Англоавстралийцы

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Англоавстралийцы

Самоназвание	англ. English Australian
Всего: 12,000,000 - 13,000,000
Религия	англикане, пресвитериане, католики
Родственные народы	Англичане

Англоавстралийцы (англ. English Australian) или английские австралийцы — австралийцы английского происхождения, первая по численности этническая группа в Австралии и вторая по численности «национальность», согласно австралийской переписи населения, после «австралиец» (к «австралийцам» также отнесли «английских австралийцев»). По результатам переписи населения Австралии в 2006 году 6,3 миллионов или 32 % опрошенных назвались «англичанами» или словосочетанием включающей «англо-» и «английский». Перепись также документально определила 860000 жителей Австралии как рожденных в Англии. Большинство из англоавстраллийцев — потомки английских поселенцев, которые прибывали в Австралию в течение периода колонизации и в период 1918—1939 гг. Это основное население Австралии.

История

Первые поселения и колонизация

Заселение англичанами Австралии началось благодаря английскому военному адмиралу Артуру Филиппу. Он был первым европейским колонизатором австралийского континента, а также именно он основал поселение, известное сейчас как город Сидней.

Во многих английских колониях была установлена система губернаторов-собственников, которые назначались торговыми документами английскими акционерными обществами и должны были основывать и управлять поселениями.

Англия была преемницей колонизации голландцами «Новой Голландии», переименованной в государство Австралия в 1774 году. 18 августа 1786 года Британским правительством было принято решение отправлять английских каторжников к Ботаничечкому заливу, ответственность по организации и выбору руководства пал на тогдашнего Министра Внутренних дел Лорда Сиднея и его помощника Эвана Нипина. Вскоре после этого началась подготовка кораблей, каторжников, охраны и провизии. В то время для постройки 5 больших кораблей требовалось 1300 человек, поэтому отобранные каторжники, в том числе и женщины из окружных тюрем, были отправлены на корабль Дюнкирк в Плимуте и Нью Джейл в Саутварке. По прогнозам оптимистов, отплытие должно было произойти в октябре, но произошли серьёзные проволочки. В середине апреля 1787 года издание «St. James Chronicle» сообщало, что «может показаться странным, но мы достоверно осведомлены о том, что транспорт для отправки в Ботанический залив ещё не спущен на воду». Приблизительно 200000 англичан эмигрировали в 1776 году в Австралию. Именно благодаря англичанам приток иммигрантов в течение девятнадцатого века был сильным и устойчивым. Первая волна активного притока англичан началась в конце 1850-х. Иммиграция постоянно повышалась из-за неспокойной обстановки в Соединенном Королевстве вплоть до 1862 года, затем она замедлилась и медленно снижалась приблизительно в течение десятилетия. Большинство эмигрантов были небольшие фермеры и фермеры-арендатоы из бедствующих сельских графств на юге и западе Англии и городских рабочих, которые сбегали от угнетения и социальных и промышленных перемен в конце 1820- начале 1840 годов. Пока одни английские иммигранты были погружены в мечты о создании модели утопического общества в Австралии, других притягивал соблазн новых земель, текстильные фабрики, железные дороги и добыча полезных ископаемых. Поэтому много английских поселенцев уехали из Австралии в США в 1850-х во времена Калифорнийской Золотой Лихорадки.

Иммиграция англичан после 1850-х

После того как Австралия перестала использоваться как исправительная колония, иммиграция англичан продолжилась и взамен снижению пришло значительное её увеличение. В конце 1860-х ежегодная иммиграция англичан достигла 60000 человек и продолжала расти до 1872 года (75000 человек в год). Финальная и наиболее сильная волна иммиграции началась в 1879 года и продолжалась до 1893 года. В течение этого периода годовая иммиграция англичан насчитывает более 80000 человек, достигая пика в 1882 и 1888 годах. Строительство австралийских трансконтинентальных железных дорог, заселение огромных равнин и индустриализация привлекали опытных и профессиональных эмигрантов из Англии. Но также, значительно подешевевший проезд на пароходе дал возможность и простым городским рабочим приезжать в Австралию, и неквалифицированные работники и работники средней квалификации, шахтеры, строители и составили большинство этих новых английских иммигрантов. До тех пор пока большинство их не переселилось в Австралию, многие ремесленники были временными, возвращашимися в Англию после одного-двух сезонов работы. Группы английских иммигрантов приезжали в Австралию как миссионеры Армии Спасения для работы с активистами церкви евангелистов и мормонов. Экономический спад 1893 резко снизил английскую иммиграцию, и она оставалась низкой в течение большей части двадцатого века. Снижение иммиграции заменилось подъёмом во время Второй Мировой Войны, когда более 100000 англичан (18 % из которых евразийские иммигранты) приехало из Англии. В этой группе был большой контингент фронтовых жен, которые приезжали с 1945 по 1948. В эти годы на каждого мужчину-эмигранта приходилось по четыре женщины-эмигрантки. Много английских индусов и бирманцев стали приезжать в страну после получения независимости от Соединенного Королевства в 1947 и 1948 соответственно. Иммиграция англичан возросла до 150000 человек и превысила 170000 человек в 1960-х, как раз в то время когда английские и европейские поселенцы английского происхождения покидали Сингапур и Малайзию и уезжали в Австралию после того как Сингапур и Малайзия получили независимость от Великобритании в 1963 году. Пока различия были сильны, не удивительно, что английские иммигранты сталкивались с небольшими трудностями в ассимиляции к австралийской жизни. Австралийское недовольство политикой Британского правительства редко переносилось на английских поселенцев, которые прибыли в первое десятилетие 19 века. Первые южноафриканские поселенцы английского происхождения приехали в Австралию в 1994, когда Нельсон Мандела был избран первым чернокожим южноафриканским президентом. После возвращения суверенитета Гонконга Великобританией людям республики Китай в 1997 году множество англичан и евразийцев английского происхождения уехали в Австралию. В течение всей истории Австралии английские иммигранты и их потомки играли значительную роль и в правительстве и каждом аспекте австралийской жизни. Пока англоавстралийцы остаются второй по численности огромной национальностью согласно переписи 1990 года, они представлены во всех уровнях национального и местного управления так, что в любом списке австралийских сенаторов, верховных судей, губернаторов, членов законодательныъх органов, они бы составили множество, если не абсолютное большинство. Соединенное Королевство продолжает оставаться основным источником постоянных иммигрантов в Австралии.

Премьер-министры английского происхождения

Многие из премьер-министров Австралии имеют английские корни. В особенности первые премьер-министры были преимущественно английского происхождения.

1. Эдмунд Бартон, 1-й премьер-министр 1901—1903 (родители-англичане)
2. Альфред Дикин, 2-й премьер-министр 1903—1904, 1905—1908, 1909—1910 (родители-англичане)
3. Сэр Джозеф Кук, 6-й премьер-министр 1913—1914 (родился в Англии)
4. Эрл Кристмас Графтон Пейдж, 11-й премьер-министр 1939 (отец из Англии)
5. Гарольд Эдвард Холт, 17-й премьер-министр 1966—1967
6. Сэр Джон Грей Гортон 19-й премьер-министр 1968—1971 (отец-англичанин)
7. Эдвард Гоф Уитлэм 21-й премьер-министр 1972—1975 (английское происхождение)
8. Роберт Джеймс Ли Хоук 23-й премьер-министр 1983—1991 (английское происхождение)
9. Джон Уинстон Ховард 25-й премьер-министр 1996—2007
10. Кевин Радд, 26-й премьер-министр 2007—2010 (его предки были каторжник Томас Радд из Лондона и Мэри Кейбл из Эссекса в Англии)

Отрывок, характеризующий Англоавстралийцы

«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.