Ангелопулос, Теодорос

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Теодорос Ангелопулос
Θόδωρος Αγγελόπουλος

Тео Ангелопулос в 2009 году
Дата рождения:

27 апреля 1935(1935-04-27)

Место рождения:

Афины, Греция

Дата смерти:

24 января 2012(2012-01-24) (76 лет)

Место смерти:

Пирей, Греция

Гражданство:

Греция Греция

Профессия:

кинорежиссёр
сценарист
актёр

Карьера:

19652012

Награды:

«Золотая пальмовая ветвь» (1998)

Теодо́рос (Те́о) Ангело́пулос (греч. Θόδωρος Αγγελόπουλος; 27 апреля 1935, Афины — 24 января 2012[1]) — греческий кинорежиссёр, лауреат многих мировых кинофестивалей. Назывался в числе лучших режиссёров мирового кино[2][3].





Биография

В Греции Ангелопулос изучал право. Затем, пройдя военную службу, он поехал в Париж и поступил в Сорбонну, но вскоре покинул её ради IDHEC (Института высшего кинематографического образования). В 1964 году вернулся в Грецию, работал журналистом и кинокритиком в левом журнале «Демократический выбор».

Первый короткометражный фильм создал в 1968 году. В 1970-е поставил серию из нескольких фильмов, посвящённых истории Греции в XX веке: «Дни 1936 года» (1972), «Комедианты» (1975) и «Охотники» (1977). Известен своим стилем, для которого характерно замедленное повествование и долгие кадры (например, в фильме «Комедианты» на 230 минут экранного времени приходится всего 80 кадров).

Фильмы Ангелопулоса шесть раз отбирались в основную программу Каннского кинофестиваля и на четырёх из них удостаивались наград, в том числе главного приза фестиваля — «Золотой пальмовой ветви» (1998, за фильм «Вечность и один день»). Кроме того, Ангелопулос пять раз был удостоен главного приза за лучший греческий фильм кинофестиваля в Салониках.

В 1991 году за фильм Прерванный шаг аиста был отлучён от Элладской православной церкви митрополитом Флоринским Августином.[4]

Часто работал с оператором Йоргосом Арванитисом, композитором Элени Караиндру и сценаристом Тонино Гуэрра.

В 2000 году Ангелопулос возглавил жюри XXII Московского международного кинофестиваля.

24 января 2012 года Теодорос Ангелопулос попал под мотоцикл на съемках нового фильма «Другое море», которые проходили на шоссе в южном предместье Афин. После наезда режиссёр упал в четырёхметровый бетонный колодец. Его в критическом состоянии доставили в больницу, где врачи попытались оказать ему помощь в отделении интенсивной терапии, но режиссёр скончался[5].

Награды

Фильмография

Любимые фильмы Ангелопулоса

Опрос Sight & Sound (2002)[6]

Напишите отзыв о статье "Ангелопулос, Теодорос"

Примечания

  1. [www.lefigaro.fr/flash-actu/2012/01/24/97001-20120124FILWWW00721-deces-du-cineaste-theo-angelopoulos.php Décès du cinéaste Théo Angelopoulos]  (фр.)
  2. Thomson D. The New Biographical Dictionary of Film. — Alfred A. Knopf, 2002. — P. 21—22. — ISBN 0-375-41128-3.
  3. Разлогов К., Лаврентьев С., Марголит Е. Первый век кино: Популярная энциклопедия. — М.: Локид, 1996. — С. 192—193. — ISBN 5-320-00125-8.
  4. [archive.in.gr/news/gff2002/020104.htm Υποσχέσεις, προσδοκίες, αισιοδοξία], archive.in.gr
  5. [www.gudok.ru/incident/?pub_id=424021 Не стало легендарного сына Греции]. // gudok.ru. Проверено 25 января 2012.
  6. [www.bfi.org.uk/sightandsound/polls/topten/poll/voter.php?forename=Theo&surname=Angelopoulos BFI | Sight & Sound | Top Ten Poll 2002 - How the directors and critics voted]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Ангелопулос, Теодорос

В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.