Реформация в Англии

Реформация

95 тезисов Формула согласия Контрреформация Движения и деноминации   Протестантизм Реформация в Германии Лютеранство Анабаптизм Реформация в Швейцарии Кальвинизм Реформация в Нидерландах Меннонитство Реформатство Реформация в Англии Англиканство Пуританство Реформация в Шотландии Пресвитерианство Реформация во Франции Гугеноты Реформация в Речи Посполитой Социнианство Реформация в Италии Ключевые события   Лейпцигский диспут Вормсский эдикт Крестьянская война в Германии Шпайерская протестация Марбургский диспут Аугсбургский рейхстаг Аугсбургский религиозный мир Вестфальский мир Деятели Реформации   Мартин Лютер (Г, 1483–1546) Филипп Меланхтон (Г, 1497–1560) Ганс Таусен (Д, 1494–1561) Олаус Петри (Швец, 1493–1552) Ульрих Цвингли (Швейц, 1484–1531) Жан Кальвин (Швейц, 1509–1564) Томас Кранмер (А, 1489–1556) Джон Нокс (Шот, 1514?–1572) Предтечи Реформации   Вальденсы Авиньонское пленение пап (1309–1377) Лолларды Великий западный раскол (1378–1417) Гуситские войны (1420 до ~1434) Северное Возрождение

Англия — страна, известная своими реформаторскими тенденциями. Ещё в XIV веке Библия была переведена на английский язык Джоном Уиклифом, а его последователи — лолларды — скрытно продолжали существовать на острове и вести свою проповедь. В 1525 году Уильям Тиндейл напечатал свой перевод Нового Завета, что позволило многим желающим ознакомиться с текстом Библии. Однако решающую роль в Реформации в Англии предстояло сыграть другому человеку. Реформацию в Англии можно в полном смысле назвать «Реформацией сверху», так как во главе её стал английский король Генрих VIII.

Предпосылки

Роль Генриха VIII и королевских браков

Генрих VIII вступил на английский трон в 1509 году в возрасте 17 лет. В июне 1509 года, сразу после коронации в день солнцестояния, он заключил династический брак с Екатериной Арагонской, вдовой своего брата Артура. В отличие от отца, скрытного и консервативного, молодой Генрих казался воплощением рыцарства и общительности. Он был католиком и посещал до пяти месс в день (исключая время охотничьего сезона). Он обладал «мощным, но не оригинальным» умом, и не расставался с советниками, находясь под их влиянием. На него тем самым влиял любой, кто рассказывал ему свои идеи.

Это способствовало вражде между его молодыми современниками и лордом-канцлером, кардиналом Томасом Уолси. Пока Генрих прислушивался к Уолси, он придерживался католицизма и ничего бы против не сделал: в 1521 году он выступил в защиту католической церкви от обвинений в ереси со стороны Мартина Лютера. Сделал он это в книге, написанной, вероятно, со значительной помощью Томаса Мора, под заглавием В защиту семи таинств, за которую он получил от папы Льва X титул «Защитник веры» (Fidei defensor). (Английские и британские монархи сохранили этот титул до наших дней, даже после того как Англиканская церковь отделилась от католицизма, отчасти потому, что после раскола титул вновь был присвоен, на этот раз парламентом.) Среди врагов Уолси при дворе были те, на кого повлияли идеи лютеранства, включая привлекательную и харизматичную Анну Болейн.

Анна была воспитана во Франции королевой Клод, и прибыла к английскому двору в 1522 году как фрейлина королевы Екатерины. К концу 1520-х Генрих решил, что его брак с Екатериной должен быть аннулирован. Все рождавшиеся сыновья умирали в младенчестве, а Генрих хотел иметь сына для продолжения династии Тюдоров.

Отец Генриха (Генрих VII) взошёл на престол после окончания гражданской войны между претендентами на корону Англии. Генрих хотел избежать неопределённости порядка наследования, приведшей к той войне. Единственным выжившим ребёнком Екатерины была принцесса Мария.

Генрих объявил, что наследник мужского пола не рождался, потому что брак был «омрачён в глазах Бога». Екатерина была женой его покойного брата, и следовательно женитьба на ней Генриха противоречила библейским учениям (Лев. 20:21); перед свадьбой нужно было получить разрешение от Юлия II. Генрих утверждал, что этого не было сделано, и поэтому брак никогда не был в силе. В 1527 году Генрих попросил Климента VII аннулировать брак, но папа отказался. Климент находился под влиянием императора Священной Римской империи Карла V, чьи войска в начале того же года разграбили Рим и некоторое время держали Папу в плену.

Сочетание этих обстоятельств и его увлечения Анной Болейн подогрело его желание избавиться от тогдашней королевы. В 1529 году канцлер Уолси был обвинён в посягательстве на власть короля и его правительства (признание власти папы выше власти Короны) и умер в ноябре 1530 года по пути в Лондон, куда он ехал для ответа на обвинения в государственной измене. Так Генрих оказался открытым для противоборствующих влияний сторонников королевы и тех, кто стоял за отказ от верности Риму, и для которых аннулирование было хорошей возможностью.

Дискуссия в парламенте

В 1529 король собрал Парламент для решения вопроса об аннулировании, в котором встретились те, кто хотели реформ, но были не согласны друг с другом по поводу того, что и как именно должно измениться. Там были недовольные привилегией церкви призывать мирян к своим судам; были те, на кого повлияли идеи Лютера, и кто враждебно относился к Риму; Томас Кромвель принадлежал к обеим группам. Канцлер Генриха Томас Мор, сменивший Уолси, также хотел реформ: он хотел новых законов против ереси.

Кромвель был адвокатом и членом парламента — протестантом, который понимал, как парламент можно использовать для усиления королевской власти, чего хотел Генрих, и для распространения протестантских верований и практик, чего хотели Кромвель и его друзья. Одним из его ближайших друзей был Томас Кранмер, будущий архиепископ.

По вопросу отмены не казались возможными какие-либо продвижения. Папа боялся Карла V больше, чем Генриха. Анна и Кромвель и их союзники хотели просто игнорировать папу, но в октябре 1520 года собрание духовенства и юристов сообщило, что парламент не может уполномочить архиепископа действовать против запрета папы. Тогда Генрих решил запугать священников.

Действия короля против английского духовенства

Оставшись без Уолси, Генрих VIII, чтобы добиться согласия на аннулирование, окончательно решил обвинить всё английское духовенство в посягательстве на королевскую власть. Принятый в 1392 году закон, запрещавший подчиняться власти Папы или других иностранных правителей, ранее использовался на судебных разбирательствах против отдельных лиц. Теперь Генрих, сначала обвинивший сторонников Екатерины, епископов Джона Фишера, Николаса Уеста и Генриха Стэндиша и архидьякона Эксетера Адама Трэверса, решил действовать против всего духовенства. Генрих потребовал от церкви заплатить £100 000 за прощение. Духовенство хотело платить частями в течение пяти лет. Генрих отказал. Церковное собрание ответило тем, что отказалось платить вообще, и потребовало от Генриха предоставить определённые гарантии, прежде чем они дадут ему деньги. Генрих отказался выполнять эти условия. Он согласился только на пятилетний срок платежа и следующие условия:

1. Духовенство признаёт Генриха «единственным защитником и верховным главой церкви и духовенства Англии»
2. Король имеет духовную юрисдикцию
3. Привилегии церкви будут сохранены, только если они не умаляют королевской прерогативы и законов
4. Король помилует церковь за посягательство на власть
5. Миряне помилованы также.

Дальнейшие законодательные акты

В 1532 году Архиепископом Кентерберийским был выбран Томас Кранмер, ставленник Генриха, явный сторонник протестантизма. Кранмер в церковном суде расторг брак Генриха и король вступил в следующий брак. В 1534 году парламент принял «Акт о супрематии», который гласил, что король является «верховным главой Английской Церкви». Более Папа в Англии не пользовался никакой властью. Когда Джон Фишер и Томас Мор отказались признать эти решения, они были казнены.

Следующим этапом было закрытие монастырей и конфискация церковных земель. Было закрыто в общей сложности 376 монастырей, а их земли Генрих или оставил себе, или раздал, или продал «новому дворянству», которое поддерживало короля; на секвестрированных землях были проведены огораживания. Однако догматически Английская Церковь оставалась близка к Католической. Но Библия теперь стала доступна в Англии на родном языке.

Реформация в Англии при последующих правителях

После смерти Генриха на трон взошёл его сын Эдуард VI, которому было лишь девять лет. Регентом при нём стал герцог Сомерсет, имевший явную склонность к протестантизму.В 1547 году началось причащение прихожан «под обоими видами». В 1549 году священникам разрешили вступать в брак. В 1549 году была введена Книга общих молитв, содержавшая тексты исключительно на английском языке. Эта книга с небольшими изменениями используется в Церкви Англии до сих пор. В богослужении особое внимание уделялось чтению Библии.

Крамер также участвовал в создании вероисповедального текста, используя советы таких богословов как Джон Нокс. В результате получились «42 статьи», ставшие с 1553 года с королевского согласия официальным документом в Церкви Англии. Статьи были кальвинистскими во взглядах на предопределение и причастие. После утверждения этого акта Эдуард VI умер.

На трон взошла его старшая сестра Мария, дочь Катарины Арагонской. Этот период известен попытками восстановить католицизм в Англии. В это время более 800 представителей английского духовенства были вынуждены бежать, а 300 человек были казнены, в том числе архиепископ Томас Кранмер и Хью Латимер. Во время казни последний сказал своему товарищу по несчастью: «Имейте веру, мистер Ридли, сегодня мы зажигаем костёр, который осветит весь мир».

Однако правление Марии было недолгим. После её смерти королевой стала Елизавета I, которой для подтверждения своего статуса было необходимо признание реформационных изменений своего отца. Елизавета несколько изменила свой титул на «единственного верховного правителя», что предполагало, что хоть она является административным главой Церкви, однако решение догматических вопросов находится в ведении клира. Были пересмотрены «42 статьи», из которых были исключены три. Оставшиеся «39 статей». От всех пасторов потребовали подписаться под этим документом. С 1571 года и до сих пор используются в Церкви Англии. Попытки католических заговоров против королевы сопровождались массовыми казнями их участников, а победа в войне с Испанией была одновременно и окончательной победой протестантизма в Англии.

Библиография

• Susan Brigden. New worlds, lost worlds: the rule of the Tudors, 1485-1603. — Viking Penguin, 2001. — Т. 5. — 433 p. — (The Penguin History of Britain). — ISBN 9780670899852.
• Haigh, Christopher [www.jstor.org/stable/2638647 The Recent Historiography of the English Reformation] (англ.) // Historical Journal. — 1982. — Vol. 25, no. 4. — P. 995–1007.
• Robert Lacey. The Life and Times of Henry VIII. — London: Book Club Associates, 1972. — ISBN 9780297994343.
• T. A. Morris. Europe and England in the Sixteenth Century. — Routledge, 1998.
• Roderick Phillips. Untying the Knot: A Short History of Divorce. — Cambridge University Press, 1991. — ISBN 9780521423700.

См. также

• Протестантизм в Великобритании

Отрывок, характеризующий Реформация в Англии

В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.