Ангеларий Охридский

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ангелярий Охридский»)
Перейти к: навигация, поиск

Ангела́рий (Ангеля́р) О́хридский (греч. Αγγελάριος Αχρίδας; I пол. IX века — ок. 866) — ученик и сподвижник святых равноапостольных Кирилла и Мефодия в Великой Моравии и Паннонии. Входит в группу святых седмочисленников, состоящую из славянских просветителей и их ближайших учеников — святых Климента и Наума Охридских, Горазда и Саввы (иногда вместо последнего называется Лаврентий). Биографические сведения об Ангеларии весьма скудны и относятся к последнему году его жизни.



Биография

Судя по имени, более характерному для западнохристианского мира, Ангеларий был, вероятно, уроженцем Великой Моравии или Паннонии. Помещение имени Ангелария в житии святого Климента в числе особо выделенных учеников святых Кирилла и Мефодия свидетельствует о деятельном участии Ангелария в литературных и переводческих трудах Моравской миссии по крайней мере во времена архиепископства Мефодия, хотя конкретные его труды неизвестны. Сведений о сане Ангелария текст не содержит.

После кончины Мефодия в 885 году Ангеларий вместе с Гораздом, Климентом и Наумом попал в ту группу славянских священнослужителей, которая по приказу франкского епископа Вихинга (чешск.) и князя Святополка была заключена в темницу, где на узниках трижды чудесным образом распадались оковы. Выпущенные (кроме Горазда) из темницы, они были затем жестоко избиты, раздеты и под конвоем немецких воинов, постоянно угрожавших им смертью, изгнаны из великоморавской столицы Велеграда.

С большими трудностями и лишениями они добрались до Сирмия (ныне Сремска-Митровица) и через Дунай переправились в Белград, бывший тогда болгарской пограничной крепостью. Городской начальник (боритаркан), знавший о желании равноапостольного князя Бориса Болгарского иметь в Болгарии славянских священнослужителей, радушно принял их и вскоре переправил в столицу болгарской державы Плиску, где изгнанники нашли приют в знатных домах. Ангеларий поселился в доме болярина Чеслава, но от пережитых страданий и лишений вскоре скончался. Место его погребения неизвестно.

Почитание

Персональные житие, служба, день памяти в месяцесловах, а также самостоятельное почитание и иконография (отдельные от святых Седмочисленников) отсутствуют. По всей видимости, в виду этого, имя Ангеларий так и не получило распространения в средневековом славянском мире.

Почитание Ангеляра в Охриде основывается в связи с его упоминанием в житии святителя Климента Охридского.

Напишите отзыв о статье "Ангеларий Охридский"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Ангеларий Охридский

Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…