Ангальт-Цербст (княжество)

Ангальт-Цербст
Anhalt-Zerbst
княжество
← 1252 — 1396 →   →
Герб
Столица	Цербст
Язык(и)	немецкий
Форма правления	монархия

К:Появились в 1252 годуК:Исчезли в 1396 году

А́нгальт-Цербст (нем. Anhalt-Zerbst) — немецкое княжество на территории современной германской федеральной земли Саксония-Анхальт, существовавшее в период 1252—1396, 1544—1570 и 1603—1793 годов и принадлежавшее роду Асканиев. Первоначально образовалось путём деления княжества Ангальт на три княжества: Ангальт-Ашерслебен, Ангальт-Бернбург и Ангальт-Цербст.

Графство Ангальт было образовано путём наследования старшим сыном герцога Саксонии Бернхарда III, Генрихом I части отцовских владений в 1212 году. В 1213 году он был возведён в княжеское достоинство. В 1252 году Генрих скончался, оставив 5 сыновей, двое из которых избрали духовную карьеру, а трое других разделили Ангальт на 3 части.

Старшая линия Ангальт-Цербст

Родоначальником старшей линии стал пятый сын Генриха I, Зигфрид I (1230 — после 1298), получивший при разделе отцовских владений Дессау, Кётен, Косвиг и Рослау. После смерти ландграфа Тюрингии Генриха Распе в 1247 году во время Войны за тюрингское наследство захватил Саксонское пфальцграфство, предъявив на него претензии как внук по матери ландграфа Германа I Тюрингского, но позже отказался от прав на него в пользу Веттинов, получив взамен компенсацию.

Его сын, Альбрехт I (ум. в 1316 году) в 1307 году приобрел в лен часть города Цербст, находившегося в руках маркграфов Бранденбурга, по названию которого княжество и получило своё название Ангальт-Цербст.

Его сыновья в 1370 году приобрели ещё и графство Линдау.

В 1396 году владения были разделены между двумя сыновьями князя Иоганна I (ум. ок. 1382): Второй сын, Альбрехт IV (ум. в 1423 году), получил во владение Кётен, стал родоначальником линии Ангальт-Цербст-Кётен, а старший, Сигизмунд I (ум. в 1405 году), получил Цербст и Дессау, став родоначальником линии Ангальт-Цербст-Дессау.

Вторая линия Ангальт-Цербст

Вторая линия Ангальт-Цербста берёт начало в 1544 году, когда сыновья Эрнста I, князья Ангальт-Дессау, управлявшие княжеством совместно, решили поделить земли. Второму (и старшему на тот момент) сыну, Иоганну V достался Цербст и таким образом княжество было возрождено.

В 1570 году один из его сыновей, князь Иоахим Эрнст, объединил, в результате смерти родственников, под своей властью все ангальтские земли. Он издал новые законы для своих владений, положив начало новому государственному устройству этих земель. У него было 7 сыновей, но к моменту смерти в живых остались только пятеро, которые в 1603 году снова разделили отцовские земли на 5 княжеств. Иоганн Георг I (1567—1618) получил Ангальт-Дессау, Кристиан I (1568—1630) — Ангальт-Бернбург, Август (1575—1653) — Ангальт-Плёцкау, Людвиг (1579—1650) — Ангальт-Кётен, а Рудольф (1576—1621) — Ангальт-Цербст. Сыновья Людвига Ангальт-Кётенского умерли бездетными, а от остальных пошли 4 ветви рода — Дессауская, Бернбургская, Кётенская и Цербстская.

Третья линия Ангальт-Цербст

Рудольф, пятый сын князя Иоахима Эрнста, получивший при разделе отцовских владений в 1603 году северную часть Ангальта со столицей в городе Цербст, таким образом стал родоначальником новой ветви Ангальт-Цербста.

В 1621 году Рудольфу наследовал его сын Иоганн (1621—1667). От двух из его сыновей пошли две линии рода.

Родоначальником старшей линии стал третий сын Карл Вильгельм (1652—1718). Линия угасла после смерти в 1742 году его сына, князя Иоганна Августа (1677—1742).

Младшая ветвь — Ангальт-Дорнбург, пошла от шестого сына Иоганна, Иоганна Людвига. Его сын Кристиан Август (1690—1747) служил на прусской военной службе, причём в 1742 году получил звание генерал-фельдмаршала. В 1742 году он унаследовал Ангальт-Цербст после прекращения старшей линии.

Дочь Кристиана-Августа, София Августа Фридерика, была выдана замуж за наследника русского императорского престола, и в 1762 году вошла в историю под именем Екатерина II, став императрицей Российской империи.

Брат Екатерины II, Фридрих Август получил герцогский титул, однако он не оставил детей, и после его смерти в 1793 году ветвь угасла, а её владения перешли к князьям Ангальт-Бернбурга.

• Zerbst Schlossruine.jpg

  Замок в Цербсте

Отрывок, характеризующий Ангальт-Цербст (княжество)

Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.