Английская революция

Запрос «Английская гражданская война» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Английская революция XVII века, известная также как Английская гражданская война (англ. English Civil War) — процесс перехода в Англии от абсолютной монархии к конституционной, при которой власть короля ограничена властью парламента, а также гарантированы гражданские свободы. Первая гражданская война началась 22 августа 1642 г., когда Карл I приказал поднять своё знамя над замком Ноттингем, а закончилась революция в 1645 г., когда Кромвель создал «Армию нового образца», одержавшую решающую победу в сражении при Нэйзби. Гражданская война завершилась полной победой парламента. Революция открыла путь к промышленной революции в Англии и капиталистическому развитию страны. Происходила в 1640—1650-х годах.

Революция приняла форму конфликта исполнительной и законодательной властей (король против парламента), вылившегося в гражданскую войну, а также религиозной войны между англиканами, католиками и колеблющимися шотландскими пуританами с

Терминология

Термин «Английская гражданская война» является общеизвестным названием революции, однако историки часто разделяют её на 2 или 3 различные войны. Несмотря на то, что понятие описывает события, происходившие в Англии, конфликт также включал в себя войны против Шотландии и Ирландии и их гражданские войны.

В отличие от других гражданских войн в Англии, по сути представляющих собой борьбу за власть, эта война затрагивала ещё и сам образ правления в Британии и Ирландии, и экономическую систему. Поэтому историки называют английскую гражданскую войну английской революцией. В марксистской историографии принято называть её английской буржуазной революцией.

Причины революции

Экономические причины революции

Сельское хозяйство

Открытие Америки в 1492 году обеспечило приток серебра в Европу, что привело к революции цен и инфляции: например, между 1510 и 1580 гг. в Англии цены на продовольствие выросли втрое, а на ткани — на 150 %[scepsis.net/library/id_1205.html]. Эти процессы привели к увеличению прибылей торговой буржуазии и к разорению крестьян и землевладельцев, чьи доходы были фиксированы.

Реформационными мерами в 1536—1540 гг. английские монастыри были закрыты, их имущество конфисковано. Церковные земли были выставлены на продажу и стали собственностью буржуа. Земля становилась привлекательным объектом для помещения капитала. Замкнутость общин стала разрушаться. Капитал из города стал переливаться в деревню, прежде всего в южных и восточных частях Англии. Местные помещики и спекулянты увеличивали ренты и поборы с крестьян, что вело к разорению многих из них. Недовольство крестьян прорывалось в потерпевших поражения восстаниях Роберта Кета в 1549 году и Джона Рейнольдса в 1607 году. Часть самостоятельных крестьян-йоменов смогла в своих хозяйствах организовать производство на рынок, расширяя свои территории и усиливая эксплуатацию своих арендаторов. Технического усовершенствования сельского хозяйства не происходило.

Свободному развитию буржуазных отношений препятствовали феодальные интересы королевского двора, аристократии и епископата, законы и политические учреждения. Часть крестьян также желала жить по-старому и выплачивать фиксированную ренту. Большинство помещиков и крестьян, особенно на севере и западе страны, не были затронуты буржуазными отношениями.

Торговля и промышленность

В конце XVI — начале XVII вв. в Англии начался промышленный подъем, который привел к большому увеличению объема английской торговли. Происходил переход от вывоза сырья к вывозу готовых изделий. Англия перестала быть лишь поставщиком сырья для западноевропейских стран и стала конкурировать с их производством. Началась английская колониальная экспансия с целью поиска рынков и сырья. Развитие заморской торговли заставило коммерческие классы Англии острее почувствовать ограничения, задерживавшие их развитие внутри страны.

В средние века торговля и промышленность были сосредоточены в городах, где цехи строго контролировали их. Эта система предполагала наличие устойчивого и закрытого местного рынка. Теперь рынок расширялся. Вся нация стала единым экономическим целым и местные преграды для торговли рухнули.

В промышленности высокий уровень качества изделий городских цехов, ограничения, налагавшиеся ими на конкуренцию и на выпуск продукции, мешали капиталистическим предпринимателям удовлетворять требования растущего рынка. Поэтому предприятия переносились из городов в пригороды, в города без цехового законодательства и в деревни, где производству не грозило постороннее вмешательство и регулирование. Старые средства контроля над промышленностью пришли в негодность. В интересах феодально-землевладельческого класса корона попыталась поставить промышленность и торговлю под свой контроль в национальном масштабе посредством монополий. Эти попытки оказались безрезультатными.

Политические причины революции

Борьба парламента с абсолютизмом

Во времена правления Елизаветы I непрекращающаяся опасность со стороны Испании ускорила формирование английского абсолютизма. Парламент поддерживал монархию, потому что правление Тюдоров на тот момент было выгодно для преуспевающих классов. К началу правления Якова I Испания перестала быть опасным соперником, Англия была в хороших отношениях с Францией, и не было серьёзной угрозы из-за границы. Для дальнейшего развития капитализма необходимо было покончить с устаревшим феодальным государством.

С начала XVII века парламент вел борьбу против Якова I, самовольно повышавшего налоги. Раздор вызывало и разное отношение к колониям: буржуазные слои рассматривали колонии Англии как источник своих устойчивых прибылей, в то время как для Якова I и бедневшего дворянства колонии были источником земель, а также средством в международной политике.

Во внутренних графствах сформировался землевладелец нового, капиталистического типа. Им мог стать пират или купец из Сити, восприимчивый к новому способу хозяйствования феодал, или поднявшийся за счет разорения соседей зажиточный крестьянин. Эти землевладельцы прибирали к рукам местное управление и избирались в качестве представителей своих территорий в парламент. Парламент становился их политическим орудием, защитником их интересов в борьбе против аристократии и старых феодальных отношений, сословных перегородок, препятствовавших свободной торговле и накоплению капиталов.

Главной опорой защищавших старый отсталый порядок землевладельцев являлся королевский двор. Сам король был крупнейшим землевладельцем старого типа, и таковыми же были епископы.

Конфликт между землевладельцами старого (феодального) и нового (капиталистического) типа выразился в виде противостояния короля и парламента.

В 1628 году парламент, приняв «Петицию о праве», объявил незаконными неодобренные им налоги и воспрепятствовал созданию постоянной армии, подчиненной королю. Приняв «Петицию», Карл I вскоре поссорился с палатой общин из-за толкования документа и внезапно распустил парламент в марте 1629 года.

В ходе дальнейшего самостоятельного правления Карла I королевские власти предприняли вмешательство в деятельность судов, увеличение феодальных платежей, распространение монополий и восстановление корабельного налога (англ. Ship-Money). Карл также разозлил парламент, женившись на сестре французского короля Людовика XIII, Генриетте-Марии, которая была католичкой.

Отказ Джона Хэмпдена в 1637 году корабельные деньги и суд над Хэмпденом вызвали массовый отказ от уплаты налогов. Окончательно банкротство Карла I произошло в 1640 году в условиях экономического кризиса и восстания феодальной знати в Шотландии, которая была недовольна шагами короля по ограничению её политической и религиозной независимости. Карл I был вынужден уступить шотландцам и начать выплачивать им компенсацию за военные расходы. Тем самым обострилась проблема сбора налогов. Созванный для решения этого вопроса парламент был распущен королём через три недели («Короткий парламент»).

Но уже в ноябре того же года собрался «Долгий парламент», которому правительство должно было уступить — Пим, Хэмпден и другие лидеры оппозиции провели успешную избирательную кампанию по всей стране. «Долгий парламент» отличался от своих предшественников лишь продолжительностью работы. Он представлял те же классы, главным образом джентри и богатых купцов. Несмотря на то, что в лагере оппозиции зрели внутренние противоречия, в 1640 году все классы объединились против короны.

Стороны конфликта

Силы, участвовавшие в английской революции, представляли старый феодальный порядок, с одной стороны, и новый, капиталистический, с другой. Традиционную монархию и феодальные обычаи защищала государственная церковь и консервативная часть лендлордов. Парламент же пользовался поддержкой развившихся торговых и промышленных групп в городе и деревне, йоменов, прогрессивного дворянства, а также и более широких масс, когда те в процессе развернувшейся борьбы осознали, какая сторона защищает более справедливые, хотя и новые, принципы общественного договора.

Английская революция 1640 года была борьбой буржуазии, богатевшей и усиливавшейся по мере развития капитализма, за завоевание политической и экономической власти, в то время как монархическое правительство Карла I представляло родовую земледельческую знать, политика которой сводилась исключительно к защите своих привилегий и статус кво.

Религиозный конфликт

В духе времени обе противоборствующие стороны в своей риторике прибегали к религиозной аргументации, однако за чисто теологическими по виду идеями скрывалось социальное содержание. Каждый класс создавал религиозные взгляды, приспособленные к его нуждам и интересам, и стремился внушить эти взгляды другим.

Английский историк Кристофер Хилл, автор книг по истории пуританизма, писал: «Мы <...> не отрицаем, что «Пуританская революция» была и политической и религиозной борьбой, но утверждаем, что она была чем-то еще большим. Борьба шла по вопросу о самой природе английского общества и о его будущем развитии»[scepsis.net/library/id_1204.html]. В борьбе двух социальных систем, двух идеологий позицию монархии защищала Англиканская церковь, а взгляды буржуазии выражало пуританство. Официальная церковь призывала к покорности королю. В ходе конфликта духовенство выступало не только сдерживающей, но и наступающей силой, стремясь вернуть себе некоторые из потерянных церковных доходов и привилегий, в частности, десятину, которая первоначально взималась на церковные нужды, но впоследствии была присвоена светскими лендлордами. После убийства герцога Бекингема, главным королевским советником был Уильям Лод, архиепископ Кентерберийский. Лод считал, что король правил «Божьею милостью», а тех, кто не верил в божественность короля, Лод называл плохими христианами.

В годы правления Марии Тюдор (1553—1558 гг.) многие протестанты отправились в изгнание. Ознакомившись с идеями одного из лидеров Реформации того времени Жана Кальвина из Швейцарии, они вернулись обратно на родину, когда на престоле уже была Елизавета I. Они были огорчены положением в стране и тем, что англиканская церковь заимствовала очень много из католицизма. Пуритане были религиозной сектой протестантства, которая хотела очистить Английскую церковь от католических традиций.

Пуританство проповедовало идеи, которые подходили для накопления капитала и развития капитализма: оно учило бережливости, трезвости, непрестанному труду, но без лишнего наслаждения плодами своего труда. По мере того, как расширялась брешь между короной и буржуазией, нападки пуритан на церковь, на её традиции и обряды, становились всё более созвучны критике монархии в парламенте.

В парламенте пуритане образовали две партии: пресвитериане и индепенденты (англ. Independents). Пресвитериане были умеренной партией, они хотели упразднить институт священства, а во главе общин поставить выборных пресвитеров, подотчётных ассамблее. Индепенденты, в отличие от пресвитериан, были против любой церковной иерархии. Они сформировали радикальную революционную партию и боролись за ограничение власти монарха. Лидером индепендентов стал Оливер Кромвель. Борьба разных сторон за господство над церковью имела важнейшее значение: кто властвовал над ней, тот мог оказывать мощное влияние на сознание населения. На поверхности противостояние выглядело как идеологическая борьба пуританизма с англиканством. В действительности же борьба велась за политическую власть. Оппозиция сознавала, что она борется не только с несколькими дурными советниками и даже не только с самим королём. Она боролась с устаревшей феодальной системой.

Революция

Начало революции

«Долгий парламент» выдвинул основные требования:

1. слом феодальной бюрократической машины,
2. недопущение создания постоянной армии, подвластной королю,
3. отмена финансовых мер короны, вызвавших всеобщее экономическое расстройство,
4. контроль буржуазного парламента над церковью как орудием пропаганды.

Кризис был ускорен восстанием в Ирландии в 1641 году. Парламент был единодушен в решимости усмирить первую британскую колонию, но буржуазия наотрез отказалась доверить Карлу армию, необходимую для нового её завоевания. Таким образом, парламент был вынужден принять власть над армией.

Согласно Биллю о милиции Артура Хаселрига, король не должен был стать верховным главнокомандующим армии. После категорического отказа парламента изменить билль разгневанный Карл I решил, что пришло время нанести ответный удар. 4 января 1642 года, Карл отдал приказ арестовать Джона Пима, Артура Хаселрига, Джона Хэмпдена, Дензила Оллеса и Уильяма Строда. Всем пятерым удалось бежать, прежде чем прибыли солдаты — «птички улетели», как резюмировал король. Члены парламента решили сформировать свою собственную армию. После провала попытки арестовать пятерых членов парламента, Карл бежал из Лондона в Йорк. Опасаясь, что гражданская война неизбежна, Карл начал собирать армию.

Консервативная часть дворянства встала на сторону короля. Будущие роялисты ушли из парламента под предлогом нежелания отменить епископат, а в действительности (как сказал один из членов парламента в прениях) потому, что «если мы установим равенство в церкви, то придем к равенству в государстве». Конфискация имущества церковных землевладельцев потенциально открывала бы путь и к конфискации крупной собственности светских владельцев. Крупная буржуазия испугалась и ощутила необходимость в каком-то соглашении с монархией, реформированной и отвечающей её интересам, чтобы задержать подъем народного возбуждения.

Таким образом сформировались условия Первой гражданской войны.

Первая гражданская война

Соглашательские настроения в парламенте придали королю смелость отвергнуть все предложения, и 22 августа 1642 года он поднял свой флаг в Ноттингеме и затем двинулся на Лондон.

Феодалы имели больше опыта в ведении войны, которая считалась традиционным занятием знати. Племянник короля, Принц Руперт, был назначен главнокомандующим кавалерией. Несмотря на то, что принцу было всего двадцать три года, он уже приобрел большой опыт в сражениях за нидерландцев. Принц Руперт обучил кавалерию тактике, которой он сам выучился в Швеции. Тактика включала в себя сшибку с врагом на полном скаку.

Основными ресурсами парламента были богатства Лондона, административные способности буржуазии, а главное, инициатива и находчивость простонародья. Лишь упорное сопротивление населения трёх крупных портов — Гулля, Плимута и Глостера, а также оборона лондонских граждан у Тэрнхэм Грин в 1643 году и их поход на помощь Глостеру остановили наступление роялистов на Лондон.

Оливеру Кромвелю удалось преодолеть стихийность этих усилий народа, организовать массы. Он обратил внимание на вражескую кавалерию. Несмотря на то что у него не было военного образования, его опыт землевладельца позволял ему разбираться в лошадях. Кромвель знал, что пикинёры, вооружённые 5-метровыми пиками, могли дать хороший отпор «кавалерам». Он также заметил, что кавалерия Руперта была плохо дисциплинирована и, атакуя, каждый всадник нападал на индивидуальную цель. Кромвель тогда научил своих всадников не рассыпаться при атаке и держаться вместе. Его кавалерия приняла участие в бою при Марстон-Муре в Йоркшире в июле 1644 года. В результате победы при Марстон-Муре весь север Англии оказался во власти парламента.

Армия парламента одержала полную победу в сражении при Несби в Нортгемптоншире 14 июня 1645 года, взяв самых опытных врагов в плен и захватив оружие и снаряжение королевской армии. Эта битва стала разгромом армии роялистов. После неё Карл был уже не в состоянии собрать новое войско, которое было бы в силах дать отпор парламентской армии. В 1646 году Карл сдался в плен.

Вторая гражданская война

После победы в первой гражданской войне в лагере победителей обнаружились противоречия. Пресвитериане вступили с пленным королём в переговоры, а от революционно настроенной армии надеялись избавиться, отправив её завоёвывать Ирландию. Но солдаты создали собственную партию, выражавшую их интересы. К движению, получившему название «левеллеры», примкнуло офицерство. На общем собрании в июне 1647 года вся армия приняла торжественное «обязательство» не расходиться, пока не будут обеспечены свободы Англии.

В январе 1647 года Карл бежал в Шотландию, где вскоре был пойман. Он был заключён в Хэмптон Корт, но в ноябре 1647 года сумел бежать и собрал новую армию. В это время ему удалось убедить шотландцев воевать на его стороне. В мае 1648 года опять вспыхнула гражданская война, и это временно примирило грандов (высшее офицерство) с левеллерами и вновь сплотило армию вокруг Кромвеля. Уже в августе 1648 года армия Карла потерпела поражение, и он снова был взят в плен. После победы во второй гражданской войне гранды и левеллеры объединились, чтобы изгнать соглашателей из парламента (Прайдова чистка) и привлечь короля к суду. 30 января 1649 года, после непродолжительного суда, Карл I был казнен как «враг всех добрых людей этой нации». Монархия была объявлена «излишней, обременительной и опасной для свободы, безопасности и общественных интересов народа» и упразднена. Палата лордов, также признанная «бесполезной и опасной», тоже была упразднена. 19 мая 1649 года была провозглашена республика.

Это был пик развития Английской революции.

Роль армии

Успехи армии парламента основывались на богатстве и административных способностях буржуазии, инициативе и находчивости простого народа, демократизме организации. Антироялистская армия пуритан оказалась расколота на индепендентов и пресвитериан. Индепенденты стремились выиграть войну с королём, пресвитериане были сторонниками компромисса с ним. Пресвитериане в войне полагались на профессиональную шотландскую армию, которая стоила дорого, но действовала мало. В 1645 году Кромвелю удалось добиться демократизации армии: по «Биллю о самоотречении» все члены парламента сложили с себя командование. Пэры лишились своего традиционного права командовать вооруженными силами, была создана 22-тысячная «Армия нового образца», опиравшаяся на демократические элементы в армии. Её главнокомандующим стал генерал Томас Ферфакс, в то время как командующим кавалерии стал Оливер Кромвель. Ударной силой армии стала йоменская конница Кромвеля, чья дисциплина была основана на добровольном подчинении. В армии велось открытое обсуждение любых, в том числе политических, проблем, её солдаты были более политически сознательны и дисциплинированны, чем солдаты обычных армий.

Йоменская конница стала центром организации раздробленных крестьян и ремесленников. В среде рядовых солдат и низших офицеров в 1647 году возникло движение левеллеров. Ими были организованы Советы солдатских агитаторов и Армейский совет, в своем распоряжении они имели партийную кассу, печатный станок, связи с Лондоном, с другими армиями и гарнизонами, с флотом. Левеллеры выступали за радикальную демократизацию армии и органов власти и защиту интересов мелких собственников. Их политический манифест под названием «Дело Армии» (англ. The Case of the Armie Truly Stated), обсуждался на расширенном заседании Совета Армии в Патни, по результатам которого было решено выработать декларацию, которая была бы утверждена на общем собрании армии и стала бы основой любого будущего конституционного соглашения. В 1649 году, после победы армии во второй гражданской войне, Прайдовой чистки парламента, казни Карла I и провозглашения республики, левеллеры были подавлены грандами, руководители этого движения были расстреляны. Неустойчивое классовое положение мелких собственников-левеллеров, в среде которых шло активное имущественное расслоение, обрекало движение на поражение.

Подавление левеллеров означало разрыв крупной буржуазии и дворянства с народными силами. Но армия была все еще необходима как инструмент буржуазных преобразований, происходивших в 1650-х годах:

1. Завоевание Ирландии, экспроприация местных землевладельцев и крестьянства.
2. Завоевание Шотландии, необходимое для предотвращения реставрации феодализма, которая могла исходить оттуда.
3. Снос крепостей, разоружение кавалеров и обложение их разорительными налогами, что предотвращало реставрацию старого порядка.
4. Проведение в жизнь Навигационного акта, что было обеспечено командирами военных судов.
5. Создание сильного флота, необходимого для империалистической политики.
6. Распродажа спекулянтам земли церкви, короны и многих видных роялистов для финансирования всех этих мероприятий.

Протекторат

К 1650-м гг. индепендентские лидеры становились все более консервативными по мере удовлетворения своих интересов. Возобновилось их сближение с пресвитерианами. К 1654 году распродажа земель была закончена. Появился новый класс землевладельцев, который хотел мира и порядка для преумножения своего имущества.

17 сентября 1656 года открылся второй парламент протектората. 25 марта 1657 года была принята Смиренная петиция, предлагавшая Кромвелю принять титул короля. Но в армии были сильны левеллерские и демократические традиции, несмотря на неоднократные чистки политически подозрительных элементов. Под давлением офицерской верхушки, не желавшей расставаться со своим влиянием в государстве, Кромвель вынужден был отказаться от королевского титула. Это не помешало парламенту придать его власти характер фактически королевский. Протекторат был объявлен наследственным. 26 июня 1657 года была принята новая парламентская конституция. Исполнительная власть перешла к совету армейских грандов, находившемуся под парламентским контролем. Армия была поставлена под финансовый контроль парламента.

Реставрация

Оливер Кромвель умер в сентябре 1658 года прежде, чем новая конституция начала действовать сколько-нибудь удовлетворительно. Преемник Ричард Кромвель не имел в армии такого влияния, как отец. Это привело к тому, что гранды совершили дворцовый переворот и захватили власть. Ричард Кромвель вынужден был отречься от власти 25 мая 1659 года.

7 мая 1659 года гранды вновь созвали Долгий парламент. После 5 месяцев правления у него снова произошёл конфликт с армией. В октябре 1659 года генерал-майор Джон Ламберт силой разогнал парламент и ввел в Англии военную диктатуру. Новой надеждой консервативных классов государства, напуганных радикализмом английской армии, стал бывший роялист генерал Джордж Монк, который командовал английской оккупационной армией в Шотландии. В январе 1660 года Монк со своей армией выступил из Шотландии против Ламберта. Армия Ламберта дезертировала. Ламберт бежал в Лондон, а вслед за ним в город вступил Монк. Был провозглашен парламент, образованный на основе старого избирательного права. Это означало восстановление монархии и господства землевладельческих классов. В мае 1660 года новый парламент призвал Карла II занять престол трёх королевств.

Результаты революции

Революционные преобразования 1640—1650-х гг. разрушили общественный строй феодализма и создали условия для свободного развития капитализма.

В результате распродажи земель появился новый класс землевладельцев — индепендентское дворянство. Земля стала товаром, утвердились буржуазные отношения. В них были вынуждены включаться и вернувшиеся позднее представители старого режима. Поражение демократического движения и бесправие мелких держателей открыло возможность для безжалостного повышения рент, огораживаний и сгона крестьян с земли, что вело к формированию класса безземельного пролетариата.

Король был лишен финансовой независимости и стал первым чиновником государства на жаловании парламента. Церковь потеряла свою власть и монополию на формирование общественного мнения, а также стала полностью зависеть от парламента.

Монополии и королевский контроль навсегда исчезли из сферы промышленности и торговли, за исключением необходимой буржуазии Ост-Индской компании. Цехи и законы об ученичестве были уничтожены. Революция провозгласила свободу торговли и предпринимательства. Исключительное значение имело принятие в 1651 году Навигационного акта, в соответствии с которым внешнеторговые перевозки могли совершаться лишь на английских кораблях или на судах страны, производившей этот товар. Закон подорвал посредническую торговлю и судоходство самого сильного соперника Англии — Голландии.

Освобождение науки и толчок, данный революцией свободной мысли и опыту, имели огромное значение для развития техники, обеспечившей промышленный и аграрный переворот XVIII века. Идеи республиканского устройства, народоправия, равенства всех перед законом, которые несла революция, оказали влияние на историю других государств Европы.

Хронология

• 1640, 3 ноября — после одиннадцатилетнего перерыва созван парламент, вскоре вышедший из-под контроля короны и позднее прозванный Долгим (англ. Long Parliament), так как действовал до 1653 года.
• 1641 — парламент отказался финансировать подавление мятежа в Ирландии и принял закон о невозможности роспуска парламента без его согласия. В августе 1641 парламент принял «Великую ремонстрацию» — сборник статей, перечислявших преступления короны. После этого государственная власть фактически сосредоточилась в руках парламента.
• 1642 — попытки короля Карла I распустить Парламент приводят к противостоянию сторонников Парламента (англ. Roundheads — «круглоголовых») и сторонников короля («роялистов»).
  • 10 января король покидает Лондон.
  • 4 июля был создан Комитет обороны, возглавивший военную деятельность парламента.
  • 6 июля парламент принял решение о наборе 10-тысячной армии, назначив главнокомандующим графа Эссекса.
  • 22 августа король объявляет начало операции по подавлению мятежа графа Эссекса, что фактически означает объявление войны парламенту. Резиденцией «кавалеров» стал Оксфорд.
  • 23 октября — Битва при Эджгилле — первое крупное сражение парламентских сил «круглоголовых» и «кавалеров», второе — 13 ноября при Тернем-Грине.
• 1643, 20 сентября — Первая битва при Ньюбери. Военный союз с шотландцами.
• 1644 — шотландская интервенция. Битва при Марстон-Муре. «Кавалеры» потерпели сокрушительное поражение на севере Англии.
• 1645, 14 июня — сражение при Нейсби: разгром «кавалеров».
• 1646, 24 июня — взятие Оксфорда: бегство короля в Шотландию.
• 1647 — шотландцы выдали короля круглоголовым за солидную плату. Попытка парламента распустить армию натолкнулась на сопротивление левеллеров. Кромвель был вынужден пойти на частичные уступки мятежникам. Расколом в армии воспользовались кавалеры и попытались взять реванш, вступив в альянс с шотландцами.

• 1648, 17-19 августа — Битва при Престоне: разгром шотландцев. 4 октября конница Кромвеля вступила в Эдинбург.
• 1648 — Прайдова чистка.
• 1649, 30 января — казнь короля Карла I и установление независимой республики (англ. Commonwealth of England). Поход Кромвеля в Ирландию.
• 1650, 3 сентября — Битва при Данбаре: круглоголовые завоёвывают Эдинбург.
• 1651 — Битва при Вустере: армия республиканского полководца Кромвеля завоевывает Шотландию.
• 1653 — диктатура (англ. Protectorate) Оливера Кромвеля, который объявляет себя лордом-протектором (в Англии это титул регента). Старый парламент разогнан по обвинению в коррупции. Страна разделена на 11 военных округов во главе с генерал-майорами.
• 1658 — смерть диктатора. Власть переходит к его сыну Ричарду, который, однако, почти сразу же отрёкся от данного звания — Англия стала ареной соперничества многих честолюбцев, борющихся за власть. Лондон занимают части генерала Монка.
• 1660 — парламент принял решение восстановить монархию и пригласить Карла II — сына Карла I — на пустующий престол. При нём Англиканская церковь (равноправная с другими религиями при Кромвеле) вновь становится господствующей церковью. Окончание английской революции.
• 1685 — воцарение Якова II, брата бездетного Карла II.
• 1688 — «Славная революция»: парламент постановил изгнать Якова II из страны, а на трон пригласить правителя протестантской Голландии Вильгельма Оранского (он приходился одновременно внуком Карлу I и зятем Якову). Вильгельм принял это предложение и стал королём (его супруга Мария разделяет с ним бремя королевского титула). В 1689 году состоялась его коронация, на которой он подтвердил свою верность двум парламентским документам, принятым незадолго до этого — «Habeas Corpus act» и «Билль о правах».Конец революции.

См. также

• Английская республика
• История Англии
• Карл I Стюарт
• Оливер Кромвель
• Реставрация Стюартов
• Славная революция

Ссылки

• Кристофер Хилл. [scepsis.ru/library/id_1202.html Английская революция.]
• М. Джэймс. [scepsis.ru/library/id_1271.html Материалистическое понимание общества у современников английской революции.]
• [www.agitclub.ru/museum/revolution1/eng/poulsen05.htm ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА И АНГЛИЙСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ (из книги Ч. Поулсена «Английские бунтари»)]
• [2uk.ru/history/history6 Первая гражданская война]
• [www.yspu.yar.ru/hreader/5/ Английская революция. Электронное учебное пособие]
• [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Pravo/Leist/_09.php Лейст О. Э. Политические и правовые учения в Голландии и Англии в период ранних буржуазных революций.]

Литература

• Английская буржуазная революция XVII века / Под редакцией академика Е. А. Косминского и кандидата исторических наук Я. А. Левицкого. — М.: Издательство Академии наук СССР, 1954. — 10 000 экз.
• Лавровский В. М., Барг М. А. Английская буржуазная революция. — М.: Соцэкгиз, 1958. — 368 с.: ил.
• Барг М. А. Народные низы в Английской буржуазной революции XVII века. Движение и идеология истинных левеллеров. — М.: Наука, 1967. — 354 с.
• Лавровский В. М. Сборник документов по истории английской буржуазной революции XVII в. — М.: Высшая школа, 1973. — 342 с.
• Павлова Т. А. Вторая английская республика (1659-1660). — М.: Наука, 1974. — 224 с.
• Барг М. А. Великая английская революция в портретах её деятелей. — М.: Мысль, 1991. — 400 с. — ISBN 5-244-00418-2
• Ковард Бэри. Оливер Кромвель / Пер. с англ. О. А. Гуньковой. — Ростов-на-Дону: Феникс 1997. — 320 с. — Серия «След в истории». — ISBN 5-222-00005-2
• Хилл К. Английская Библия и революция XVII века. — М.: ИВИ РАН, 1998. — 490 с.
• Вольский Ст. Кромвель. — М.: Изд-во ГПИБ, 2002. — 244 с.: ил.
• Кондратьев С. В. Революция XVII века в Англии. М.: Издательский центр «Академия», 2010. – 192 с. — ISBN 978-5-7695-6683-7
• Томсинов В. А. Юридические аспекты английской революции 1640-1660 годов. Период конституционной борьбы: ноябрь 1640 - август 1642 года. — М.: Зерцало-М, 2010. — 264 с. — ISBN 978-5-94373-176-1
• Савин А. Н. Лекции по истории английской революции. — Новосибирск: НИЦ «Сибирский хронограф», 2013. — 536 с.: ил. — ISBN 978-5-87550-148-7

В кино

• «Алое лезвие» (The Scarlet Blade) — режиссёр Джон Джиллинг (Великобритания, 1964)
• «Главный охотник на ведьм» (Witchfinder General) — режиссёр Майкл Ривз (Великобритания, 1968)
• «Кромвель» (Cromwell) — режиссёр Кен Хьюз (Великобритания, 1970)
• «Уинстенли» (Winstanley) — режиссёры Эндрю Молло, Кевин Браунлоу (Великобритания, 1976)
• «Мушкетеры 20 лет спустя» (мини-сериал) — режиссёр Георгий Юнгвальд-Хилькевич (Россия, Франция, 1992)
• «Убить короля» (To Kill a King) — режиссёр Майк Баркер (Великобритания, Германия, 2003)
• «Поле в Англии» (A Field in England) — режиссёр Бен Уитли (Великобритания, 2013)

Отрывок, характеризующий Английская революция

– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.