Английский рожок

Английский рожок
Классификация	деревянный духовой инструмент, Аэрофон
Диапазон
Родственные инструменты	Гобой

Английский рожокАнглийский рожок

Англи́йский рожо́к (итал. corno inglese, фр. cor anglais, нем. Englisch Horn) или альтовый гобой ― деревянный духовой музыкальный инструмент, разновидность гобоя.

История происхождения и развития инструмента

Английский рожок был сконструирован около 1720 года на основе одной из моделей охотничьего гобоя (гобой да качча), к которой был добавлен грушевидный раструб. Предположительно, это сделал силезский мастер Вайгель. Образцы инструмента, сделанные в XVIII веке и первой половине XIX, имели форму дуги или были изогнуты под углом, а современный прямой вариант появился только в 1830-х годах.

Существует две версии появления названия «английский рожок». Согласно первой из них, ранние образцы этого инструмента напоминали трубы, с которыми на полотнах тех времён часто изображались ангелы, и немецкое слово engellisch (ангельский) трансформировалось в englisch (английский). По другой версии, неверно было употреблено французское слово anglais (английский) вместо anglé (угловой, изогнутый углом ― по форме инструмента).

Современная прямая модель английского рожка была создана во второй четверти XIX века усилиями французских музыкальных мастеров Фредерика Триебера и Франсуа Лоре в сотрудничестве со знаменитым исполнителем на этом инструменте Анри Бродом.

Строение

По устройству английский рожок схож с гобоем, но имеет бо́льший размер, грушевидный раструб и особую изогнутую металлическую трубочку, с помощью которой трость соединяется с основным корпусом.

Аппликатура английского рожка полностью совпадает с аппликатурой гобоя, но из-за бо́льшей длины корпуса он звучит на чистую квинту ниже.

Репертуар

XVIII век

На первых порах своего существования английский рожок мог по желанию исполнителя заменяться на другие, схожие с ним инструменты семейства гобоев, поскольку композиторы почти не писали музыки специально для него. Самостоятельные партии для английского рожка начали появляться с 1740-х годов. Одним из первых композиторов, использовавших этот инструмент, был Глюк, в том числе в опере «Орфей и Эвридика». В симфонической музыке английский рожок появился впервые у Гайдна. Среди других композиторов, писавших для английского рожка во второй половине XVIII века, ― Йозеф Штарцер и Михаэль Гайдн, а также сами исполнители ― Йозеф Фиала, Игнац Мальцат и др.

Одним из наиболее выдающихся исполнителей на английском рожке в XVIII веке был Филипп Таймер, младший из трёх братьев, игравших на гобое. Для их трио написан ряд произведений композиторов-современников, в том числе, возможно, Трио, op. 87, Бетховена. Другим известным исполнителем был Джузеппе Ферлендис, игравший на инструментах работы венецианского мастера Андреа Форнари.

XIX век

Широко использовался английский рожок в операх итальянских композиторов ― Доменико Чимарозы, Томазо Траэтты, Джузеппе Сарти и других. Именно в их творчестве утвердился лирический, певучий стиль письма для английского рожка, в противоположность господствовавшему до того виртуозному началу. В XIX веке эти традиции развили Джоаккино Россини, Винченцо Беллини, Гаэтано Доницетти, Джузеппе Верди, у которых английский рожок нередко используется в драматических эпизодах.

Во Франции английский рожок появился только в начале XIX века. Первым крупным исполнителем на нём был Гюстав Вогт, гобоист оркестра Гранд-опера. Для него Россини написал соло в среднем разделе увертюры к опере «Вильгельм Телль». Вогт вместе с мастером Гийомом Триебером участвовал в усовершенствовании конструкции инструмента.

Первым из немецких композиторов-романтиков, включившим английский рожок в свои партитуры, был Рихард Вагнер, слышавший этот инструмент в Париже. В операх «Тангейзер» и «Тристан и Изольда» английский рожок подражает пастушьим наигрышам, а в «Лоэнгрине» используется уже не только для специальных эффектов, но и как полноценный оркестровый инструмент с самостоятельной партией. Партии английского рожка также встречаются в произведениях Шумана и Листа.

В симфонических произведениях XIX века английский рожок также исполнял эпизоды преимущественно пасторального или меланхолического характера. В Симфонии d-moll Сезара Франка у английского рожка самостоятельная оркестровая партия и обширное соло во второй части. Часто поручал этому инструменту сольные эпизоды Дворжак, один из самых известных ― во второй части Девятой симфонии («Из Нового Света»). В симфонической легенде Яна Сибелиуса «Туонельский лебедь» английский рожок, солирующий на фоне приглушённого звучания оркестра, создаёт образ чёрного лебедя ― проводника в загробный мир.

Тембр английского рожка нередко использовался композиторами для изображения экзотических восточных интонаций, напоминающих звучание азиатских и ближневосточных язычковых инструментов (Сен-Санс, опера «Самсон и Далила»; Бородин, симфоническая картина «В Средней Азии» и др.)

XX век

В XX веке английский рожок стал применяться не только как оркестровый, но и как сольный инструмент. В оркестре наиболее известные соло принадлежат Л. Яначеку (рапсодия «Тарас Бульба»), Х. Родриго (Аранхуэсский концерт), С. Рахманинову (поэма «Колокола», IV часть ). Среди сольных произведений для английского рожка ― Пастораль Картера (1940), Соната Хиндемита (1941), Концертино Вольфа-Феррари (1947), Концерт Васкса (1989) и др.

Техника игры и тембр

Техника игры и штрихи при игре на английском рожке ― те же, что и на гобое, однако английский рожок отличается несколько меньшей технической подвижностью. В его исполнении наиболее типичны кантиленные, протяжные эпизоды в легато. Тембр английского рожка по сравнению с гобоем более густой, полный и мягкий, близкий к другому инструменту — гобою д’амур.

Диапазон и нотация

Диапазон английского рожка по действительному звучанию ― от e (ми малой октавы) до b² (си-бемоль второй октавы). Самые верхние звуки диапазона используются редко. При одинаковой аппликатуре с гобоем английский рожок звучит на квинту ниже его, то есть принадлежит к числу транспонирующих инструментов in F.

Итальянские композиторы конца XVIII ― первой половины XIX века нотировали партию английского рожка в басовом ключе, октавой ниже действительного звучания. Во французской традиции было принято писать ноты для него в редком меццо-сопрановом ключе. Наиболее распространена была нотация в альтовом ключе (её позднее применяли и некоторые композиторы XX века, в частности, С. С. Прокофьев). В современных партитурах партия английского рожка пишется в скрипичном ключе на чистую квинту выше действительного звучания.

Применение в оркестре

В оркестре обычно применяется один английский рожок (реже два, например Ария Элеазара из оперы «Жидовка» Галеви), причём его партия может представлять собой временную замену одного из гобоев (как правило, последнего по номеру). «»

Знаменитые исполнители

Сольное исполнение исключительно на английском рожке встречается редко. Большинство исполнителей на нём также хорошо владеют основным инструментом ― гобоем.

Примечания

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Английский рожок

– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.