Англо-итальянское соглашение (1938)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Англо-итальянское соглашение — договор между Англией и Италией, заключённый 16 апреля 1938 года (иногда называемый «Пасхальный договор»), был частью попыток Англии и Франции предотвратить союз Италии и Германии а также признавал аннексию Эфиопии Италией.





Предыстория

Ввиду того что Германия после аншлюса Австрии не проявляла желания идти на сближение с Англией, правительство Чемберлена решило начать переговоры с Италией, рассчитывая что после заключения с ней соглашения будет легче договориться с Германией. В феврале 1938 года, по инициативе Чемберлена были начаты переговоры о заключении соглашения. Тогдашний министр иностранных дел Великобритании Энтони Иден, будучи несогласным с общей линией внешней политики Чемберлена и в частности с проектом итало-английского соглашения, подал в отставку. Его пост занял лорд Галифакс, целиком одобрявший внешнюю политику Чемберлена. Муссолини в надежде получения английских займов, необходимых для осуществления программы вооружений, не заставил себя долго упрашивать[1]. В течение шести недель все спорные вопросы были урегулированы и 16 апреля 1938 года министр иностранных дел Италии граф Чиано и посол Великобритании сэр Эрик Друммонд (позднее лорд Перт), подписали в Риме англо-итальянское соглашение.

Соглашение

Соглашение подтверждало все достигнутые ранее договоренности по различным спорным вопросам: декларацию от 2 января 1937 года относительно Средиземного моря, соглашение относительно некоторых областей на Среднем Востоке, декларации относительно пропаганды, статута озера Тана, воинской повинности туземцев Итальянской Восточной Африки, режима британских религиозных ассоциаций в Итальянской Восточной Африке, декларацию относительно Суэцкого канала[2].

Согласно новому соглашению стороны обязывались установить между собой «добрососедские отношения». Англией признавался захват Абиссинии Италией. Италия в свою очередь обещала сократить итальянские воинские контингенты в Ливии до пределов мирного времени и присоединиться к Лондонскому морскому соглашению 1936 года. Особенно важной статьей для Италии явилось подтверждение со стороны Великобритании полная свобода прохода через Суэцкий канал итальянских судов при всех условиях[3].

Последствия

Согласно договоренностям с Италией, 12 мая 1938 года, лорд Галифакс внёс на заседание Совета Лиги наций предложение о признании итальянского суверенитета над Эфиопией. Против предложения Галифакса выступили представители СССР, Китая, Боливии и Новой Зеландии. После этого, Совет Лиги наций принял резолюцию в которой отдельным членам Лиги наций предоставлялась свобода решения вопроса о признании итальянского суверенитета над Эфиопией. Согласно этой резолюции, правительство Великобритании признало итальянский суверенитет над Эфиопией. 16 ноября 1938 года англо-итальянское соглашение вступило в силу.

Обязательства Италии перед Великобританией о уменьшении своих гарнизонов в Ливии выполнялось лишь в течение первых двух месяцев после подписания соглашения. После этого итальянские гарнизоны в Ливии вновь были увеличены. Касаясь этого вопроса, 20 февраля 1939 года, член палаты общин Гендерсон поинтересовался, не является ли увеличение итальянских военных сил в Ливии нарушением англо-итальянского соглашения 1938 года. На это министр иностранных дел Батлер ответил что «Это увеличение не является нарушением англо-итальянского соглашения, ибо после заключения этого соглашения Италия действительно сократила свои гарнизоны в Ливии до размеров, обусловленных в договоре, но за последнее время она вновь увеличила их на 30 тысяч человек».

Напишите отзыв о статье "Англо-итальянское соглашение (1938)"

Примечания

  1. [www.presswood.ru/fa3a5819b51f.htm История дипломатии:] Дипломатия на первом этапе общего кризиса капиталистической системы. Т. 3 / Выгодский С. Ю., Гонионский С. А., Горохов И. М., Земсков И. Н., и др.; Под ред.: Громыко А. А., Земсков И. Н., Зорин В. А., Семенов В. С., Сказкин С. Д., Хвостов В. М. — 2-е изд., перераб. и доп. — М.: Политиздат, 1965. — 831 c.
  2. [www.diphis.ru/anglo_italyanskoe_soglashenie_-a750.html История дипломатии:] ред. Потемкин, В. П. и др.
  3. [dic.academic.ru/dic.nsf/dic_diplomatic/98/АНГЛО Дипломатический словарь] — М.: Государственное издательство политической литературы. А. Я. Вышинский, С. А. Лозовский. 1948.

Ссылки

  • [www.worldlii.org/int/other/LNTSer/1939/42.html Текст договора ] (англ.)

Отрывок, характеризующий Англо-итальянское соглашение (1938)


Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.