изменения, известные как Великая засуха, которая продолжалась около 300 лет и привела к исчезновению цивилизации Тиуанако около озера Титикака. В это же время пришла в упадок миссисипская культура. Свидетельства в поддержку данной точки зрения обнаружены в раскопках западных регионов Миссисипской долины в слоях, относящихся к 1150—1350 годам, содержащих признаки длительных периодов с тёплой влажной зимой и сухим холодным летом. В этот последний период культура Пуэбло II стала более замкнутой, уменьшилась её торговля и взаимодействие с другими обществами. Фермеры на юго-западе выработали методы ирригации, подходящие к сезонным дождевым осадкам, включая методы контроля за состоянием почвы и воды, такие, как сооружение дамб и террасное земледелие. С другой стороны, население региона продолжало вести мобильный образ жизни, покидать поселения и поля при неблагоприятных условиях.

Наряду с указанным изменением уровня осадков, по-видимому, произошло снижение уровня воды по причинам, не связанным с осадками. Это привело к тому, что в более засушливых местах или там, где почва была истощена сельским хозяйством, поселения были заброшены.

Имеются также свидетельства фундаментальных изменений в религии в указанный период. Сооружения в каньоне Чако и в других местах обычно сооружались по астрономическим ориентирам, и как предполагается, они служили для церемониальных целей, после чего (?) разбирались. Дверные проходы герметизировались камнями и известковым раствором. На стенах ритуальных помещений (кива) видны следы больших пожаров внутри, для чего, предположительно, нужно было производить демонтаж массивной крыши, что требовало больших усилий. После чего поселения забрасывались, племена разделялись и переселялись на новые земли. Это означает, что религиозные здания со временем теряли своё назначение. Согласно преданиям пуэбло, их предки обладали большой духовной силой и управляли природными стихиями, могли вызывать природные изменения. Вероятно, демонтаж религиозных сооружений был попыткой символически отменить изменения, если они полагали, что злоупотребили своими силами и природа их за это наказывает неблагоприятными условиями.

Как традиция большинства современных народов пуэбло (кересы, хопи и тано), так и историки, например, Джеймс У. Лёвен (en:James W. Loewen), известный критик исторических заблуждений популярной литературы, в своей книге Lies Across America: What Our Historic Markers and Monuments Get Wrong(1999), говорит, что древние пуэбло не «исчезли», хотя подобное и утверждается во множестве популярных американских книг, но мигрировали на земли на юго-западе, где были более благоприятные условия осадков и водные источники. Из потомков древних пуэбло образовались современные народы группы пуэбло, живущие в штатах Аризона и Нью-Мексико. К этим же выводам приходили антропологи начала XX века, в том числе Фрэнк Гамильтон Кашинг, Уолтер Фьюкс и Альфред Киддер. Многие современные пуэбло отсчитывают свою хронологию от древних поселений. Имеются также свидетельства глубоких изменений, произошедших в местах существования древних культур анасази и Могольон. Например, пуэбло из Сан-Ильдефонсо считают, что их предки жили в Меса-Верде и Бандельер.

Войны и каннибализм

Суровые условия жизни могли отразиться на социальной структуре, стать причиной конфликтов и войн. Невдалеке от Кайенты, штат Аризона, археолог Джонатан Хаас из Музея полевых исследований Чикаго (Field Museum in Chicago) изучал группу поселений анасази, которые переместились из каньонов на высокогорное плато в конце XIII века. Единственной причиной перемещения в места, столь удалённые от воды и пригодной к вспахиванию земли, Хаас считает наступление врагов. Он полагает, что изолированные общины могли совершать набеги, чтобы захватывать продовольствие, и что подобные конфликты в XIII веке были распространённым явлением. Конфликты усугублялись притоком кочевых народов — носителей нумских языков, таких, как юте, шошоны и пайюты, происходивших, по всей видимости, из современной Калифорнии.

При раскопках 1997 года в Ковбой-Уош (англ. Cowboy Wash) около городка Долорес (англ. Dolores, Colorado) были обнаружены не менее 24 человеческих скелетов со следами насильственной смерти и расчленения, с явными признаками каннибализма. Ряд других раскопок в местах проживания древних пуэбло выявили ряд непогребённых, в ряде случаев расчленённых останков.

Литература

• Childs, Craig House of Rain: Tracking a Vanished Civilization Across the American Southwest. Little, Brown and Company, February 22, 2007. ISBN 0-316-60817-3.
• Cordell, Linda S. Ancient Pueblo Peoples. St. Remy Press and Smithsonian Institution, 1994. ISBN 0-89599-038-5.
• Fagan, Brian M. «Ancient North America: Tha Archaeology of a Continent (part five).» Thames and Hudson, Inc., New York, New York, 1991. ISBN 0-500-05075-9.
• Jennings, Jesse D. Glen Canyon: An Archaeological Summary. University of Utah Press, Salt Lake City, Utah, 1966, republished 1998. ISBN 0-87480-584-8.
• LeBlanc, Steven A. «Prehistoric Warfare in the American Southwest.» 1999, University of Utah Press, Salt Lake City, Utah. ISBN 0-87480-581-3.
• Plog, Stephen. Ancient Peoples of the American Southwest. Thames and Hudson, London, England, 1997. ISBN 0-500-27939-X.
• Roberts, David D. In Search of the Old Ones: Exploring the Anasazi World of the Southwest. Simon & Schuster Adult Publishing Group, 1996. ISBN 0-684-81078-6.
• Sofaer, Anna , Director. «Mystery of Chaco Canyon.» 1999. DVD/VHS. Bullfrog Films. Blurb: «Unveiling the ancient astronomy of southwestern Pueblo Indians.» Sequel to «The Sun Dagger.»
• Great Drought. (2008). In Encyclopædia Britannica. Retrieved September 30, 2008, from Encyclopædia Britannica Online: www.britannica.com/EBchecked/topic/243212/Great-Drought

Ссылки

• [bibliotekar.ru/100velTayn/124.htm Солнце, Луна и индейцы]
• [books.google.com/books?id=tLILAAAAYAAJ&hl=ru&pgis=1 Мануэль Галич, История доколумбовых цивилизаций]
• [ladyfromrussia.com/karnaval/usa/anasazi.shtml Г. Сиднева. История забытых предков]
• [www.cpluhna.nau.edu/People/anasazi.htm People of the Colorado Plateau]
• [www.cpluhna.nau.edu/People/population_change.htm An Early Population Explosion on the Colorado Plateau]
• [www.desertusa.com/ind1/du_peo_ana.html The People of the Mountains, Mesas and Grasslands]
• [www.valhallaphotos.com/Photos/Cliff-Palace.html Cliff Palace of the Anasazi Photo]
• [www.astronomy.pomona.edu/archeo/outside/chaco/nebula.html 1054 Supernova Petrograph]
• [www.jqjacobs.net/southwest/chaco_meridian.html The Chaco Meridian]
• [www.viewzone.com/purg.html Oral Tradition and History of the Ancient People]
• [www.smithsonianmag.com/specialsections/lifelists/lifelist-mesa-verde.html Life Lists at SmithsonianMag.com: Mesa Verde]

Отрывок, характеризующий Анасази

Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.
Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей:
– У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату.
На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного.
Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь.
– Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил.
Билибин, не утративший репутации умнейшего человека и бывший бескорыстным другом Элен, одним из тех друзей, которые бывают всегда у блестящих женщин, друзей мужчин, никогда не могущих перейти в роль влюбленных, Билибин однажды в petit comite [маленьком интимном кружке] высказал своему другу Элен взгляд свой на все это дело.
– Ecoutez, Bilibine (Элен таких друзей, как Билибин, всегда называла по фамилии), – и она дотронулась своей белой в кольцах рукой до рукава его фрака. – Dites moi comme vous diriez a une s?ur, que dois je faire? Lequel des deux? [Послушайте, Билибин: скажите мне, как бы сказали вы сестре, что мне делать? Которого из двух?]
Билибин собрал кожу над бровями и с улыбкой на губах задумался.
– Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу.
– Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c'est que j'aime l'un et l'autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она.
Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.