Ангерран II де Понтье

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ангерран II де Понтье
фр. Enguerrand II de Ponthieu
Граф де Понтье
1052 — 1053
Предшественник: Гуго (Юг) II
Преемник: Ги I де Понтье
Сеньор д’Омаль
1052 — 1053
Предшественник: Гуго (Юг) II
Преемник: Аделаида Нормандская
 
Смерть: 25 октября 1053(1053-10-25)
Сен-Обен-сюр-Ски
Род: Дом д'Аббевиль
Отец: Гуго (Юг) II
Мать: Берта д'Омаль
Супруга: Аделаида Нормандская
Дети: Аделаида, Элиссенда

Ангерра́н II де Понтье́ (фр. Enguerrand II de Ponthieu; ум. 25 октября 1053 года) — граф Понтье и сеньор д’Омаль1052), один из лидеров восстания нормандских баронов против Вильгельма Завоевателя в 10531054 гг.





Биография

Ангерран II был сыном Гуго II, графа де Понтье, и Берты, наследницы сеньории Омаль. После смерти отца в 1052 году он унаследовал оба этих лёна. По графству Понтье Ангерран II был прямым вассалом королей Франции, по сеньории Омаль — вассалом герцогов Нормандии. Отец Ангеррана проводил политику сближения с Нормандией. Он организовал брак своей дочери с Вильгельмом де Талу, младшим сыном нормандского герцога Ричарда II, а Ангерран II женился на Аделаиде, сестре герцога Вильгельма Незаконнорожденного (будущего завоевателя Англии). Однако, вероятно по причине недопустимой степени родства со своей женой, в 1049 году Ангерран был отлучён от церкви на соборе в Реймсе.

Когда в 1053 году Вильгельм де Талу, укрепив своё замок Арк в Верхней Нормандии, поднял восстание против юного герцога Вильгельма Незаконнорожденного, оспорив права последнего на нормандский престол, Ангерран II присоединился к мятежникам. Вскоре Арк был осаждён войсками герцога. Ангерран II во главе небольшого отряда рыцарей направился на помощь своему союзнику, но 25 октября 1053 года был разбит и убит в сражении под стенами Арка у местечка Сен-Обен-сюр-Ски. Вскоре мятеж был подавлен, а Вильгельм де Талу изгнан из Нормандии. За участие в восстании герцог Вильгельм конфисковал сеньорию Омаль у наследников Ангерран II и передал её жене погибшего графа Аделаиде Нормандской. Впоследствии в Омале установилось правление потомков Аделаиды от её третьего супруга Эда III де Блуа. Понтье отошло младшему брату (по другим источникам — сыну)[1] Ангеррана II графу Ги I де Монтрею.

Брак и дети

От брака с Аделаидой Нормандской (ум. ок. 1090), сестрой Вильгельма Завоевателя, Ангерран II имел двух дочерей:

По некоторым источником преемник Ангеррана II в графстве Понтье также был его сыном, а не братом:

Напишите отзыв о статье "Ангерран II де Понтье"

Примечания

  1. [fmg.ac/Projects/MedLands/NORTHERN%20FRANCE.htm#EnguerrandMontreuildied1053 См. источники о происхождении Ги I де Монтрея на сайте Фонда средневековой генеалогии]  (англ.)

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/NORTHERN%20FRANCE.htm#GuyIPonthieudied1100B Генеалогия Ангеррана II де Понтье на сайте Фонда средневековой генеалогии]  (англ.)
  • [gpierrepont.free.fr/IMG/ComtePonthieu.pdf Происхождение графов Понтье]  (фр.)

Литература

  • The Carmen de Hastingae Proelio of Bishop Guy of Amiens. Под ред. К. Мортон и Х. Мунца. — Oxford at the Clarendon Press, 1972.
  • Pierre Bauduin. La première Normandie (Xe-XIe siècles). — 2004



 Предшественник 
Гуго II де Понтье
 граф Понтье
1052 — 1053
Преемник
Ги I де Понтье
 сеньор Омаля
1052 — 1053
Преемник
Аделаида Нормандская

Отрывок, характеризующий Ангерран II де Понтье

– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?