Ангарский, Николай Семёнович

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Клестов и Ангарский

Николай Семёнович Ангарский
Николай Семёнович Клестов
Дата рождения:	18 декабря (6 декабря) 1873(1873-12-06)
Дата смерти:	27 июля 1941(1941-07-27) (67 лет)
Место смерти:	Москва
Партия:	ВКП(б)
Род деятельности:	революционер, партийный литератор

Никола́й Семёнович Анга́рский настоящая фамилия Клесто́в (6 декабря 1873, Смоленск — 27 июля 1941) — революционер, большевик, литературный критик, партийный литератор.

Биография

Николай Клестов родился в 1873 году в Смоленске в купеческой семье, — его отец был владельцем первого в Смоленске книжного магазина. Клестов был исключен из гимназии за хранение революционной литературы. В 1896 году по доносу служащих библиотеки арестован за хранение с целью распространения нелегальной литературы. 23 июля 1897 года по высочайшему повелению был подвергнут 3-месячному тюремному заключению и отдан под надзор полиции на 2 года с правом проживания вне столиц и университетских городов.

Член Коммунистической партии с 1902 года. Летом 1902 года уехал за границу. Был председателем студенческой столовой в Париже, работал в Тургеневской библиотеке; примыкал к группе содействия «Искре». Зимой 1902 года вернулся в Россию.

С 1904 года вёл партийную работу в Екатеринодаре, Ростове-на-Дону, Екатеринославе, Харькове, Москве, Петербурге.

9 декабря 1905 года арестован, сослан в Туруханский край на 5 лет. Весной 1906 года бежал из Омской тюрьмы и до 1909 года работал нелегально в Москве и Петербурге.

Участвовал в Революции 1905—1907; создавал в Москве большевистские типографии, полулегальный книжный склад «Весна», организовал издание «Капитала» К. Маркса (1907—09); вместе с М. С. Кедровым в издательстве «Зерно» выпустил сборник работ В. И. Ленина «За 12 лет» и «Аграрный вопрос» (часть I), серию социал-демократических брошюр «Книжки для всех», «Календарь для всех на 1908 год».

В 1909 году снова арестован и сослан в Туруханский край, отбывал ссылку на реке Ангара, откуда вернулся в 1912 году.

После Февральской революции 1917 член Московского комитета РСДРП(б), Исполкома Моссовета, заведующий его отделом печати. Был делегатом 7-й (Апрельской) конференции и 6-го съезда РСДРП(б). Участник Октябрьского вооруженного восстания в Москве, член ВРК Хамовнического района.

В 1918 году с формулировкой «за выступление против политики партии в деревне» был исключен из РКП(б). В 1919 году был восстановлен в партии.

До 1929 года работал в Моссовете, одновременно в 1919—1922 редактор журнала «Творчество», в 1922—1924 редактор литературных сборников «Недра», с 1924 года руководил издательством «Недра». В 1929—1931 гг работал торгпредом СССР в Литве, в 1932—1936 гг — на той же должности в Греции. С 1936 года председатель Всесоюзного внешнеторгового объединения «Международная книга». С 1939 года работал в ИМЭЛ. Автор работ по истории партии и революционного движения, литературно-критических статей.

Арестован 12 мая 1940 года. Обвинен в том, что до революции на протяжении длительного времени являлся агентом царской охранки, а после революции стал агентом германской разведки и участником некоей контрреволюционной вредительской организации. На допросах к Ангарскому применялись пытки и избиения, в результате которых он оговорил четверых своих знакомых; все они также были арестованы. Ныне опубликован протокол допроса Ангарского, из которого явствует, что Ангарский признал себя виновным во всех изначально предъявленных ему сфабрикованных обвинениях, а также и в том, что он был агентом не только германской, но и английской разведки (с 1924 года), и проводил вражескую работу в Греции и во внешнеторговом объединении «Международная книга». 6 июля 1941 года на закрытом заседании Военной коллегии Верховного суда СССР Ангарский был приговорен к расстрелу.

После приговора Ангарский написал в Президиум Верховного Совета СССР ходатайство о помиловании, в котором заявлял:

«…Страшные, жуткие угрозы, сопровождаемые ударами резины, заставили меня стать на путь лжи. Я оклеветал себя. Я оклеветал целый ряд лиц, участвующих в моем деле…… Мне следствие рисовало радужные перспективы, твердо обещало административную высылку, если я признаю себя шпионом и вредителем…… И я вступил на путь огромного оболгания себя и других. Меня уверяли, что пошлют в суд хорошую обо мне характеристику, и если, говорили мне, вы будете хорошо вести себя на суде, если все подтвердите, то мы вас не оставим…»

Прошение Ангарского было оставлено без удовлетворения. 27 июля 1941 года он был расстрелян на расстрельном полигоне «Коммунарка».

Ангарский-Клестов был реабилитирован в 1956 году. В 1968 году его именем была названа библиотека в городе Ангарске: работу с библиотекой курировала его дочь Мария.

Сочинения

• «Октябрьское восстание в Москве». М., 1922.
• «Хамовники в октябре 1917 г.». М., 1922.
• «Легальный марксизм» (вып. 1), 1925.
• «Московский совет в двух революциях», 1928.

Семья

• Жены — Зинаида Константиновна Казанцева (ум. 1918), Лидия Осиповна Ангарская.
• Дочь — Мария Николаевна Ангарская (род.1912)

Литература

• Бережной А. Ф., Смирнов С. В. Бойцы революции. — Л., 1969.
• Большая Советская энциклопедия: В 30 т. // 3-е изд. — М., 1969—1978. — Т. 12. — С. 297.

Отрывок, характеризующий Ангарский, Николай Семёнович

– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.


На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.