Английский клуб

Сюда перенаправляется запрос «Джентльменский клуб». На эту тему нужна отдельная статья.

Английский клуб (Английское собрание) — один из первых российских джентльменских клубов, один из центров российской общественной и политической жизни; славился обедами и карточной игрой, во многом определял общественное мнение. Количество членов было ограничено, новых членов принимали по рекомендациям после тайного голосования.

История

Первые российские джентльменские клубы появились в Санкт-Петербурге, в начале царствования Екатерины II по инициативе иностранцев. Английские торговцы и предприниматели, ведущие дела в Петербурге, несколько раз в неделю собирались в гостинице, которую содержал выходец из Голландии Корнелий Гардинер. В начале 1770 года, когда гостиница закрылась, фабрикант Франц Гарднер предложил своим товарищам учредить собственный клуб, что и было сделано 1 (12) марта 1770 года . 50 учредителей Английского собрания избрали своим девизом фразу «Согласие и веселье» (лат. Concordia et laetitia).

Клуб славился своей английской кухней, основным развлечением были картежные игры. Уже в конце 1771 года число членов дошло до 260, а к 1780 году количество желающих стать членами клуба был столь велико, что был установлен максимум в 300 человек. Было решено не принимать в члены клуба лиц выше бригадирского чина (в 1801 году под натиском генералов это правило было отменено).

Первые упоминания об Английском клубе в Москве датируются 1772 годом — эта дата принята в качестве официальной даты его появления. Под «Правилами Московского английского клуба» поставили свои подписи князь Сергей Гагарин, граф Иван Орлов, граф Дмитрий Хвостов, поэт Юрий Нелединский-Мелецкий, офицер и переводчик Яков Чаадаев и художник Фёдор Рокотов.

Поэт Иван Дмитриев отмечал, что ничего не может быть страннее самого названия: московский Английский клуб.

За время своего существования клуб трижды закрывался. В первый раз — в 1798 году, по указу императора Павла I (санкт-петербургский Английский клуб не был закрыт благодаря его члену, князю Петру Лопухину, в честь которого было учреждено звание «почётного члена»). В 1802 году, после воцарения на престол императора Александра, клуб был восстановлен. К концу того же года число его членов возросло до 600 человек.

С 1802 по 1812 год клуб арендовал дворец князей Гагариных у Петровских ворот. Стендаль утверждал, что «В Париже нет ни одного клуба, который мог бы с ним сравниться». Именно здесь был дан торжественный обед в честь полководца князя Петра Багратиона, описанный Львом Толстым в романе «Война и мир».

В 1802 году право посещения клуба было предоставлено дипломатическому корпусу. Среди посетителей было немало иностранцев, главным образом англичан. Старшинские журналы сначала велись на немецком языке, как более распространённом в русском обществе. В 1808—1810 годах была попытка вести журналы на русском языке, но она не увенчалась успехом. Лишь с 1817 года русский язык сделался официальным языком Английского клуба.

Во время Отечественной войны 1812 года московский Английский клуб вновь был закрыт, особняк Гагариных пострадал от пожара 1812 года. После того, как клуб в 1813 году возобновил свою деятельность, он несколько раз менял адреса, арендуя дом И. Бенкендорфа на Страстном бульваре, дом на Большой Никитской, дом Николая Муравьёва на Большой Дмитровке.

В 1831 году у клуба появилось постоянное помещение — дворец графов Разумовских на Тверской улице. В конце XIX-начале XX века особняк перешёл в собственность клуба. Пушкин неоднократно посещал Английский клуб, о чём упомянуто у Гиляровского, а сам дворец вместе с близлежащим Страстным монастырём был упомянут в поэме «Евгений Онегин»:

Балконы, львы на воротах И стаи галок на крестах

В 1817 году норма числа членов клуба была снижена до 350 человек, в 1853 году — повышена до 400. В 1850-е годы на вступление в клуб насчитывалось до 1000 кандидатов, которые занимали открывавшиеся вакансии по старшинству.

Библиотека клуба представляла собой богатейшее собрание русских периодических изданий начиная с 1813 года.

В 1909 году была увеличена плата за входные билеты — за приглашение на обеды гости платили по 100 рублей. В 1912 году клуб сдал в аренду землю на Тверской улице. Перед зданием клуба торговцами были построены палатки и павильоны, которые прозвали «Английскими рядами». В начале Первой мировой войны значительная часть помещений на собственные средства клуба была переоборудована под военный госпиталь.

После Октябрьской революции 1917 года клуб был окончательно закрыт, в его здании разместилась московская милиция. 12 ноября 1922 года в здании открылась выставка «Красная Москва», что положило начало Музею Революции.

В 1996 году в Москве вновь появился Английский клуб. Его почётным старшиной был избран тогдашний мэр города Юрий Лужков.

Члены клуба

Уже в 1780-е годы Английский клуб стал весьма популярен среди русской знати, быть членом Английского клуба — значило иметь светское положение. Члены клуба избирались на голосовании. Кандидат, не избранный на голосовании, навсегда лишался права быть кандидатом в члены клуба.

М. Н. Загоскин в своём сборнике «Москва и москвичи» писал:

Я знаю одного члена, и надобно сказать, что он вовсе не один в своем роде, который разделяет свою жизнь на четыре главные эпохи: рождение, производство в первый офицерский чин, женитьбу и поступление в члены Английского клуба.

Виднейшие люди домогались чести вступить в число членов Английского клуба; князь Чернышев и граф Клейнмихель так и умерли, не попав в число избранных. Ф. В. Булгарин не был принят в клуб в 1827 году. С 1798 года существует в Английском клубе звание почётного члена, которого удостаивались лишь высшие сановники, например Кутузов в 1813 году, И. Ф. Паскевич в 1828 году и другие.

До середины XIX века в клубе доминировали представители дворянских родов — князья Юсуповы, Голицыны, Оболенские, Долгорукие, представители поместного дворянства. Во второй половине XIX века изменился социальный состав клуба. Кроме аристократии в клубе появились представители буржуазии — купцы, финансисты, промышленники.

Каждый член клуба мог привести одного гостя, которого называли также посетителем. Женщины в клуб не допускались (даже в качестве прислуги), кроме торжественных завтраков во время коронации.

Офицеры

Почетными членами клуба были: князь П. И. Багратион, А. П. Ермолов, М. С. Воронцов, генерал Д. В. Давыдов, М. Ф. Орлов — генерал, подписавший капитуляцию Парижа в 1814 году, фельдмаршал князь А. И. Барятинский, граф И. И. Воронцов-Дашков, М. Д. Скобелев, военный инженер барон А. И. Дельвиг — строитель московского водопровода и другие.

Писатели

Около ста лет членами клуба были Пушкины. Сначала отец и дядя, сам Александр Сергеевич (с весны 1829 года до 1833 года), а затем и его сын — Александр Александрович. Е. А. Баратынский, П. Я. Чаадаев, Н. М. Карамзин, В. А. Жуковский, И. А. Крылов, М. А. Дмитриев, Н. В. Сушков, семья Аксаковых, Н. И. Надеждин, П. А. Вяземский, князь В. Ф. Одоевский, Л. Н. Толстой, А. Ф. Писемский, А. Н. Островский, поэт Ф. Ф. Вигель, писатель Н. А. Некрасов, М. Н. Загоскин и другие литераторы. Н. В. Гоголь был постоянным посетителем клуба.

Актёры

Первым из актеров, вступившим в число членов клуба, был М. С. Щепкин. В клубе состояли: певец Н. Н. Фигнер, основатель Московской консерватории Н. Г. Рубинштейн, руководитель Малого театра А. И. Южин-Сумбатов, членами клуба была династия актеров Малого театра — Садовских.

В. И. Немирович-Данченко был посетителем клуба.

Архитекторы

В начале XIX века членом клуба был архитектор О. И. Бове — строитель Большого театра. Во второй половине XIX века в клуб входили Ф. О. Шехтель, П. В. Жуковский, Ф. Г. Солнцев.

Буржуазия

Во второй половине XIX века членами клуба были: С. И. Мамонтов, К. Т. Солдатенков, П. И. Харитоненко. Купеческие династии — Морозовы, Кноппы, Прове, Щукины.

Другие

Членами клуба были: П. В. Нащокин, граф Ф. А. Толстой, Н. В. Склифосовский, художник В. Е. Маковский, историки С. М. Соловьев и Д. И. Иловайский.

Чиновники

Министр юстиции И. И. Дмитриев, канцлер князь А. М. Горчаков, орловский губернатор В. И. Сафонович. В конце XIX века в клуб впервые вступил представитель императорской фамилии — московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович.

Московские генерал-губернаторы: В. Ф. Джунковский, В. А. Долгоруков, князь Д. В. Голицын был Почётным старшиной клуба.

Городские головы Москвы: Б. Н. Чичерин и князь В. М. Голицын.

Сенатор Дмитрий Борисович Бер (1885—1887) и его брат, чиновник Министерства Финансов, статский советник Алексей Борисович Бер (с 1912 г.), действительный статский советник [бекман.рф/personi/beckman_NB.htm Николай Богданович Бекман].

Членские взносы

Членский взнос в 1770 году был установлен в 10 рублей ассигнациями в год, в 1795 году он возрос до 50 рублей, в 1817 году — до 110 руб., в 1820 году — до 150 рублей ассигнациями, в 1840 году определён был в 35 рублей серебром, в 1852 году — в 75 рублей, с 1860 года — 100 рублей в год. За первое столетие своего существования Английский клуб, сверх пенсий и пособий, отпускавшихся ежегодно из особой кассы, препроводил в разные места и по разным поводам до 90 тысяч рублей серебром.

В комнате, которая называлась «лифостротон» (судилище), висела «черная доска». На доску записывали исключённых за неуплаченные долги членов клуба, которым вход воспрещался впредь до уплаты долгов.

За длительное отсутствие в клубе члены, желающие возобновить своё членство, выплачивали штраф в 300 рублей.

Большой доход клубам приносили штрафные сборы за игру в карты после официального закрытия клуба.

Демократические традиции

Английский клуб был одной из первых российских общественных организаций. Деятельность клуба осуществлялась по уставу клуба. Все общественные должности в клубе были выборными. Избирались все: от Старшин клуба до членов библиотечного комитета. Даже наем клубной прислуги утверждался голосованием членов.

Английский клуб в художественной литературе

Повседневную жизнь Английского клуба описали в своих этнографических очерках «Москва и москвичи» М. Н. Загоскин (1842—1850) и В. А. Гиляровский (1926 год).

В. А. Гиляровский считает, что типажи и монологи «Горя от ума» Грибоедова списаны с Английского клуба. Например, в 1815 году в члены клуба не был принят некто г-н Чатский.

Л. Н. Толстой, посещавший клуб в 1860-е, назвал его в романе «Анна Каренина» — «храм праздности».

Санкт-Петербургский английский клуб

Санкт-Петербургский английский клуб не имел такого же значения, как московский. В XVIII веке клуб располагался на Галерной улице. Членами петербургского клуба были М. А. Милорадович, М. М. Сперанский, А. А. Аракчеев, П. Х. Вигтенштейн, И. А. Крылов и другие.

Долгое время клуб занимал здание у Синего моста. Клуб был закрыт в 1917 году, восстановил свою деятельность в 1998 году.

В начале XX века по адресу Большая Морская ул., 36 располагался Новый Английский клуб. Его членами были только англичане, жившие в Санкт-Петербурге. Его председателем был британский посол сэр Джордж Бьюкенен.

Кухня клуба

Кухня и повара клуба считались лучшими в России. Члены клуба отправляли на обучение своих поваров в Английский клуб. Любители обедов в клубе получили прозвище Клубный гастроном.

Члены клуба имели право на бесплатный завтрак в клубе.

В других городах

Архангельск

В 1798 году купец Готлиб Колморген открыл в собственном доме «дружеское собрание» как место сбора иностранных и местных купцов. Вскоре клуб был закрыт архангельским губернатором Лобановым-Ростовским. В том же году с согласия императора Павла I состоялось открытие второго клуба купцом Стефаном Гарлантом в доме купца Соломона Фанбрина (Solomon van Brienen).

Собственные Английские клубы существовали также в Керчи (организован в 1838 году), Одессе (с 1842 года — в собственном здании), Кишинёве.

Одесса

Одесский «Английский клуб» был основан 1 ноября 1831. Первый «Английский клуб» находился в доме барона Рено. Позже общество одесского «Английского клуба» собиралось в биржевом зале. Проект собственного дома для «Английского клуба» на Театральной площади выполнил архитектор Г. И. Торичелли в 1842. Строительство велось одесским купцом 2-й гильдии К. Бутырским.

Согласно Уставу одесский Английский клуб был основан для приятного времяпрепровождения в разговорах, разрешенных играх, чтении книг и периодических изданий. Состав Клуба ограничивался 350 членами. Новороссийский и Бессарабский генерал-губернатор и Одесский Градоначальник были постоянными членами Клуба, пока занимали эти должности.

С начала 1918 г. в доме работал Одесский губернский комитет КП(б)У, затем — Музей им. Октябрьской Революции.

С 1965 г. в доме был открыт единственный в СССР Музей морского торгового флота.

Примечания

Источники

Комментарии

См. также

• Англиканство в России
• Англиканская церковь Святого Андрея (Москва)
• Англиканская церковь Иисуса Христа (Санкт-Петербург)
• Британско-американская церковь при Александровском главном механическом заводе (Проспект Обуховской Обороны, 129)
• Британо-Американская церковь Иисуса Христа (ул. Якубовича, 16 А)

Литература

• Список господ членов С-Петербургского Английского Собрания в 1886 г. СПб, 1886.
• Алексей Буторов Московский Английский клуб (страницы истории и современности) Москва «Издание Московского Английского клуба» 1999 ISBN 5-85868-099-2 ISBN 978-5-85868-099-4
• Л. В. Беловинский Энциклопедический словарь российской жизни и истории Москва «Олма-Пресс» 916 стр. 2003 ISBN 5-224-04008-6
• В. А. Десятников Т. А. Соколова Блистательный Санкт-Петербург Санкт-Петербург «Олма-Пресс» 926 стр. 2003 ISBN 5224037670
• [memoirs.ru/texts/en_club.htm Извлечение из журналов гг. старшин Московского Английского клуба со дня открытия оного, то есть с 1802-го года, обстоятельств почему либо достопамятных / Публ. и предисл. П. И. Бартенева // Русский архив, 1889. — Кн. 2. — Вып. 5. — С. 85-98. — Под загл.: К истории московского английского клуба.]
• Завьялова Л. В. Петербургский Английский клуб, 1770—1918: Очерки истории. — СПб.: Дмитрий Буланин, 2004. Там же содержится полный список членов за все годы.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Литература

• Список господ членов С-Петербургского Английского Собрания в 1886 г. СПб, 1886.
• Алексей Буторов Московский Английский клуб (страницы истории и современности) Москва «Издание Московского Английского клуба» 1999 ISBN 5-85868-099-2 ISBN 978-5-85868-099-4
• Л. В. Беловинский Энциклопедический словарь российской жизни и истории Москва «Олма-Пресс» 916 стр. 2003 ISBN 5-224-04008-6
• В. А. Десятников Т. А. Соколова Блистательный Санкт-Петербург Санкт-Петербург «Олма-Пресс» 926 стр. 2003 ISBN 5224037670
• [memoirs.ru/texts/en_club.htm Извлечение из журналов гг. старшин Московского Английского клуба со дня открытия оного, то есть с 1802-го года, обстоятельств почему либо достопамятных / Публ. и предисл. П. И. Бартенева // Русский архив, 1889. — Кн. 2. — Вып. 5. — С. 85-98. — Под загл.: К истории московского английского клуба.]
• Завьялова Л. В. Петербургский Английский клуб, 1770—1918: Очерки истории. — СПб.: Дмитрий Буланин, 2004. Там же содержится полный список членов за все годы.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Ссылки

• [www.anglclub.ru/ Сайт Московского Английского клуба]
• [www.spbak.ru/ Сайт Санкт-Петербургского Английского клуба]
• [www.sovr.ru/press/2011/03/19/nota/ Концерты в Английском клубе в здании Государственного центрального музея современной истории России]

Отрывок, характеризующий Английский клуб

«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.
Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.
Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последние полтора месяца, оставался один с Элен, но никогда не говорил ей о любви. Теперь он чувствовал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этот последний шаг. Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он занимает чье то чужое место. Не для тебя это счастье, – говорил ему какой то внутренний голос. – Это счастье для тех, у кого нет того, что есть у тебя. Но надо было сказать что нибудь, и он заговорил. Он спросил у нее, довольна ли она нынешним вечером? Она, как и всегда, с простотой своей отвечала, что нынешние именины были для нее одними из самых приятных.
Кое кто из ближайших родных еще оставались. Они сидели в большой гостиной. Князь Василий ленивыми шагами подошел к Пьеру. Пьер встал и сказал, что уже поздно. Князь Василий строго вопросительно посмотрел на него, как будто то, что он сказал, было так странно, что нельзя было и расслышать. Но вслед за тем выражение строгости изменилось, и князь Василий дернул Пьера вниз за руку, посадил его и ласково улыбнулся.
– Ну, что, Леля? – обратился он тотчас же к дочери с тем небрежным тоном привычной нежности, который усвоивается родителями, с детства ласкающими своих детей, но который князем Василием был только угадан посредством подражания другим родителям.
И он опять обратился к Пьеру.
– Сергей Кузьмич, со всех сторон , – проговорил он, расстегивая верхнюю пуговицу жилета.
Пьер улыбнулся, но по его улыбке видно было, что он понимал, что не анекдот Сергея Кузьмича интересовал в это время князя Василия; и князь Василий понял, что Пьер понимал это. Князь Василий вдруг пробурлил что то и вышел. Пьеру показалось, что даже князь Василий был смущен. Вид смущенья этого старого светского человека тронул Пьера; он оглянулся на Элен – и она, казалось, была смущена и взглядом говорила: «что ж, вы сами виноваты».
«Надо неизбежно перешагнуть, но не могу, я не могу», думал Пьер, и заговорил опять о постороннем, о Сергее Кузьмиче, спрашивая, в чем состоял этот анекдот, так как он его не расслышал. Элен с улыбкой отвечала, что она тоже не знает.
Когда князь Василий вошел в гостиную, княгиня тихо говорила с пожилой дамой о Пьере.
– Конечно, c'est un parti tres brillant, mais le bonheur, ma chere… – Les Marieiages se font dans les cieux, [Конечно, это очень блестящая партия, но счастье, моя милая… – Браки совершаются на небесах,] – отвечала пожилая дама.
Князь Василий, как бы не слушая дам, прошел в дальний угол и сел на диван. Он закрыл глаза и как будто дремал. Голова его было упала, и он очнулся.
– Aline, – сказал он жене, – allez voir ce qu'ils font. [Алина, посмотри, что они делают.]
Княгиня подошла к двери, прошлась мимо нее с значительным, равнодушным видом и заглянула в гостиную. Пьер и Элен так же сидели и разговаривали.
– Всё то же, – отвечала она мужу.
Князь Василий нахмурился, сморщил рот на сторону, щеки его запрыгали с свойственным ему неприятным, грубым выражением; он, встряхнувшись, встал, закинул назад голову и решительными шагами, мимо дам, прошел в маленькую гостиную. Он скорыми шагами, радостно подошел к Пьеру. Лицо князя было так необыкновенно торжественно, что Пьер испуганно встал, увидав его.
– Слава Богу! – сказал он. – Жена мне всё сказала! – Он обнял одной рукой Пьера, другой – дочь. – Друг мой Леля! Я очень, очень рад. – Голос его задрожал. – Я любил твоего отца… и она будет тебе хорошая жена… Бог да благословит вас!…
Он обнял дочь, потом опять Пьера и поцеловал его дурно пахучим ртом. Слезы, действительно, омочили его щеки.
– Княгиня, иди же сюда, – прокричал он.
Княгиня вышла и заплакала тоже. Пожилая дама тоже утиралась платком. Пьера целовали, и он несколько раз целовал руку прекрасной Элен. Через несколько времени их опять оставили одних.
«Всё это так должно было быть и не могло быть иначе, – думал Пьер, – поэтому нечего спрашивать, хорошо ли это или дурно? Хорошо, потому что определенно, и нет прежнего мучительного сомнения». Пьер молча держал руку своей невесты и смотрел на ее поднимающуюся и опускающуюся прекрасную грудь.
– Элен! – сказал он вслух и остановился.
«Что то такое особенное говорят в этих случаях», думал он, но никак не мог вспомнить, что такое именно говорят в этих случаях. Он взглянул в ее лицо. Она придвинулась к нему ближе. Лицо ее зарумянилось.
– Ах, снимите эти… как эти… – она указывала на очки.
Пьер снял очки, и глаза его сверх той общей странности глаз людей, снявших очки, глаза его смотрели испуганно вопросительно. Он хотел нагнуться над ее рукой и поцеловать ее; но она быстрым и грубым движеньем головы пeрехватила его губы и свела их с своими. Лицо ее поразило Пьера своим изменившимся, неприятно растерянным выражением.
«Теперь уж поздно, всё кончено; да и я люблю ее», подумал Пьер.
– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.
Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.


Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.