Клоотс, Анахарсис

Анахарсис Клоотс
Anacharsis Cloots
Имя при рождении:	Жан Батист дю Валь-де-Грас [Гнаденталь], барон де Клоотс
Род деятельности:	Деятель французской революции
Дата рождения:	24 июня 1755(1755-06-24)
Место рождения:	замок Гнаденталь, близ Клеве, Пруссия
Гражданство:	Франция Франция
Дата смерти:	24 марта 1794(1794-03-24) (38 лет)
Место смерти:	Париж

Анахарсис Клоотс (фр. Anacharsis Cloots, настоящее имя Жан Батист (фр. Jean-Baptiste Cloots), имя Анахарсис принял, увлекшись идеями античности, 24 июня 1755, замок Гнаденталь, близ Клеве — 24 марта 1794, Париж) — политический деятель и революционер времен Великой французской революции; философ-просветитель, активный публицист. Имел титул прусского барона.

Происхождение и жизнь в годы, предшествовавшие Французской революции

Отец Жана Батиста, барон Томас Франсуа Клоотс, родом из голландской купеческой семьи, из-за преследований католиков, к числу которых принадлежал, был принуждён покинуть протестантские Нидерланды и перебраться в Пруссию, где сумел сделать прекрасную карьеру, получив чин тайного советника при прусском короле. Клоотс-младший с самого детства получил французское воспитание (провинция Клеве в то время было слабо онемечена), и даже немецкий язык знал посредственно. Семи лет Жана Батиста отдали в духовную школу в Брюсселе, затем в иезуитскую коллегию в Монсе, после которой он шесть лет учился в колледже Plessis-Sorbonne, откуда отец перевел его в Военную Академию в Берлине, казарменным духом которой Клоотс-младший очень тяготился. После смерти отца Клоотс унаследовал его немалое состояние и в 1776 приехал в Париж, где сблизился с энциклопедистами, посещал Вольтера, Руссо, познакомился с Лафайетом, Франклином, Мабли, Байи и т. д.; развивал пантеистические идеи связывая их с активной антицерковной позицией.

После трёх лет пребывания в Париже несколько раз путешествовал по Европе, из последней поездки, в Испанию, Клоотс возвратился уже в разгар революции, в июле 1789 года.

Деятельность во время революции

С 1789 года Клоотс состоял в Якобинском клубе. В годы революции принял французское гражданство, был избран в Конвент (1792) от департамента Уазз. В 1790 году трижды выступал в Якобинском клубе по различным вопросам. В первые три года Революции Клоотс чаще всего печатался в «Chronique de Paris». Кроме того, он публиковался в «Монитере», во «Всеобщей газете» Бриссо, в журнале Камилла Демулена («Revolution de France et de Brabant»), в «Патриотических анналах». Затем Клоотс выпустил ряд небольших брошюр на злободневные темы (в 1790 году — 4, в 1791 — 2, в 1792 — 12, в 1793 — 9). Во всех этих брошюрах заметна быстро усиливающаяся радикализация автора от деизма — к атеизму и от либерального монархизма — к крайне левым по тому времени взглядам.

Главной целью революции Клоотс считал создание «всемирной республики». В 1790 году он возглавил делегацию в Национальное собрание из представителей различных народов, примкнувших к революции. Как глава делегации, он заявил, что французская революция есть только начало революции всемирной, что стало главной «агитационно-пропагандистской» темой в его статьях, речах и выступлениях. Для осуществления этого замысла «оратор рода человеческого» (как Клоотс часто называл себя) требовал (с декабря 1791) объявления войны европейским державам, а после её начала — продолжения войны вплоть до создания «всемирного союза республик», столицей которого должен был, по его мнению, стать Париж. В 1792 году пожертвовал на всеобщее вооружение Франции 12 000 франков. Подобный авантюризм и космополитизм крайне негативно враждебно был принят М. Робеспьером и другими якобинцами.

С 1793 Клоотс ратовал за насильственную «дехристианизацию», называя себя личным врагом Христа и всякой религии, доказывал в своих литературных произведениях, что только народ может быть господином мира, что только глупцы могут верить в высшее существо, культ которого пытались организовать сторонники Робеспьера. Клоотс поддерживал замену католичества культом Разума, полагая, что народ отныне готов более не верить «поповским фокусам» и обратиться к «истинной морали».

Во время процесса Людовика XVI Клоотс голосовал за казнь бывшего короля «во имя человечества».

Арест и гибель

В декабре 1793 исключён из Якобинского клуба, а весной 1794 года, после принятия решения об исключении иностранцев из Конвента, арестован и привлечён к суду. Когда Клоотса везли к зданию Революционного трибунала, толпа провожала его криком: «Пруссака на гильотину!». Он отвечал: «Пусть на гильотину, но признайте, граждане, ведь странно, что человек, которого сожгли бы в Риме, повесили в Лондоне, колесовали в Вене, будет гильотинирован в Париже, где восторжествовала республика». В обвинительном заключении ему вменялось в вину намерение восстановить монархию и даже «открыть двери тюрем и направить освобождённых преступников против Конвента, уничтожить республику путём разжигания гражданской войны, клеветы, возбуждения мятежей, порчи нравов, подрыва общественных принципов, удушения революции голодом».

Анахарсис Клоотс, «личный враг Иеговы», тоже умерший очень мужественно, в свою последнюю ночь больше всего огорчался по тому поводу, что некоторые из осужденных «сохранили веру в бессмертие души», и всячески старался их разубедить: никакого бессмертия не будет, завтра от нас решительно ничего не останется.

— Алданов М.А. [az.lib.ru/a/aldanow_m_a/text_1938_fukie-tenvill.shtml Фукье-Тенвиль] // Сочинения. Кн. 2: Очерки. М.: Изд-во "Новости", 1995. С. 257.

Клоотс был казнён вместе с эбертистами по обвинению в шпионаже, на деле же за пропаганду идей революционной войны и «всемирного союза республик», проведение в жизнь которых однозначным образом вело Францию к войне со всей Европой, что в любом случае хотели избежать Робеспьер и его сторонники, выступавшие за налаживание мирных отношений с иностранными державами, так что пропаганду Клоотса робеспьеристы воспринимали как попытку втянуть Францию в гибельную для неё войну, прикрываемую крайне революционными призывами, что казалось им несомненным признаком «аристократизма» (то есть контрреволюции, так как в то время под «аристократами» понимали всех противников революции и республики независимо от происхождения).

Крупнейшие литературные и публицистические работы Клоотса

• «Certitudes des preuves du Mohammédanisme» (Лондон, 1780)
• «L’orateur du genre humain ou dépèches du prussien Cloots au prussien Herzberg» (1791)
• «Base constitutionelle de la république du genre humain» (1793)

Литература и ссылки

• [vive-liberta.narod.ru/journal/cloots_vngrd.pdf Виноградская П. доклад «Анахарзис Клоотс» в «Вестнике коммунистической Академии» от 1929 г. (кн. 33) С.200-225]
• При написании статьи использовался материал из Большой Советской и Советской исторической энциклопедий.
• При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).
• [vive-liberta.narod.ru/doc/cloots1.pdf Клоотс А. Конституционные основы республики человеческого рода]
• [vive-liberta.narod.ru/doc/cloots2.pdf Клоотс А. Речь в Конвенте 27 брюмера II года]
• [web.archive.org/web/20061024054028/vive-liberta.narod.ru/discuss/process_louis_dscss.htm Клоотс в процессе над Людовиком XVI]

Отрывок, характеризующий Клоотс, Анахарсис

Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели – Москвы. Столица взята; русское войско более уничтожено, чем когда нибудь были уничтожены неприятельские войска в прежних войнах от Аустерлица до Ваграма. Но вдруг вместо тех случайностей и гениальности, которые так последовательно вели его до сих пор непрерывным рядом успехов к предназначенной цели, является бесчисленное количество обратных случайностей, от насморка в Бородине до морозов и искры, зажегшей Москву; и вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие примеров.
Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.
Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.


Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.

Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.