Анафоф

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Анафоф или Анатотлевитский город в уделе колена Вениаминова располагавшийся на территории современного Израиля в трёх древнеримских милях на северо-восток от города Иерусалима[1]. Иногда Анафоф путают с городом Аннах, лежащим значительно дальше, на реке Евфрат, между Халебом и Багдадом, и носившим прежде также имя Anata.

Предположительно, название города происходит от Анатбогини в западносемитской мифологии. Анафоф упоминается как родина Абизера (англ. Abiezer), однако наибольшую известность город имеет, как место, где родился Иеремия, второй из четырёх великих пророков Ветхого Завета. Он упоминает жителей города, как людей которые были в заговоре против него и которым он предрекал тяжкие невзгоды за их предательство.

Анафоф действительно сильно пострадал от воинов армии ассирийского царя Сеннахирима, и только 128 мужчин вернулись домой из вавилонского плена.

Местоположение города определил в XIX веке исследователь Библии Эдвард Робинсон (англ. Edward Robinson), который описал свою находку следующими словами: «в настоящее время там находится селение Аната ('Anata), на расстоянии одного часа с четвертью пути от Иерусалима, и состоящее из нескольких жалких лачуг, жители которых очень бедствуют».

Напишите отзыв о статье "Анафоф"



Примечания

  1. [interpretive.ru/dictionary/559/word/%C0%ED%E0%F4%EE%F4 Анафоф] // Национальная историческая энциклопедия

Ссылки

Отрывок, характеризующий Анафоф


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.