Зринская, Катарина

Ана Катарина Зринская
Ana Katarina Zrinska
Бюст Катарины Зрински в Чаковце
Род деятельности:	меценат, писательница и поэтесса
Дата рождения:	ок. 1625
Место рождения:	Босильево, Хорватия
Подданство:	Священная Римская империя Священная Римская империя
Дата смерти:	16 ноября 1673(1673-11-16)
Место смерти:	Грац, Австрия
Отец:	Вук Крсто Франкопан
Мать:	Уршула Иннхофер
Супруг:	Пётр Зринский
Дети:	Илона Зриньи (1643–1703) Юдита Петронела (1652–1699) Иван Антун Зринский (1654–1703) Аврора Вероника (1658–1735)

Графиня Ана Катарина Зринская (хорв. Ana Katarina Zrinska, венг. Frangepán Anna Katalin; ок. 1625, Босильево, Хорватия — 16 ноября 1673, Грац, Австрия) — представительница знатного хорватского рода Франкопанов. Она вышла замуж за графа Петра Зринского из влиятельного хорватского рода Зринских в 1641 году и впоследствии вошла в историю как Катарина Зринская. В современной Хорватии она почитается как меценат, писатель и патриот. Она умерла в безвестности в монастыре в Граце после провала заговора Зринских-Франкопана в 1671 году и последующей казни её мужа Петра Зринского.

Катарина Зринская и заговор были забыты до 1860-х годов, когда хорватский политик Анте Старчевич начал кампанию по реабилитации родов Зринских и Франкопанов. История жизни Катарины и её трагической гибели стала широко известна после публикации исторического романа Евгения Кумичича "Заговор Зринских-Франкопана" (хорв. Urota Zrinsko-Frankopanska) в 1893 году. В начале ХХ века, и особенно после Первой мировой войны, стали возникать многочисленные хорватские женские ассоциации, носившие её имя.

В 1999 году Хорватский народный банк выпустил в обращение серебряную памятную монету с изображением Катарины Зринской, в серии Знаменитые хорватки (хорв. Znamenite Hrvatice), вместе с монетами в честь детской писательницы Иваны Брлич-Мажуранич и художницы Славы Рашкай.

Биография

Ранняя жизнь

См. также: Франкопаны и Зринские

Катарина родилась в Босильево, неподалёку от современного хорватского города Карловац, в семье Вуки Крсто Франкопан, представителя знатного хорватского рода Франкопанов, и его второй жены Уршулы Инхофер. Вука Крсто был одним из военачальников в Хорватской военной границе. Сводным братом Катарины, от третьего брака Вуки Крсто, был Фран Крсто Франкопан, будущий политик, общественный деятель и поэт.

Катарина получила домашнее образование, изучив немецкий язык, который был родным для её матери, а также латынь, венгерский и итальянский языки, которым она впоследствии обучала. В 1641 году она вышла замуж за знатного хорватского дворянина Петра Зринского в Карловаце, впоследствии наследовавшего титул бана Хорватии после смерти своего брата Николая Зринского в 1664 году. После же женитьбы супруги большую часть своего времени проводили в Озальском замке, родовой резиденции Зринских.

Надо отметить, что Катарина была очень хорошо образована и эрудирована, во многом благодаря богатым частным библиотекам в обоих домах отца и мужа. В 1660 году она написала молитвенник под названием Putni tovaruš, который был напечатан в 1661 году в Венецианской республике, прежде чем был представлен в качестве подарка хорватскому лексикографу XVII века Ивану Белостенецу (книга была позже переиздана в 1687 и 1715 годах в Любляне, а затем и в 2005 году в Чаковеце).

Дети

См. также: Зриньи, Илона и Зрински, Иван Антун

У Катарины и Петра было четверо детей, рождённых в период с 1643 по 1658 год:

• Елена (1643 – 18 февраля 1703)

Известная как Елена Зринская в Хорватии и Илона Зриньи в Венгрии, она вышла замуж за трансильванского князя Ференца I Ракоци в 1666 году. После его смерти в 1676 году Елена стала женой Имре Тёкёли, венгерского политического деятеля, в 1682 году. Её сыном от первого брака был Ференц II Ракоци, руководитель антигабсбургской национально-освободительной войны венгерского народа 1703—1711 годов. В конце своей жизни она провела 7 лет, заточённой в монастыре урсулинок в Австрии, после чего была сослана в Турцию в 1699 году, где она и умерла 4 года спустя. В нынешнее время Елена Зринская почитается как национальная героиня Венгрии и Хорватии.

• Юдита Петронела (1652–1699)

Провела большую часть своей жизни в монастырях, скончалась будучи монахиней в монастыре клариссинок в Загребе.

• Иван IV Антун Балтазар (26 августа 1654 – 11 ноября 1703)

Иван Антун Зринский был единственным сыном Катарины. После непродолжительной военной карьеры он был обвинён австрийскими властями в государственной измене и заключён в тюрьму. Сначала он содержался в Раттенберге (Тироль), а затем находился в заточении в замке Шлоссберг (Грац), где и провёл последние 20 лет своей жизни. В конце концов Иван Антун сошёл с ума и умер в 1703 году.

• Аврора Вероника (1658 – 19 января 1735)

Младший ребёнок пары и последний представитель некогда влиятельнейшего рода Зринских. После краха Зринских-Франкопана, она пробыла большую часть своей жизни монахиней. Умерла Аврора Вероника в монастыре урсулинок в Клагенфурте.

Заговор Зринских-Франкопана

См. также: Заговор Зринских-Франкопана и Вашварский мир

После крайне непопулярного Вашварского мира, подписанного в 1664 году австрийскими Габсбургами и Османской империей, согласно которому Австрия возвращала туркам часть хорватских и венгерских территорий, захваченных у них во время Австро-турецкой войны 1663—1664 годов, был организован заговор с участием хорватской и венгерской знати против Габсбургов. Лидерами заговорщиков были муж Катарины Пётр Зринский, её же сводный брат Фран Крсто Франкопан и венгерский граф Ференц Вешшеленьи. Заговор не получил необходимой поддержки, а в марте 1670 года все трое его лидеров были заключены в тюрьму. 30 апреля 1671 года Пётр и Фран Крсто были казнены в Винер-Нойштадте. Накануне своей казни Пётр написал прощальное письмо жене Катарине, в котором просил прощения и благословения у Бога для своих близких.

Крах заговора пришёл к фактическому уничтожению рода Зринских, а их владения и имущество были либо конфискованы, либо разграблены. Катарина была арестована и заключена в тюрьму в городе Брукк-ан-дер-Мур, а затем приговорена к заточению венским судом. Оставшиеся годы своей жизни Катарина провела в доминиканском монастыре в Граце вместе со своей дочерью Авророй Вероникой, где и скончалась 16 ноября 1673 года.

Наследие и признание

Хорватский политик Анте Старчевич считается первым, кто начал кампанию по политической реабилитации руководителей заговора Зринских-Франкопана в своей речи 26 июля 1861 года в хорватском парламенте. Его речь стимулировала возрождение интереса ко всей этой истории и личностям Петра Зрински и Франа Крсто Франкопана. Эти имена стали звучать публично и использовались в призывах хорватских политиков к ещё большей хорватской независимости от Австро-Венгрии. В 1880 году был даже создан комитет для переноса останков заговорщиков из Винер-Нойштадта в Хорватию. В 1893 году писатель и политик Евгений Кумичич опубликовал исторический роман под названием «Заговор Зринских-Франкопана» (хорв. Urota Zrinsko-Frankopanska), что способствовало и дальнейшему росту славы этих героев как хорватских патриотов и мучеников за свободу.

В итоге останки заговорщиков были переданы в Хорватию в 1919 году и были встречены толпами людей в Загребе. К этому времени Катарина Зринская также почиталась как великая хорватская женщина прошлого и символ патриотизма. В годы, предшествовавшие Первой мировой войне, по всей Хорватии и среди диаспор хорватов в других странах возникали женские общества, носившие имя Катарины Зринской. Старейшей такой организацией была «Хорватская женщина» (хорв. Hrvatska žena), основанная в 1914 году в чилийском Пунта-Аренасе.

В 1919 году в Карловаце была образована Katarina Zrinjska, первая такая женская организация в Хорватии. В общество входили женщины среднего класса и католического вероисповедания, целью которых было в поощрении своих членов, чтобы те были добрыми католичками, честными гражданам, образцовыми матерями и т.д.. Достигалось это путём проведения пикников, концертов, лекций и других подобных мероприятий. Подобные общества были активны до начала 1940-х годов, пока не были распущены в мае 1943 года указом правительства марионеточного Независимого государства Хорватия.

После распада Югославии в начале 1990-х годов эти женские организации начали возрождаться.

Множество площадей и улиц в Хорватии носят имя Катарины Зринской, включая и Площадь Катарины (хорв. Katarinin trg) в центральной части Загреба.

В 1999 году Хорватский народный банк выпустил в обращение серебряную памятную монету с Катариной Зрински в серии "Знаменитые женщины Хорватии», достоинством в 200 кун.

Ссылки

• [www.hnb.hr/numiz/zla-sre/katarina/h-z-katarina.htm?tsfsg=e332bbd39f476278d48b332aa05292a1 Краткая биография Катарины Зрински] на сайте Хорватского народного банка  (хорв.)
• [www.matica.hr/HRRevija/revija2007_3.nsf/AllWebDocs/Drustvo_Katarina_grofica_Zrinski Статья о Катарине Зрински], опубликованная в июле 2007 года Matica hrvatska  (хорв.)

Отрывок, характеризующий Зринская, Катарина

– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.