Анастасия Черногорская

Анастасия Николаевна
Анастасія Николаевна
великая княгиня
Имя при рождении:	Анастасија Петровић Његош
Род деятельности:	благотворитель, сестра милосердия, меценат
Место рождения:	Цетине, Черногория)
Место смерти:	Антиб (Франция)
Отец:	Никола I Петрович
Мать:	Милена Вукотич
Супруг:	1) Георгий Максимилианович, 6-й герцог Лейхтенбергский 2) великий князь Николай Николаевич
Дети:	от 1-го брака: Сергей, Елена Георгиевна от 2-го брака: нет
Награды и премии:

Анастаси́я (Стана) Пе́трович-Не́гош (серб. Анастасија Петровић Његош, также известная в России как Анастасия Николаевна; 23 декабря 1868, Цетине, Черногория — 25 ноября 1935, Антиб, Франция) — принцесса черногорская, герцогиня Лейхтенбергская и русская Великая княгиня. Супруга герцога Георгия Максимилиановича Лейхтенбергского и великого князя Николая Николаевича. Дочь короля Николы I Черногорского и его жены Милены Вукотич. Родная сестра великой княгини Милицы Николаевны и королевы Италии Елены, тётка княгини императорской крови Елены Петровны.

Биография

Стана родилась 23 декабря/4 января 1868 года в православной семье князя Николы I Негоша, черногорского владыки, состоявшего в браке с Миленой Петровной Вукович, дочерью местного воеводы.

Анастасия, как и три её сестры Елена, Милица и Мария, по желанию родителей училась в Смольном институте в Петербурге. Здесь же случилась и первая трагедия в их семье: после недолгой болезни скончалась Мария (1869—1885). Через несколько лет в 1890 умрёт старшая сестра — Зорка (1864—1890), бывшая замужем за претендентом на престол Сербии Петром Карагеоргиевичем. Ещё в Смольном все стали называть Стану Анастасией. Под этим именем она и вошла в императорскую семью.

Первый брак

Никола I Петрович решил, что в интересах Черногории Стана должна остаться в России.

16/28 августа 1889 год в Петербурге Стана вышла замуж за Георгия Максимилиановича, 6-го герцога Лейхтенбергского (1852—1912), сына Максимилиана Лейхтенбергского де Богарне и великой княгини Марии Николаевны. Это был тридцатисемилетний вдовец, имевший сына Александра от первой супруги — принцессы Терезии Ольденбургской (1852—1883). Брак был заключён без взаимной любви. Принцесса оказалась несчастлива в своём замужестве. Отношения между супругами были отчуждённо-прохладными. Герцог большую часть времени проводил во Франции, оставляя молодую жену в одиночестве.

В этом браке родились 2 детей:

• Сергей (1890—1974) — в браке никогда не состоял
• Елена (1892—1971) — в июле 1917 года в Ялте вышла замуж за графа Стефана Тышкевича. В браке родилась одна дочь:
  • графиня Наталия Роз-Мария Тышкевич (16.1.1921-23.3.2003) — замужем не была и детей не имела

При дворе многие сочувствовали Анастасии Николаевне. Сердечно к ней отнеслась и императорская чета. Александра Фёдоровна и Николай II принимали у себя Анастасию и её старшую сестру Милицу Николаевну, ставшую женой великого князя Петра Николаевича, сами нередко навещали сестёр. Николай II стал крёстным отцом первенца Анастасии, сына Сергея.

Второй брак

Познакомилась с великим князем Николаем Николаевичем в доме своей сестры и его свояченицы Милицы; у них начался любовный роман. Брак их был невозможен, пока она была замужем за герцогом Лейхтенбергским, фактически покинувшим её. Георгий Максимилианович дал согласие на развод, который состоялся 15 (28) ноября 1906 года. Но в семье Романовых развод восприняли отрицательно, несмотря на просьбы великого князя Николая Николаевича.

29 апреля (12 мая) 1907 года, в Ялте, сочеталась браком с Николаем Николаевичем; ей было сорок лет, жениху пятьдесят; на церемонии присутствовали только самые близкие. Детей у них не было.

Оба мужа Анастасии были внуками российского императора Николая I. Её сестра Милица была замужем за деверем Анастасии — Петром Николаевичем.

Политическая активность

Анастасия отличалась особенной политической активностью, как отмечало окружение Николая Николаевича, их брак положительно повлиял на несдержанный характер великого князя, «сделал его более вдумчивым в свою роль — роль старшего из всех родственников царя». Сёстрам приписывали какое-то таинственное влияние на характер и направление российской внешней политики, и думали, что они подогревают честолюбивые помыслы своих мужей.

Стана и Милица были очень близки к семье Николая II. Они сумели завоевать доверие Александры Фёдоровны. Современники считали, что одинокой и холодно принятой русским двором молодой императрице остро не хватало дружеского участия, и «черногорки», воспользовавшись этим, быстро нашли путь к её сердцу. Репутация у них была далеко не идеальной — сёстры были увлечены мистицизмом и оккультными науками, и вообще были неравнодушны к деятельности всевозможных «старцев», «целителей» и шарлатанов. Великий князь Александр Михайлович писал:

Суеверные, простодушные, легко возбудимые, эти две черногорские княжны представляли собой лёгкую добычу для всякого рода заезжих авантюристов… В своих разговорах они были совершенно безответственны.

Именно сёстры-черногорки впервые познакомили императорскую семью с Григорием Распутиным. Об этом свидетельствует запись в дневнике Николая II за 1 ноября 1905 года:

1-го ноября. Вторник.

Завтракали: кн. Орлов и Ресин (деж.). Погулял. В 4 часа поехали на Сергиевку. Пили чай с Милицей и Станой. Познакомились с человеком Божиим — Григорием из Тобольской губ.

—

Потом разочаровались в нём и вели с бывшим «другом» непримиримую борьбу.

Высшие сановники Российской империи сестёр-черногорок не жаловали и иронично называли их «черногорка № 1» и «черногорка № 2», а то и «галками» и «черногорскими пауками». С. Ю. Витте дал им уничижительную характеристику:

Ох уж эти черногорки, натворили они бед России… Чтобы рассказать какие пакости они натворили, нужно написать целую историю; не добром помянут русские люди их память.

Рассказывая о бесконечных требованиях денег, поступающих к нему от черногорок, он пишет:

Я воображаю, сколько эти сёстры потом на меня клеветали императрице. Вообще эти особы крепко присосались к русским деньгам.

</blockquote>

—

Во время революции 1917 года Анастасия вместе с супругом и другими членами императорской семьи эвакуировалась в Крым; на британском судне вывезена в 1919 в Европу. Некоторое время они гостили в Генуе у короля Виктора Эммануила III, мужа сестры Анастасии, Елены. После чего переехали в Париж, а затем и в Антиб, где Анастасия Николаевна умерла 25 ноября 1935. Похоронена рядом с мужем в крипте церкви Святого Михаила Архангела в Каннах.

Общественная деятельность

Анастасия Черногорская была известна своим участием в благотворительной и общественной деятельности. В частности, она была попечительницей «Школы Петра Георгиевича Ольденбургского» (предназначалась для девочек из небогатых семей, которая должна была давать им общее и профессиональное образование) с 1897 до 1917 года.

Перезахоронение

В 2014 году внучатые племянники Николая Николаевича князья Николай Романович и Димитрий Романович обратились к правительству России с просьбой о перезахоронении останков великого князя Николая Николаевича и его супруги в России. Идею о перезахоронении поддержал спикер Государственной думы РФ С. Е. Нарышкин. 1 декабря 2014 года премьер-министр РФ Д. А. Медведев подписал указ о создании межведомственной рабочей группы по организации церемонии переноса из Франции и захоронения в Москве праха великого князя Николая Николаевича и его супруги великой княгини Анастасии Николаевны.

30 апреля 2015 года останки Анастасии Николаевны и её супруга были перезахоронены в часовне в честь Преображения Господня на Братском воинском кладбище в Москве.

Литература

• Григорян В. Г. Биографический справочник. — М.: АСТ, 2007.
• Пчелов Е. В. Романовы. История династии. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004.

Ссылки

[ru.rodovid.org/wk/Запись:158113 Анастасия Черногорская] на «Родоводе». Дерево предков и потомков

Отрывок, характеризующий Анастасия Черногорская

Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.