Английские законы о бедных

Английские законы о бедных (англ. English Poor Laws) были системой помощи бедным людям, которая существовала в Англии и Уэльсе и были развитием поздне-средневековых законов и законов Тюдоров. Система законов о бедных существовала вплоть до появления современного «государства всеобщего благоденствия» после Второй Мировой войны.

Историю английского законодательства о бедных можно проследить до 1536 года, когда оно было введено для борьбы с нищими, хотя и до этого существовало гораздо более раннее законодательство Тюдоров для борьбы с проблемами, создаваемыми бродягами и попрошайками. В истории законов о бедных в Англии и Уэльсе принято различать Старый Закон о Бедных и Новый Закон о Бедных. Старый Закон о Бедных был принят во времена правления Елизаветы I. Новый Закон о Бедных, принятый в 1834 году, существенно изменил старую систему, заменив локальную хаотичную систему управления высоко централизованной системой, с упором на создание больших работных домов.

Законы о бедных формально не отменялись до принятия в 1948 году Национального закона о помощи (National Assistance Act), а некоторые части законов оставались в действующими вплоть до 1967 года. Система законов о бедных пришла в упадок в начале 20 века ввиду нескольких обстоятельств, таких как введение либеральных социальных реформ и доступности других источников поддержки от обществ и профсоюзов, а также проведением частичных реформ в обход системы законов о бедных.

Средневековые законы о бедных

Наиболее ранним законом о бедных был «Указ о работниках» (Ordinance of Labourers), изданный королëм Эдуардом III от 18 июня 1349 года и переизданный в 1350. Указ был издан в качестве ответа на последствия пандемии чумы в 1348—1350, когда вымерло приблизительно 30—40 % населения, и был направлен на то, чтобы заставить всех здоровых работать. Уменьшение населения вызвало дефицит сельскохозяйственных рабочих в экономике Британии. Землевладельцы столкнулись с необходимостью повышения зарплаты работникам, чтобы те согласились работать на них, или должны были мириться с тем, что их земли оставались необработанными. Зарплаты работников выросли и это привело к инфляции, поскольку стоимость производства продуктов увеличилась. В качестве попытки обуздать цены, Указ (и последующие законодательные акты, такие как «Уложение о работниках» (Statute of Labourers)), требовал чтобы все, кто могли работать, работали, а также чтобы зарплаты оставались на том уровне, на котором они находились до чумы и чтобы цены на продукты не завышались. Кроме того, «Кембриджский устав» (Statute of Cambridge) от 1388 года устанавливал ограничения на передвижения попрошаек.

Законы о бедных времëн Тюдоров

Возникновение английской системы законов о бедных можно проследить до позднесредневековых статутов, имеющих дело с попрошайками и бродяжничеством, однако только в период правления Тюдоров система законов о бедных была кодифицирована. Монастыри были в упадке и их окончательный роспуск во времена Реформации привëл к тому, что сбор средств для помощи бедным из добровольного превратился в обязательный налог, собираемый на окружном уровне (или приходском уровне).

Попытки Тюдоров решить проблему бедных начинаются во времена правления короля Генриха VII. В 1495 году парламент принял статут, предписывающий властям «хватать всех таких бродяг, бездельников и подозрительных и заковывать в колодки, и держать их так три дня и три ночи на хлебе и воде; и по истечении этих трëх дней и трëх ночей выпускать их на волю, приказывая, чтобы те больше не появлялись в городе». Это не решало проблему бедности, а просто убирало еë с глаз долой или перемещало еë из одного города в другой. Более того, не делалось никаких различий между бродягами и безработными — и те, и другие причислялись к бездельникам, которых надо только наказывать и ничего более.

В 1530 во время царствования Генриха VIII была выпущена прокламация, характеризующая безделье как «мать и корень всех зол» и заменявшая колодки на розги для наказания бродяг. Это нововведение было подтверждено в статуте следующего года, с одним важным изменением: было сделано различие между «немощными нищими» и «работоспособными попрошайками», давая старым, больным и инвалидам право просить подаяния. Однако по-прежнему не было предусмотрено ничего на тот случай, если здоровый человек просто не мог найти работу. Все работоспособные попадали в одну категорию. Те, кто не могли найти работу, имели единственный выбор: умереть с голоду или нарушить закон. В 1535 году был составлен закон, призывающий создать систему общественных работ для борьбы с проблемой безработицы, финансируемую налогом на доход и капитал. Годом позже был принят закон, разрешающий пороть бродяг кнутом. Для здоровых бедняков жизнь стала ещё тяжелей во время правления Эдуарда VI. В 1547 был принят закон, поставивший бродяг-попрошаек перед угрозой ещё более суровых наказаний, а именно — двумя годами каторжных работ и клеймением литерой «V» за первое нарушение, и смертной казнью за второе нарушение. Мировые суды неохотно применяли эти наказания в полной мере. Правительство Елизаветы I, преемницы Эдуарда VI после Марии I, также склонялось к жестокостям в отношении к нищим бродягам. Принятый в 1572 году акт предписывал протыкать нарушителям ухо за первое нарушение, а упорствующих и назойливых попрошаек предписывалось вешать. Однако в этом акте также было впервые проведено ясное различие между профессиональными попрошайками и теми, кто не мог найти работу не по своей вине. Первый полный свод законов о помощи бедным появился в 1597 году как «Акт о помощи бедным» (Act for the Relief of the Poor). Логичным продолжением был елизаветинский Закон о бедных 1601 года. Объективными причинами возникновения елизаветинской системы законов о бедных являются ухудшающееся экономические условия в Англии шестнадцатого века. Историк Джорж Бойер (George Boyer) утверждает, что Англия страдала от высокой инфляции, вызванной в это время ростом населения, уменьшением содержания благородных металлов в монетах (порча монет) и притоком американского серебра. Низкие урожаи в период с 1595—98 годов вызвали увеличение бедности в условиях сократившихся пожертвований после закрытия монастырей и роспуска религиозных гильдий.

Старый закон о бедных

Елизаветинский Закон о бедных 1601 года формализовал ранние практики помощи бедным, содержащиеся в Акте о помощи бедным 1597 года, однако на него ссылаются как на начало старого законодательства о бедных. Закон создал систему, управляемую на окружном уровне и финансируемую из коммунальных сборов. Помощь тем, кто был слишком болен или слишком стар для работы, так называемым «беспомощным бедным» (impotent poor), была в виде выплат или выдачи продуктов питания (приходской хлеб) или одежды и известна как «помощь вне домов» (outdoor relief). Некоторых старых людей размещали в приходских богадельнях, хотя, как правило, это были частные благотворительные учреждения. В то же самое время работоспособных попрошаек, которые отказывались работать, часто помещали в исправительные дома или даже подвергали избиениям, чтобы изменить их отношение к работе. Помощь работоспособным в работных домах была относительной редкостью и большинство работных домов появились позже. В законе 1601 года говорилось, что родители и дети ответственны друг за друга, и престарелые родители должны жить вместе со своими детьми. Старый закон о бедных был системой на уровне округов. Было примерно 1500 таких округов вокруг приходских церквей. Система допускала деспотическое поведение со стороны надзирателей за бедными (Overseers of the Poor), но поскольку надзиратели знали всех своих бродяг, считалось, что они способны отделить тех, кто заслуживает помощь, от тех, кто еë не заслуживает, что делало систему одновременно более человечной и первоначально более эффективной. Елизаветинский закон о бедных действовал во время, когда население было достаточно немногочисленно, так что каждый знал каждого и, следовательно, обстоятельства жизни людей были известны, и не желающие работать нищие не могли претендовать на приходскую помощь. Такая система успешно обеспечивала социальную стабильность вплоть до 1750 года, когда еë пришлось изменять, чтобы справиться с ростом численности населения, большей мобильностью населения и региональными вариациями цен.

Акт 1601 года был рассчитан на оседлых бедняков, которые временно лишились работы. Предполагалось, что они примут помощь внутри домов или помощь вне домов. Ни один из видов борьбы с бедностью не рассматривался в этот период времени как слишком суровый. Акт предназначался для борьбы с попрошайками, в которых видели угрозу общественному порядку. Акт был принят в то время, когда бедность рассматривалась как необходимость, потому что страх бедности заставлял людей работать. В 1607 году в каждом графстве был создан исправительный дом. Однако эта система была отдельной от системы 1601 года. Существовали значительные вариации в применении закона и были тенденции перемещения нуждающихся к более щедрым приходам, которые обычно располагались в городах. Это привело к принятию Акта оседлости в 1662 году (Settlement Act), также известен как Акт о помощи бедным, который позволял предоставлять помощь только коренным жителям округа, связанным с данным округом посредством места рождения, брачными связями или учëбой. К сожалению, законы уменьшили подвижность рабочей силы и отбили у бедняков желание покидать свои округа в поисках работы. Они также привели к тому, что работодатели стремились заключать контракты на короткий срок (например, на 364 дня), чтобы работник не мог получить права на помощь для бедных. Бедняк должен был доказать, что он местный. Если он не мог этого сделать, его отправляли в другой округ, который был ближе к его месту рождения, или туда, где он мог доказать свои связи. Некоторых бедняков перемещали на сотни миль. Хотя каждый округ, через который проходили эти бедняки, не был ответственен за них, им было положено предоставить еду и питье и крышу, по крайней мере, на одну ночь. В 1697 году был принят акт, требовавший от тех, кто попрошайничает, носить знак из красной или синей ткани на правом плече с вышитой буквой «Р» и инициалами своего округа. Однако эта практика не прижилась.

Движение работных домов началось в конце 17-го века с учреждения Парламентом в 1696 году Бристольского объединения бедных (Bristol Corporation of the Poor). Объединение создало работный дом, который объединял жильё и заботу о бедных с домом коррекции для мелких правонарушителей. Вслед за Бристолем двенадцать других городов основали схожие объединения в течение последующих двадцати лет. Поскольку создание каждой корпорации требовало отдельного акта парламента, такая система не подходила для мелких городов и индивидуальных округов. Начиная с прихода города Олни, графство Букингемшир в 1714 году несколько десятков малых городов и отдельных округов основали свои собственные учреждения без каких-либо специальных законодательных разрешений. Эти учреждения концентрировались в Центрально-Южной области и в графстве Эссекс. С конца 1710-х годов Общество продвижения христианского знания (Society for the Promotion of Christian Knowledge) начало продвигать идею приходских работных домов. Общество опубликовало несколько памфлетов по этому вопросу и поддержало сэра Эдварда Кнатчхбулла (Sir Edward Knatchbull) в его попытках провести в 1723 году через парламент Акт о работных домах (Workhouse Test Act). Акт предоставлял законное право учреждать приходские работные дома как отдельным приходам, так и объединениям из нескольких приходов. Что ещё важнее, акт разрекламировал идею создания приходских работных домов. К 1776 году в Англии и Уэльсе было создано примерно 1912 приходских и совместных работных домов, в которых находилось примерно 100000 бедняков.

Хотя многие приходы ожидали, что работа бедняков в работных домах будет приносить прибыль, подавляющее большинство людей, вынужденных находиться в работных домах, были больными, стариками или детьми, чей труд в большинстве случаев не приносил никакой прибыли. Потребности, запросы и ожидания бедняков также повлияли на то, что работные дома приобрели характер общих учреждений социальной политики, соединяя в себе функции яслей, ночных пристанищ, домов престарелых и сиротских приютов. В 1782 году Томасу Гильберту (Thomas Gilbert), в конце концов, удалось провести акт, который предоставлял дома бедных только для престарелых и немощных и устанавливал систему помощи вне домов тем, кто мог работать. Это была основа для развития Спинхамландской системы (Speenhamland system), которая оказывала денежную помощь малооплачиваемым работникам. Законы о поселении были изменены актом о высылке нищих (Poor Removal Act) от 1795 года, который запрещал удаление бродяг из округа, если те не подавали прошение о помощи.

Во время Наполеоновских войн стало невозможно импортировать дешёвое зерно в Британию, что вызвало повышение цен на хлеб. Поскольку зарплаты не повысились, многие крестьяне были ввергнуты в нищету. 1815 год был отмечен сильными народными волнениями из-за промышленной и сельскохозяйственной депрессии и высокой безработицы, последовавшими за французскими войнами. В это время общественное отношение к бедности начало меняться и начали обсуждаться меры по изменению системы.

Систему законов о бедных критиковали за то, что она вносит перекосы в свободный рынок, и в 1816 году парламентская комиссия рассмотрела вопрос об изменении системы, в результате появились Акты Стурга-Борна (Sturges-Bourne Acts). К 1820 году, до принятия Акта об улучшении законов о бедных (Poor Law Amendment Act), работные дома уже строились, чтобы уменьшить быстро нарастающие расходы на помощь бедным. Историк Бойер предлагает несколько возможных причин постепенного роста социальной помощи бедным, которую получали здоровые мужчины: огораживание, уменьшение производства, такого как прядение шерсти и производство ниток. Бойер также утверждает, что фермерам удавалось использовать систему помощи бедным, чтобы переложить часть своих издержек на налогоплательщика.

Королевская комиссия

Королевская комиссия по делам бедных (Royal Commission into the Operation of the Poor Laws) была создана в 1832 году после участившихся случаев намеренного разрушения и поломки машин во время Бунтов Свинга (Swing Riots). «Комиссией из девяти», в которую входил Нассау Вильям Старший (Nassau William Senior), был подготовлен доклад, который был представлен секретарём Эдвином Чадвиком (Edwin Chadwick). Главным вопросом, который интересовал Комиссию, был вопрос о незаконнорожденных детях (бастардах), что отражает влияние мальтузианцев, и опасения, что практики старого закона о бедных подрывают позиции независимых тружеников. Особенное внимание было сосредоточено на двух практиках: системе полицейских инспекторов, где инспектора нанимали нищих на работу в качестве дешёвой рабочей силы и Спинхамландской системе, которая субсидировала низкие зарплаты без предоставления непосредственной помощи. В докладе был сделан вывод, что существующие законы о бедных негативно сказываются на благополучии страны тем, что вмешиваются в естественные законы спроса и предложения, что существующие способы помощи бедным дают возможность работодателям занижать зарплаты и делают бедность неизбежной.

Комиссия предложила, чтобы новый закон руководствовался двумя основными принципами: 1) Меньшая доступность («less eligibility»): нищий должен иметь право попасть в работный дом при условии, что его положение хуже, чем у беднейшего «свободного» работника вне работного дома. 2) Присутствие в работном доме, то есть помощь доступна только тем, кто находится в работном доме. Реформированные работные дома должны были стать непривлекательными, чтобы все, кто мог прожить вне работных домов, предпочли бы туда не попадать.

Однако когда акт был принят, он был частично смягчен. Требование присутствия в работном доме и идея о меньшей доступности никогда не упоминались и рекомендация Королевской Комиссии об отмене помощи вне домов никогда не была воплощена на практике. Доклад также рекомендовал создать отдельные работные дома для пожилых, больных, малолетних, работоспособных женщин и работоспособных мужчин. Доклад также утверждал, что приходы должны быть сгруппированы в объединения, для того чтобы равномерно распределять расходы на содержание работных домов, для чего было необходимо создать централизованное управление. Комиссии графа Грея понадобился год для написания этого доклада. Рекомендации легко прошли через парламент и получили поддержку обеих основных партий (Вигов и Тори). Билль получил королевскую санкцию в 1834 году. Те немногие, кто возражал против билля, скорее были озабочены централизацией, которую он привнесёт, чем утилитаристской философией, которая была в его основе.

Новый закон о бедных

Акт об улучшении закона о бедных был принят в 1834 году при правительстве лорда Мельбурна и в общих чертах осуществил идеи, содержащиеся в докладе Королевской Комиссии, который та представила двумя годами ранее. Новый закон о бедных рассматривается многими как «один из законов 19 века с наиболее далеко идущими последствиями» и как «классический пример законодательной реформы периода Вигов-Бентамитов». Акт был направлен на уменьшение налогового бремени, и может рассматриваться как попытка правительства Вигов заручиться поддержкой классов, получивших право голоса в результате принятия Великой реформы избирательного права (Great Reform Act). Несмотря на то, что он назывался как «акт об улучшении», на самом деле он полностью пересматривал существующую систему, и устанавливал создание Комиссии по делам бедных (Poor Law Commission). Акт предусматривал объединение малых округов в союзы для бедных (Poor Law Unions) и постройку работных домов в каждом из таких союзов для предоставления помощи бедным. Хотя целью закона было уменьшение расходов для налогоплательщиков, структура финансирования системы законов о бедных осталась без изменений и продолжала оплачиваться из налогов на собственность средних классов.

Несмотря на попытки запретить помощь вне работных домов, округа продолжали её предоставлять в качестве наиболее эффективного средства борьбы с нищетой. Указ о проверке работников, получающих помощь вне домов (Outdoor Labor Test Order), и Указ о запрете помощи вне домов (Outdoor Relief Prohibitory Order) были изданы в попытке пресечь получение бедняками помощи вне работных домов. Применение нового закона на индустриальном севере Англии (в районе, который никогда не рассматривался при подготовке закона), привело к катастрофическим последствиям. Кризисы, вызванные падениями биржевых индексов, привели к циклической безработице многих людей, которые не желали вступать в работные дома, несмотря даже на отсутствие иных методов получения помощи. Злоупотребления и недостатки системы хорошо описаны в романах Чарльза Диккенса и Фрэнсис Троллоп. Несмотря на стремления реформаторов, новому закону о бедных не удалось сделать жизнь в работных домах хуже, чем вне работных домов. Проблема заключалась в том, что для того, чтобы сделать питание обитателей работных домов хуже, чем то, на которое они могли бы рассчитывать, находясь вне работного дома, их пришлось бы морить голодом до истощения. По этой причине были придуманы иные методы воспрепятствования вступлению в работный дом. Эти методы варьировались от введения специальной униформы тюремного стиля, до разделения обитателей на группы — обычно мужчины и женщины, девочки и мальчики содержались отдельно.

Актом устанавливалось, что ни один работоспособный человек не должен получать деньги или другую помощь от администрации системы помощи бедным, кроме как в работном доме. Условия должны быть такими, чтобы людям не хотелось обращаться за помощью. Работные дома должны были быть построены в каждом округе и если округи были слишком малы, их следовало было объединить вместе в «Союзы работных домов». Специальные комиссары должны были выполнять надзор и несли ответственность за реализацию акта. По разным причинам оказалось невозможным исполнить некоторые положения акта. Меньшая привлекательность была в некоторых случаях невозможна без голода среди бедняков и высокая стоимость строительства работных домов, которая должна была быть возложена на налогоплательщиков, вели к тому, что помощь вне работных домов продолжала оставаться популярной.

Произошедший в 1846 году скандал в Андоверском работном доме (Andover workhouse scandal), где условия содержания были признаны бесчеловечными и опасными, заставил правительство упразднить Комиссию по делам бедных, которая была заменена Комитетом по делам бедных (Poor Law Board), что означало — системой по делам бедных должна была руководить парламентская комиссия, с кабинетом министров во главе. Несмотря на это, случился ещё один скандал вокруг бесчеловечных условий содержания бедняков в Хаддерсфиелдском работном доме.

Упадок и упразднение

Система законов о бедных начала приходить в упадок из-за доступности других форм помощи. Сообщества друзей (friendly societies) предоставляли помощь для своих членов в обход системы законов о бедных. Некоторые профсоюзы также предоставляли помощь своим членам. Акт об упразднении дисквалификации больных иждивенцев (Medical Relief Disqualification Removal Act) от 1885 года означал, что люди, получающие медицинскую помощь из налогов для бедных, более не отстранялись от участия в выборах. Чамберленский циркуляр от 1886 года поощрял местные правительственные управления к созданию проектов работ, если уровни безработицы превышали те, с которыми могли справиться работные дома. В 1905 году консерваторы приняли Акт безработного трудящегося (Unemployed Workman Act), который предоставлял временное трудоустройство рабочим во время безработицы.

В 1905 году была создана Королевская комиссия для расследования вопроса о том, какие изменения должны быть внесены в закон о бедных. Комиссия составила два противоречащих друг другу отчёта, но оба исследования были в основном проигнорированы Либеральным правительством в то время, когда оно создавало свою собственную схему социальной помощи. Социальные реформы Либерального правительства были проведены таким образом, чтобы социальная помощь не имела следов прежнего закона о бедных. В числе прочего были введены пенсии по возрасту и национальное страхование, после чего количество людей в старой системе уменьшилось. С 1911 года термин «Работный дом» был заменён на «Учреждение для бедных» (Poor Law Institution). В межвоенный период была создана система специальных проверок доходов, но уже не как часть системы законов о бедных, а как попытка предоставить помощь, избегая нищенства. Есть свидетельства того, что во время Первой Мировой войны некоторые работные дома использовались в качестве госпиталей для раненных военнослужащих. Система законов о бедных расширилась в годы между войнами, несмотря на распространение системы страхования от безработицы практически на всех работников, кроме самозанятых. Многих из этих работников обеспечили помощью вне домов. Одним из аспектов закона о бедных, который продолжал вызывать недовольство, был тот, что бремя помощи бедным не распределялось равномерно между богатыми и бедными регионами, а скорее ложилось наиболее тяжело на районы, где проблема бедности была наиболее острой. Это был один из центральных вопросов «Попларского налогового протеста» (Poplar Rates Rebellion) во главе с Джорджем Лансбери (George Lansbury) и другими в 1921 году. В 1921 Лансбери начал атаку на систему работных домов, издав памфлет под названием «Долой работные дома!» (Smash Up the Workhouse!).

Бедность в межвоенные годы (1918—1939) привела к серии мер, которые фактически уничтожили систему законов о бедных. После общей забастовки шахтёров, которую поддержали некоторые члены опекунского совета, был принят Акт совета опекунов (The Board of Guardians Act). Работные дома были официально упразднены Актом местного управления (Local Government Act). В 1934 был учреждён Комитет по трудоустройству (Unemployment Assistance Board), для того чтобы помогать тем, кто не был охвачен Актом национального страхования от 1911 года, принятом либералами, и к 1937 году трудоспособные малоимущие были вовлечены в эту схему. К 1936 году только 13 % людей всё ещё получали помощь внутри какого-либо заведения. В 1948 году система законов о бедных была окончательно упразднена с введением современной системы социальной помощи и принятием Акта о национальной помощи. Акт национальной системы здравоохранения от 1946 года вступил в силу в 1948 году и создал современную систему здравоохранения.

Дополнительная информация

• Blaug, Mark. [www.jstor.org/pss/2116435 The Myth of the Old Poor Law and the Making of the New] Journal of Economic History 23 (1963): 151-84. JSTOR
• Blaug, Mark. [www.jstor.org/pss/2115861 The Poor Law Report Re-examined] Journal of Economic History (1964) 24: 229-45. JSTOR
• Boot, H. M. [www.jstor.org/pss/4285843 Unemployment and Poor Law Relief in Manchester, 1845-5] Social History 15 (1990): 217-28. JSTOR
• Booth, Charles. [www.archive.org/details/agedpoorinengla00bootgoog The Aged Poor in England and Wales]. London: MacMillan, 1894. Internet Archive
• Boyer, George R. [www.sciencedirect.com/science?_ob=ArticleURL&_udi=B6WFJ-45M8TBT-R&_user=10&_rdoc=1&_fmt=&_orig=search&_sort=d&_docanchor=&view=c&_rerunOrigin=scholar.google&_acct=C000050221&_version=1&_urlVersion=0&_userid=10&md5=2fcab6e871f4f514328d5d0def3eebcd Poor Relief, Informal Assistance, and Short Time during the Lancashire Cotton Famine] Explorations in Economic History 34 (1997): 56-76.
• Boyer, George R. [books.google.com/books?id=swlJwIZDwH4C&dq=An+Economic+History+of+the+English+Poor+Law,+1750-1850&printsec=frontcover&source=bl&ots=Fxt3FOA9kD&sig=8ZoW8OBEd8bW3ydQjRsxG2hGDX0&hl=en&ei=WtCLSrOuKYeG-Qbf48XQDw&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1#v=onepage&q=&f=false An Economic History of the English Poor Law, 1750—1850]. Cambridge: Cambridge University Press, 1990 ISBN 978-0-521-36479-9 Google Books
• Brundage, Anthony. [books.google.com/books?id=FjiyAAAAIAAJ&q=The+Making+of+the+New+Poor+Law&dq=The+Making+of+the+New+Poor+Law The Making of the New Poor Law]. New Brunswick, N.J.: Rutgers University Press, 1978. ISBN 978-0-8135-0855-9
• Clark, Gregory. [www.econ.ucdavis.edu/faculty/gclark/papers/farm_wages_&_living_standards.pdf Farm Wages and Living Standards in the Industrial Revolution: England, 1670—1869] Economic History Review, 2nd series 54 (2001): 477—505. UCDavis
• Clark, Gregory and Anthony Clark. [www.econ.ucdavis.edu/faculty/gclark/papers/commons.pdf Common Rights to Land in England, 1475—1839] Journal of Economic History 61 (2001): 1009-36. UCDavis
• Digby, Anne. [www.jstor.org/pss/2594373 The Labour Market and the Continuity of Social Policy after 1834: The Case of the Eastern Counties] Economic History Review, 2nd series 28 (1975): 69-83.
• Eastwood, David. [books.google.com/books?id=jRhrkMoxq58C&dq=Governing+Rural+England:+Tradition+and+Transformation&printsec=frontcover&source=bl&ots=lQRb47MOyA&sig=SQsgcFfzDwXxtWV3VVaUOaPoov8&hl=en&ei=v9KLSv2dBY-sjAeb8uHkCw&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=4#v=onepage&q=&f=false Governing Rural England: Tradition and Transformation in Local Government, 1780—1840]. Oxford: Clarendon Press, 1994. ISBN 978-0-19-820481-7
• Fraser, Derek, editor. [books.google.com/books?id=GHYgHAAACAAJ&dq=The+New+Poor+Law+in+the+Nineteenth+Century+fraser+intitle:new+intitle:poor+intitle:law&lr=&as_drrb_is=q&as_minm_is=0&as_miny_is=&as_maxm_is=0&as_maxy_is=&as_brr=0 The New Poor Law in the Nineteenth Century]. London: Macmillan, 1976.
• Hammond, J. L. and Barbara Hammond. [www.archive.org/details/villagelabournew00hammuoft The Village Labourer, 1760—1832]. London: Longmans, Green, and Co., 1911.
• Hampson, E. M. [books.google.com/books?id=jeU8AAAAIAAJ&dq=The+Treatment+of+Poverty+in+Cambridgeshire,+1597-1834&printsec=frontcover&source=bl&ots=jBxFD_8sNv&sig=HXykz3Fcxx_39LSkJH2NGUTYOTI&hl=en&ei=pB-MSo7uIcyrjAe3luzkCw&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1#v=onepage&q=&f=false The Treatment of Poverty in Cambridgeshire, 1597—1834]. Cambridge: Cambridge University Press, 1934 (reissued by Cambridge University Press, 2009; ISBN 978-1-108-00234-9)
• Humphries, Jane. [www.jstor.org/pss/2123436 Enclosures, Common Rights, and Women: The Proletarianization of Families in the Late Eighteenth and Early Nineteenth Centuries] (1990): 17-42.
• King, Steven. [books.google.com/books?id=brMIf8yPmJQC&printsec=frontcover&dq=Poverty+and+Welfare+in+England,+1700-1850#v=onepage&q=&f=false Poverty and Welfare in England, 1700—1850: A Regional Perspective]. Manchester: Manchester University Press, 2000.
• Lees, Lynn Hollen. [books.google.com/books?id=cw3WWvjG6MUC&printsec=frontcover&dq=The+Solidarities+of+Strangers:+The+English+Poor+Laws#v=onepage&q=&f=false The Solidarities of Strangers: The English Poor Laws and the People, 1770—1948]. Cambridge: Cambridge University Press, 1998.
• Lindert, Peter H. [eh.net/abstracts/archive/0171.php Poor Relief before the Welfare State: Britain versus the Continent, 1780—1880] European Review of Economic History 2 (1998): 101-40.
• MacKinnon, Mary. [www.jstor.org/pss/2121332 English Poor Law Policy and the Crusade Against Outrelief] Journal of Economic History 47 (1987): 603-25.
• Marshall, J. D. [books.google.com/books?id=wgxKAAAAMAAJ&dq=The+Old+Poor+Law,+1795-1834+marshall&source=gbs_book_other_versions_r&cad=2 The Old Poor Law, 1795—1834]. 2nd edition. London: Macmillan, 1985.
• Pinchbeck, Ivy. [books.google.com/books?id=8DAFAQAAIAAJ&q=Women+Workers+and+the+Industrial+Revolution,+1750-1850&dq=Women+Workers+and+the+Industrial+Revolution,+1750-1850 Women Workers and the Industrial Revolution, 1750—1850]. London: Routledge, 1930.
• Pound, John. [books.google.com/books?id=t0iFAAAAIAAJ&q=Poverty+and+Vagrancy+in+Tudor+England&dq=Poverty+and+Vagrancy+in+Tudor+England Poverty and Vagrancy in Tudor England], 2nd edition. London: Longmans, 1986.
• Rose, Michael E. The New Poor Law in an Industrial Area. in [books.google.com/books?id=yqG0AAAAIAAJ&q=hartwell++The+New+Poor+Law+in+an+Industrial+Area&dq=hartwell++The+New+Poor+Law+in+an+Industrial+Area The Industrial Revolution], edited by *R.M. Hartwell. Oxford: Oxford University Press, 1970.
• Rose, Michael E. [books.google.com/books?id=dAGxAAAAIAAJ&q=The+English+Poor+Law,+1780-1930&dq=The+English+Poor+Law,+1780-1930 The English Poor Law, 1780—1930]. Newton Abbot: David & Charles, 1971.
• Shaw-Taylor, Leigh. «Parliamentary Enclosure and the Emergence of an English Agricultural Proletariat.» Journal of Economic History 61 (2001): 640-62.
• Slack, Paul. [books.google.com/books?id=75y0AAAAIAAJ&q=Poverty+and+Policy+in+Tudor+and+Stuart+England&dq=Poverty+and+Policy+in+Tudor+and+Stuart+England Poverty and Policy in Tudor and Stuart England]. London: Longmans, 1988.
• Slack, Paul. [books.google.com/books?id=ZmeB-7om2ZYC&pg=PP1&dq=The+English+Poor+Law,+1531-1782#v=onepage&q=&f=false The English Poor Law, 1531—1782]. London: Macmillan, 1990.
• Smith, Richard (1996). Charity, Self-interest and Welfare: Reflections from Demographic and Family History in [books.google.com/books?id=9U7xwDAOXJ0C&pg=PA23&dq=Charity,+Self-interest+and+Welfare:+Reflections#v=onepage&q=&f=false Charity, Self-Interest and Welfare in the English Past].
• Sokoll, Thomas. [books.google.com/books?id=gCWFAAAAIAAJ&q=%22Household+and+Family+among+the+Poor%22&dq=%22Household+and+Family+among+the+Poor%22 Household and Family among the Poor: The Case of Two Essex Communities in the Late Eighteenth and Early Nineteenth Centuries]. 1993.
• Solar, Peter M. «[www.jstor.org/pss/2597868 Poor Relief and English Economic Development before the Industrial Revolution].» Economic History Review, 2nd series 48 (1995): 1-22.
• Tawney, R. H. [www.archive.org/details/religionandtheri012275mbp Religion and the Rise of Capitalism: A Historical Study]. London: J. Murray, 1926.
• Webb, Sidney and Beatrice Webb. English Poor Law History. Part I: The Old Poor Law. London: Longmans, 1927.
• Webb, Sidney and Beatrice Webb. [www.archive.org/details/englishpoorlawpo00webbuoft English poor law policy] (1910)

Отрывок, характеризующий Английские законы о бедных

Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.