Анатомия протеста
Анатомия протеста, Анатомия протеста-2 | |
Жанр | |
---|---|
Режиссёр |
Сергей Кисляков, |
Продюсер |
Юлия Гензе, |
Автор сценария |
Михаил Бобровник, |
Оператор |
Александр Беляев, |
Студия |
НТВ |
Длительность |
48:20 |
Страна | |
Язык | |
«Анато́мия проте́ста» — документальный фильм[1][2] в двух частях производства дирекции правового вещания[3] (руководитель — Юрий Шалимов[4]) телекомпании НТВ, посвящённый действиям протестного движения в России в 2011—2012 годах. Фильмы были показаны по НТВ в рамках программы «ЧП. Расследование» 15 марта (первый фильм) и 5 октября 2012 года (второй фильм). Оба фильма вызвали большой, скандальный[5] общественный резонанс.
Содержание
Первый фильм
Первый фильм был впервые показан 15 марта. По утверждениям авторов, фильм исследовал вопрос о возможности целенаправленного влияния на общественное мнение на примере действий организаторов оппозиционных митингов. Авторы задаются вопросом, как можно купить общественное мнение, большей частью рассказывая о подкупе участников оппозиционных митингов[1]. Аналитики фильма сделали вывод о провокациях, призванных дискредитировать митинги в поддержку Путина, и о сфабрикованности роликов, фиксирующих нарушения на выборах[2]. В качестве экспертов в фильме выступили депутат от партии «Единая Россия» Владимир Бурматов, главный редактор журнала «Эксперт» Валерий Фадеев, политологи Павел Данилин (шеф-редактор сайта «Кремль.орг»), Наталья Нарочницкая и Леонид Поляков (член Общественного совета Президиума Генерального совета партии «Единая Россия»), писатель и блогер Эдуард Багиров (доверенное лицо Владимира Путина на президентских выборах 2012 года), организатор «Сети сторонников Путина» Владимир Табак[6].
Повторно, по просьбам телезрителей, фильм был показан 18 марта[2].
Второй фильм
Главным героем второго фильма является Сергей Удальцов. Проморолик представляет фильм следующим образом[5]:
Захват власти в Калининграде, теракты в Москве и что-нибудь к юбилею президента. Ближайшие планы и тайные переговоры оппозиции с зарубежными заказчиками российских протестов. Кто берёт, сколько и за что?
Часть времени в фильме занимают фрагменты видеозаписи скрытой камерой встречи троих организаторов протестных митингов — Сергея Удальцова и его помощников Константина Лебедева и Леонида Развозжаева — с главой комитета по обороне и безопасности парламента Грузии Гиви (Георгием Васильевичем) Таргамадзе, которая, по утверждению авторов фильма, проходила во второй половине июня в жилом помещении в Минске (Белоруссия). Помимо Таргамадзе, во встрече участие принимал консул Грузии в Молдавии Михаил Иашвили и трое их помощников. По утверждению НТВ, речь на встрече идёт о финансировании протестного движения из-за рубежа.
Эти эпизоды постоянно перебиваются закадровым голосом, и сделать вывод о тоне и тематике всей встречи невозможно, чему способствует плохое качество видео и нарезка фраз. В стенограмме отрывков речь идет о захвате власти в Калининграде и Владивостоке[7].
Также в фильме утверждается, что Таргамадзе встречался в Лондоне со сбежавшими туда российскими олигархами, в частности, с бывшим руководителем Банка Москвы Андреем Бородиным и экс-руководителем Конверсбанка Владимиром Антоновым, и они согласились выделить на поддержку российской оппозиции 200 миллионов долларов[5]. По словам Алексея Подберезкина, профессора МГИМО, прокомментировавшего этот отрывок фильма по просьбе НТВ: «Бородину, как и Березовскому, нужно вернуть бизнес или часть своего бизнеса хотя бы, поэтому он готов финансировать ту часть оппозиции, которая ему это пообещала бы»[5]. Согласно фильму, для захвата власти предполагалось использовать боевиков-националистов. Начаться революция должна была с захвата власти в Калининграде и Владивостоке.
Руководитель программы НТВ Алексей Малков объяснил, каким образом был сделан фильм. Аудиозапись и видео, снятые скрытой камерой, были переданы Малкову отдельно неизвестным ему мужчиной грузинской национальности. При создании фильма журналистам пришлось накладывать произвольным образом звук на видеозапись[8].
В фильме отсутствуют выходные данные, в том числе и список авторов. Согласно сведениям СМИ, фильм был создан под руководством Алексея Малкова[9], а в съемках принимал участие депутат Госдумы от Единой России Владимир Бурматов[10].
Реакция на фильмы
В 2012 году цикл фильмов Анатомия протеста по версии «Клуба телепрессы» стал антисобытием года с формулировкой За пропагандистское рвение с использованием дезинформации, подтасовки фактов и разжигание нетерпимости к инакомыслию[11].
Первый фильм
Декан факультета медиакоммуникаций НИУ ВШЭ Анна Качкаева оценила первый фильм как скандальный. Она считает, что телекомпания заинтересована в преднамеренно скандальной подаче информации — это привлекает зрителей[12].
По сообщению газеты Ведомости, топ-блогер рунета Drugoi сообщил, что по его сведениям, ключевой эпизод «пасквиля» — о том, что оппозиция собирает людей на акции за деньги, — был срежиссирован и снят у метро «Сокольники»[6]. 26 февраля 2012 года, когда в Москве проходила протестная акция Большое белое кольцо, агентство Ридус ньюс сообщило о том, что в 13:30 рядом со станцией метро Сокольники собрались 2 колонны (100—150 человек) из людей с белыми ленточками. Разнородный контингент (пенсионеры, школьники, иногородние) под прицелом оператора с камерой получали деньги, в формате 500 рублей на 5 человек. Получив деньги, люди быстро расходились, не забыв выкинуть белые ленточки. Полиция спокойно наблюдала за происходившим незаконным массовым мероприятием, и ограничилась проверкой документов у одного участника[13].
Показ первого фильма вызвал широкую дискуссию в обществе и атаки на телекомпанию. Оппозиция бойкотировала журналистов НТВ, сайт телекомпании подвергся хакерской атаке. Председатель общественной организации «Демократический выбор» Игорь Драндин подал иск к НТВ о защите чести и достоинства. Пресненский суд Москвы отклонил этот иск[14].
Медиахолдинг «Эксперт» 16 марта назвал фильм «грубой пропагандистской поделкой» и заявил о прекращении сотрудничества с телеканалом НТВ, так как «поведение сотрудников НТВ вышло за рамки „любых, даже самых непритязательных представлений о профессиональной этике“». Особое возмущение вызвало то, что, что в фильме появился комментарий главного редактора журнала «Эксперт» Валерия Фадеева: «Эти комментарии получены путём прямого обмана: сотрудники НТВ утверждали, что они будут использованы в итоговом выпуске новостей. К тому же, комментарии не имели никакого отношения к содержанию фильма»[15].
18 марта до 1000 протестующих собрались на несанкционированную демонстрацию возле Останкинской телевизионной башни[16]. Они протестовали против Анатомии протеста, вышедшей 15 марта на НТВ[17]. Протестующие были против того, что в фильме показали будто бы они ходят на антиправительственные митинги за деньги и печенье[17]. Люди были с белыми лентами и кричали «Позор НТВ!» и «НТВ лжёт!»[16]. Полиция задержала 94 человека[16].
6 мая на Марше миллионов демонстранты избили корреспондентов НТВ, работавших на акции протеста, а микроавтобус телекомпании пытались перевернуть и забросали помоями[3][18].
Второй фильм
Второй фильм сразу же вызвал реакцию политиков разных взглядов. Глава ЛДПР Владимир Жириновский заявил, что он уверен в достоверности фактов, изложенных в фильме. Оппозиция, в частности депутат Госдумы, секретарь ЦК КПРФ Сергей Обухов, назвал фильм подделкой[19]. Член Единой России, первый вице-спикер Совета Федерации Александр Торшин выразил обеспокоенность о связи представителей оппозиции с криминалитетом и организованными преступными группами, о чём по его мнению свидетельствует фильм.
Телеведущая (с 22 октября 2012 года — член Координационного совета российской оппозиции) Ксения Собчак после просмотра фильма отметила в твиттере, что Удальцов — это ещё не все протестующие[20].
Эсер Дмитрий Гудков заявил о намерении опубликовать пофамильный список работавших над фильмом, что вызвало возмущение первого заместителя председателя комитета по образованию Госдумы Владимира Бурматова, который счёл такое действие незаконным[21]. Позднее Гудков отказался от своих планов, сообщив, что фильм делали «журналисты-гастарбайтеры», которых набирают на один проект[22].
Согласно опросу Левада-центра, допускают факт переговоров 42 % опрошенных, 8 % не поверили в то, что они имели место. Только 6 % поверили, что эти средства пойдут на организацию массовых беспорядков, 10 % считают, что Удальцов не планировал использовать деньги зарубежных спонсоров. Больше всего не поверивших в официальную версию событий среди тех, кто смотрел фильм, — 42 %; но и те, кто его не видел, чаще прочих вариантов ответа выбирали именно этот. Фильм посмотрело 3 % опрошенных, а ещё 11 % знают его содержание[23].
После выхода второго фильма телеканал РБК провёл собственное расследование и выпустил фильм «Анатомия протеста. Рентген». В нём «Анатомия протеста» названа пропагандистской продукцией, не имеющую ничего общего с документалистикой и журналистикой. Также было отмечено, что плёнка не может быть использована в качестве доказательства в судебных прениях, так как неизвестно её происхождение. Подлинность записи авторами канала РБК не оспаривается, хотя один из экспертов режиссёр Михаил Дегтярь высказал сомнение и в этом[24].
17 октября руководитель управления Следственного комитета по взаимодействию со СМИ Владимир Маркин назвал фильм «Анатомия протеста-2» документальным, а изложенное в нём — «фактами приготовления к массовым беспорядкам в Москве и на территории других регионов Российской Федерации»[25]. Маркин заявил, что «в рамках процессуальной проверки по поручению следователя специалистами проведено фоноскопическое исследование видеоматериалов, полученных в телекомпании НТВ. Признаков монтажа в видеоматериалах не выявлено. Установлено, что голос, в том числе имеющийся в сюжетах, снятых скрытой камерой видеонаблюдения в фильме „Анатомия протеста-2“, принадлежит Удальцову, а встреча, фрагменты которой показаны в фильме, происходила во второй половине июня 2012 года в жилом помещении в столице Республики Беларусь Минске»[25].
Уголовное дело
Викиновости по теме Анатомия протеста: | ||||
</td> </tr> </table> Второй фильм вызвал не только обсуждение, но и действия прокуратуры. 6 октября 2012 Генеральной прокуратурой РФ была начата доследственная проверка по фактам, изложенным в док. фильме «Анатомия протеста-2»[21]. Следователи получили в телекомпании видеоматериалы, которые легли в основу фильма и провели их фоноскопическое исследование. В рамках этой проверки, которая длилась 10 дней, были проведены исследования, подтвердившие, что на пленке голос Удальцова, а сама запись не имеет признаков монтажа (хотя сами по себе эти документы не имеют доказательной силы и должны быть ещё раз подтверждены экспертами, например — заключение лингвистов о смысле произнесенных им фраз; также оперативная информация должна легализоваться совершенно другим способом, а не через телеканалы[26]). На допрос 10 октября были вызваны участники встречи с Таргамадзе — Сергей Удальцов, Константин Лебедев и Леонид Развозжаев[27]. Первой реакцией на фильм Удальцова было категорическое отрицание всего, что показано в фильме, он назвал фильм «бредом сумасшедшего», заявив при этом, что фильм не смотрел и смотреть не собирается[28]. Удальцов отверг факты зарубежного финансирования протестного движения, переговоров с грузинскими посредниками и заявил, что не знаком с Таргамадзе. На допросе в Следственном комитете Удальцов подтвердил, по словам официального представителя СКР Владимира Маркина, встречу с грузинскими посредниками, одного из которых назвал Георгием Василичем. По мнению бывшего министра государственной безопасности Грузии Игоря Гиоргадзе, этим «Георгием Василичем» является Таргамадзе: «Полукриминалы и криминалы называли его Василич. То есть у него была такая как бы кличка. Когда произносилось и произносится до сегодня „Василич“, все понимают, что речь идет о Гиви Васильевиче Таргамадзе»[29]. При этом Удальцов заявлял о поиске легальных средств финансирования митингов. Сам Удальцов заявляет о том, что Следственный комитет искажает его слова и утверждает, что никаких обсуждений проблем оппозиции с иностранными гражданами у него не было[27]. Удальцов заявил[30]: По результатам проверки, 17 октября 2012 года было возбуждено уголовное дело по статьям 30 и 212 УК РФ (Приготовление к организации массовых беспорядков). В рамках этого дела у Удальцова, Развозжаева и Лебедева проведены обыски. Лебедев был задержан, а Удальцов допрошен и отпущен под подписку о невыезде. В рамках уголовного дела планируется также проверить озвученную в фильме информацию о подготовке участниками встречи террористических актов[31]. 19 октября Леонид Развозжаев был задержан неизвестными людьми в Киеве (Украина) около офиса Управления верховного комиссара ООН по делам беженцев на Украине (УВКБ), 20 или 21 октября Развозжаева привезли в Москву на специальном самолете, после чего его доставили в суд, который арестовал его на два месяца. Там он написал явку с повинной[32]. В этом признании Развозжаев указал, что беспорядки на Болотной площади в Москве 6 мая 2012 финансировали грузинские политики. Сергей Удальцов, главный подозреваемый по этому делу, считает что его соратник мог сделать подобные заявления только под пытками. 21 октября Леонид был доставлен в Басманный суд, заседание проходило в закрытом режиме без адвокатов задержанного и предъявления обвинения. Сам процесс Развозжаев охарактеризовал как незаконный, и заявил, что его «схватили в Киеве и два дня после этого пытали»[33].
Следственный комитет РФ выпустил заявление, что Леонид сам обратился к ним и сообщил о своем желании заявить явку с повинной. В ней он сообщил об обстоятельствах подготовки к организации массовых беспорядков 6 мая 2012 на Болотной площади в Москве, а их финансирование осуществлял Таргамадзе[35]. В следственном изоляторе в Лефортово Развозжаева навестили представители Общественной наблюдательной комиссии (ОНК). Задержанный рассказал о подробностях своего задержания, которыми с прессой поделился президент ОНК Валерий Борщев: «Его затолкнули в микроавтобус, связали ноги скотчем, наручники на руки надели и цепью связали ноги. А между наручниками и цепью на ногах соединили ещё цепью, такие кандалы в фильмах показывают». После этого его перевезли в Брянскую область, где в подвале дома два дня его психологически пытали, угрожая его родным, а также лишили питания. Правозащитники отметили заторможенность Леонида, о причинах которой он не рассказал им из-за присутствия сотрудников изолятора. Секретарь комиссии ОНК Зоя Светова заявила, что Развозжаев пытался отказаться от доноса на Сергея Удальцова и Алексея Навального[36]. Гиви Таргамадзе заявил журналистам об абсурдности обвинений его адрес в финансировании беспорядков в РФ[37]. Представители партии Грузинская мечта, победившей на парламентских выборах осенью 2012 года, заявили о планировании начать расследование по материалам фильма НТВ[38]. В ноябре 2013 года М. Саакашвили признал, что просил Таргамадзе о встрече с российскими оппозиционерами в Литве и Белоруссии[39]. Журналист Владимир Цыбульский считает, что в обвинении есть нестыковки, а именно временной промежуток между встречей и майскими беспорядками, которые, как считает Цыбульский, следствие расценивает оплаченными Таргамадзе вследствие данной встречи. Также Владимир Цыбульский выразил сомнения в осведомлённости Развозжаева о гипотетическом грузинском финансировании беспорядков на Болотной[7]. 8 апреля 2013 года Константин Лебедев подтвердил подлинность видеозаписи, показанной в фильме «Анатомия протеста — 2». Защитник Лебедева Лавров пояснил, что «таким образом, Лебедев признал, что люди, записанные на плёнке, действительно находились в это время в этом месте. … И разговор, который был на плёнке, действительно был на самом деле»[40]. 25 апреля Константин Лебедев был осуждён на 2,5 года за организацию массовых беспорядков[41]. Отказ в возбуждении уголовного дела по материалам фильма14 января 2013 года общественный деятель Алексей Навальный опубликовал в своём блоге постановление Следственного управления ФСБ об отказе в возбуждении уголовного дела, автором запроса которого был он сам[42]. В фильме «Анатомия протеста» говорилось о том, что акции оппозиции финансировались из-за рубежа, а лидеры оппозиции в ходе акций призывали к насильственному изменению конституционного строя. В видеофрагментах выступлений участников протестных акций не было обнаружено экстремистских высказываний, а «сведений о фактах и объёмах финансирования иностранными источниками, в том числе иностранными спецслужбами, конкретных мероприятий по организации вышеуказанных антиправительственных акций протеста» в ФСБ не обнаружили. См. такжеНапишите отзыв о статье "Анатомия протеста"Примечания
Ссылки
|
Отрывок, характеризующий Анатомия протеста
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.
Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.
Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.
Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.
1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.