Англо-франко-испанская интервенция в Мексику

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
О франко-мексиканском конфликте 1830-х см. Кондитерская война
Англо-франко-испанская интервенция в Мексику

Битва при Пуэбле
Дата

8 декабря 1861 — 21 июня 1867

Место

Мексика

Итог

Победа правительства Бенито Хуареса

Противники
Вторая французская империя
Испанская империя (до 1862 г.)
Британская империя (до 1862 г.)
Мексиканская империя
Австрийские добровольцы
Бельгийские добровольцы 		Мексиканские Соединённые Штаты
Командующие
Хуан Прим (главнокомандующий до 1862 г.)

Жюрьен де ла Гравьер
Шарль де Лорансе
Эли Фредерик Форе
Франсуа Ашиль Базен
Максимилиан I †
Мигель Мирамон †
Леонардо Маркес
Томас Мехиа †

 Бенито Хуарес

Игнасио Сарагоса †
Мигель Негрете
Порфирио Диас
Хесус Гонсалес Ортега
Мануэль Гонсалес Флорес

Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Англо-франко-испанская интервенция в Мексику (исп. Segunda Intervención Francesa en México), известна также как Франко-мексиканская война — вооруженная интервенция Великобритании, Франции и Испании в Мексику, вызванная временным прекращением платежей по мексиканским иностранным долгам. Продолжалась с 1861 по 1867 год и завершилась победой мексиканского правительства Бенито Хуареса[1].





Повод и подготовка к войне

Мексика пережила гражданскую войну (1858—1861), которая закончилась победой либералов. Однако консерваторы строили планы иностранной интервенции, которая была единственным способом вернуть власть. Их руководители ещё в 1840—1850-х гг. выдвигали предложения по восстановлению в стране монархии (с 1822 по 1823 год Мексика имела эту форму правления). С подобными предложениями они обращались к правительствам Англии, Франции, Испании, Австрии[2]. Дипломат мексиканский аристократ по происхождению Хосе Идальго-и-Эснаурисара, пользуясь своим давним знакомством с императрицей Евгенией, привлек её внимание к этому проекту, она же в свою очередь заинтересовала мужа. Среди записей и проектов, разрабатывавшихся Наполеоном III во время тюремного заключения в крепости Гам, имеется план создания Латинского государства в Центральной Америке для противовеса амбициям и экспансии Соединенным Штатам. Усилия предполагалось направить на Никарагуа, географические условия позволяли бы прорыть стратегически важный канал, но атлантическое побережье страны, Москитовый берег, фактически контролировалось англичанами.

В 1861 году имел место ряд событий, способствовавших осуществлению монархических проектов. В апреле началась Гражданская война в США, которые со времен войны 1847 года стремились к установлению протектората над Мексикой, но теперь не могли помешать интервенции европейских держав. С другой стороны 17 июля мексиканский конгресс вынес постановление о двухлетнем[3] моратории на платежи по иностранным долговым обязательствам[4].

В годы гражданской войны Англия, Франция и Испания предоставили Мексике несколько займов, причем мексиканский долг Англии в шесть раз превышал долг двум последним державам вместе взятым[5]. После того как нуждавшиеся в деньгах мексиканские либералы задержали поезд и конфисковали серебро, добытое и принадлежащее английской компании, этот инцидент дал реальный повод для интервенции в целях защиты иностранных экономических интересов в Мексике[4].

В сентябре 1861 года Франция и Англия провели переговоры о совместных действиях. После чего император Франции Наполеон III перешел к рассмотрению возможных кандидатур на мексиканский престол: предполагалось выбрать кого нибудь из принцев Саксен-Кобург-Гота-Кохари или Гогенцолленов-Зигмарингенов, рассматривался так же герцог Омальский. В конце концов, под влиянием советов близкой к монаршей чете Паулины Меттерних, выбор был остановлен на брате австрийского императора Франца-Иосифа, эрцгерцоге Максимилиане. По мнению секретаря мексиканской миссии в Париже, Идальго-и-Эснаурисара, подобное решение объясняется тем, что требовалась кандидатура принца не из трех интервенирующих держав, обладающего достаточным опытом, знаниями, католического вероисповедания и либерально-консервативными взглядов. Наполеон III писал на эту тему, что одной из причин выдвижения Максимилиана была его связь через жену с королём Бельгии — связующим звеном между Францией и Англией[6].

Также активное участие в подготовке интервенции приняла Англия. Английский посланник в Мехико в ответ на декрет 17 июля заявил о разрыве дипломатических отношений его правительства с Мексикой. То же самое сделал и французский посланник. Мексикано-испанские отношения были прерваны ещё в январе 1861 года. С 15 по 30 октября между Францией и Англией проходило обсуждение проекта соглашения о совместных действиях в Мексике. В итоге Франция уступила по всем существенным вопросам и 31 октября в Лондоне соглашение было подписано. Подготовка интервенции также сопровождалась информационной кампанией в газете Таймс, сообщавшей об «ужасных беспорядках» в Мексике, от которых страдают иностранцы[7].

Цели интервентов

Номинальными целями экспедиции были спасение Мексики от анархии и экономические интересы, связанные с отказом платить по обязательствам. Однако 23 ноября 1861 года мексиканский конгресс аннулировал декрет 17 июля и несмотря на это союзники начали интервенцию[8].

Каждая из держав-интервентов руководствовалась своими целями. Так, Англия и Франция, желавшие подчинить своему влиянию Латинскую Америку, стремились воспользоваться ослаблением позиций США. Английское правительство поддерживало южан и старалось спровоцировать конфликт с Севером. В Канаду было отправлено подкрепление, а также был усилен английский флот в американских водах. Вторжение в Мексику как раз могло привести к войне с США, в которой Англия имела бы таким образом преимущество. Наполеон III также предполагал укрепить свой пошатнувшийся авторитет с помощью легкой победоносной войны. Главной же причиной участия Испании было желание восстановить господство в Мексике[9].

Наличие этих целей не снимало вопрос о финансовых претензиях. Банкиры трех держав намеревались получить от Мексики немалые суммы. Во время гражданской войны правительство Мигеля Мирамона получило у швейцарского банкира Жеккера около 1 млн долл. Но по условиям займа оказалось должно 52 млн. Правительство Бенито Хуареса отказалось признавать этот долг, ссылаясь на то, что Миармон не имел конституционных полномочий для заключения такого займа. Вскоре облигации займов оказались у герцога Морни, который принял Жеккера во французское подданство, чтобы Франция могла законно защищать его интересы. Испания также имела крупные финансовые претензии к Мексике, с которой правительство консерваторов заключило ряд соглашений о возмещении ущерба испанских подданных. Последнее из них было также аннулировано правительством Хуареса[10].

Высадка союзников

Первыми в Мексике высадились испанские войска, переброшенные с острова Куба. 8 декабря 1861 года они прибыли в порт Веракрус и к середине месяца заняли его. Военно-морские силы Мексики были не в состоянии оказать сопротивление союзникам. Город был сдан без боя, но до эвакуации командующим мексиканскими войсками был издан приказ, запрещавший снабжать испанцев продовольствием. В результате интервентам пришлось доставлять продовольствие с Кубы. 6 и 8 января 1862 года в Веракрусе осуществили высадку англо-французские силы. Испанские войска насчитывали 6200 кавалеристов и пехотинцев, французы имели 2600 зуавов и морской пехоты, а англичане — 800 человек[11].

Французами командовал вице-адмирал Жюрьен де ла Гравьер, англичанами — коммодор Данлоп, главнокомандующим объединенными силами как старший по званию был назначен испанский маршал Хуан Прим. 14 января уполномоченные союзников направили правительству Мексики коллективную ноту с приложением трёх ультиматумов от каждой из сторон. Французы требовали для себя установления в Мексике консульской юрисдикции. В числе требований была передача Франции и Испании портов по их выбору[12].

Эвакуация англо-испанских сил

Мексиканское правительство отвергло условия ультиматумов. Из-за эпидемии желтой лихорадки войска интервентов не могли оставаться в Веракрусе, а ввиду отсутствия боеприпасов и недостатка транспорта не имели возможности предпринять поход в глубь страны. Поэтому союзникам пришлось прибегнуть к переговорам с либералами. 19 февраля 1862 года в деревне Ла-Соледад они заключили предварительное соглашение об открытии переговоров в городе Орисаба. Заключение этого соглашения де-факто закрепило признание союзниками правительства Хуареса, а также позволило либералам оттянуть время и подготовиться к военным действиям. Однако позднее французское правительство отказалось от признания Ла-Соледадского соглашения[13].

9 апреля в Орисабе состоялась конференция трех государств-интервентов о дальнейших действиях. Но попытка договориться не увенчалась успехом, и английский и испанский уполномоченные, обвинив Францию в нарушении Лондонской конвенции и Ла-Соледадского договора, вывели из Мексики войска своих стран. К этому моменту Англия уже не нуждалась в совместных действиях против Мексики и отказалась от своих планов по вмешательству во внутренние дела США. А Испания убедилась в невозможности установления в стране своего протектората ввиду сильного сопротивления мексиканцев и намерений Франции[14].

Начало военных действий

19 апреля начались боевые действия между французской и мексиканской армиями[15]. Ещё во второй половине марта в Веракрус прибыло крупное французское подкрепление под началом Шарля де Лорансе (англ.), и численность войск таким образом составила более 7 тыс. человек. Но к апрелю из-за жёлтой лихорадки экспедиционный корпус уменьшился до ~6,5 тыс. человек. Мексиканская армия, по официальным оценкам, насчитывала к началу военных действий 26 345 человек, реально же мексиканцы располагали не более 12 тыс. человек обученных регулярных войск, которые уступали французскими войскам по уровню дисциплины, организации и вооружения[16].

Солдаты федеральной армии Хуареса

Французы предприняли поход на Пуэблу — второй по величине город Мексики, расположенный на пути в столицу из Веракруса. 5 мая они атаковали форты Гуаделупе и Лорето, прикрывавшие подступы к городу, но потерпели поражение и были вынуждены отступить к исходной позиции в Орисабе.[17] По официальным данным, из 2500 человек, непосредственно задействованных в штурме, французы потеряли убитыми, ранеными и пленными 482 человека, тогда как мексиканцы — около 230. Теперь день победы при Пуэбле отмечается как мексиканский национальный праздник — Пятое мая (исп. Cinco de mayo).

После поражения французы довели численность своей армии до 30 тыс. человек, не считая 10 тыс. военно-морских сил, действовавших в мексиканских водах. В июле 1862 года главнокомандующим был назначен Эли Форе, который прибыл в Веракрус 22 сентября[18].

Французы заняли Кордову, Пероте и ряд других важных городов. А в 1863 году началось второе наступление на Пуэблу. Численность мексиканских войск, находившихся в городе, равнялась 15—20 тыс. человек. Руководил обороной генерал Гонсалес Ортега (исп.). Осаждающая армия насчитывала 30 тыс. человек, включая мексиканских союзников[19]. Осада началась 16 марта[20]. Так как Пуэбла была застроена зданиями с массивными стенами, французам пришлось брать дом за домом. Полевая артиллерия оказалась недостаточно эффективной и интервенты пришлось использовать тяжёлые морские орудия. Город капитулировал 17 мая, все боеприпасы были уничтожены, пушки испорчены, а пороховые склады подорваны. По официальным данным, во время боёв французы потеряли 1300 человек, хотя по сообщениям американской прессы, потери достигали 4 тыс. человек. Падение Пуэблы открывало путь к Мехико[21].

Правительство Хуареса решило эвакуироваться из столицы в Сан-Луис-Потоси. В начале июня 1863 года в Мехико вступил французский авангард. Все основные порты Мексики были в руках интервентов, что лишало либералов доходов от таможен[22].

Провозглашение империи

См. также: Вторая Мексиканская империя

18 июня была созвана Верховная правительственная хунта из 35 человек, назначенных Форе. Хунта избрала регентский совет и созвала ассамблею из 215 нотаблей, которые должны были избрать императора. 10 июля 1863 года нотабли провозгласили Мексику умеренной наследственной монархией и предложили императорскую корону Максимилиану. Но тот отказался принимать корону до тех пор, пока большинство населения не поддержит империю[23].

С этой целью началась новая кампания интервентов. Главнокомандующим был назначен генерал Франсуа Базен. В его распоряжении было 34 тыс. солдат и 7 тыс. мексиканцев, находившихся под командованием генералов Мигеля Мирамона, Леонардо Маркеса и Тома́са Мехиа. Республиканцы располагали 20 тыс. бойцов. Пройдя 700 км на север от столицы, французы заняли Керетаро, Сан-Луис-Потоси, Сальтильо, Монтеррей и др. Однако на оккупированных территориях им подчинялись только города, а бо́льшая часть страны контролировалась партизанами[24].

Под угрозой военной силы население голосовало за установление империи. В результате такого плебисцита за империю высказалось 6 445 564 человека из 8 620 982. 10 апреля 1864 года Максимилиан принял корону. Он также утвердил договор между Мексикой и Францией, налагавший на первую непосильные финансовые обязательства. Секретное приложение к договору в частности содержало пункт о том, что Франция обязуется не отказывать империи в помощи независимо от событий в Европе. В конце мая Максимлиан с супругой Шарлоттой прибыл в Веракрус. 11 июня он вступил в Мехико[25].

Борьба мексиканских патриотов

Основной силой империи была французская армия, остальные войска состояли из иностранных добровольцев, завербованных в Австрии и Бельгии, и из Мексиканской императорской армии[26].

Регулярная армия республиканцев состояла преимущественно из индейцев. Доля индейцев среди высшего командного состава была также велика[27]. Народное сопротивление было преимущественно партизанским. Партизаны играли решающую роль в 1863—1866 гг. Регулярная армия в этот период также действовала партизанскими методами. Такими соединениями были «армия центра» и армия генерала Порфирио Диаса[28]. Партизанскими частями командовали в основном кадровые офицеры, но встречались также и командиры из числа штатских людей. Среди руководителей партизан выделялись Рамон Корона, Николас Ромеро, Николас Регулес, Висенте Рива Паласио[29].

25 января 1862 года правительство Хуареса издало декрет, согласно которому смертной казни подлежали все мексиканцы и иностранцы, совершившие преступления против независимости и безопасности нации и против международного права. А 12 апреля был издан декрет, согласно которому все мексиканцы, оставшиеся на оккупированных территориях без веских причин, должны были быть наказаны как предатели, а все мексиканцы в возрасте от 20 до 60 лет обязывались взяться за оружие[30].

После падения Пуэблы тактика республиканцев заключалась в уклонении от масштабных сражений, в том, чтобы не оказываться окруженными в городах, в нападении на растянутые коммуникации и отдельные гарнизоны врага. Занимая новые города, французы одновременно теряли прежде занятые, которые поддерживали республиканцев[31].

В сентябре 1864 года французы захватили провинции Нуэво-Леон и Коауилу, оккупировав территорию, равную площади всей Франции. В феврале они заняли Оахаку. Только на севере признавалась власть либералов. Открытое сопротивление к весне 1865 года практически прекратилось[32].

Роль США

В 1861—1864 гг. США не решались резко выступать против интервенции в Мексику, даже учитывая, что в условиях гражданской войны последняя представляла для них угрозу. Они не признавали империи Максимилиана I и придерживались политики нейтралитета. 20 ноября 1862 года Авраам Линкольн наложил на вывоз из США оружия и военного снаряжения эмбарго. В то же время интервенты могли делать в США закупки необходимой им продукции. Также была запрещена вербовка добровольцев на американской территории[33].

Южная конфедерация пыталась установить дружественные отношения с правительством Хуареса, поскольку через Мексику шла торговля с Европой. Но, потерпев неудачу на этом направлении, она стала стремиться к сближению с интервентами и императором Максимилианом[34].

С окончанием гражданской войны политика США активизировалась. В декабре 1865 года они потребовали вывода из Мексики французских войск. Было снято эмбарго с продажи оружия и разрешена вербовка добровольцев. Открылось финансовое агентство по распространению облигаций 30-миллионного займа, предоставленного правительству Хуареса[35]. Имело место и прямое военное вмешательство США: в 1866 году отряд американских войск захватил пограничный город Багдад, находившийся в руках императорских войск. Гарнизон города был перевезен в Техас[36].

Вывод французских войск

В 1866 году провал интервенции стал очевиден. За шесть лет войны французы потеряли в Мексике 6,5 тыс. солдат — 20 % от максимальной численности своего контингента (основная часть потерь понесена не в боях, а от болезней). Расходы на экспедицию превысили 300 млн франков. Большое распространение получило дезертирство. К тому же республиканское правительство приказало снабжать французских дезертиров провиантом и отправлять в столицу, где те должны были содержаться за счет государства, пока не начнут зарабатывать каким-либо ремеслом. В дальнейшем дезертирам было разрешено селиться в некоторых штатах в качестве колонистов. Некоторые перебежчики изъявляли желание сражаться против интервентов[37].

За прекращение интервенции выступало французское общественное мнение и оппозиция Наполеона III. Продолжение оккупации Мексики также создавало угрозу военного конфликта с Соединёнными Штатами. В 1866 году ввиду неизбежности войны между Францией и Пруссией было объявлено о выводе из страны французских сил[38].

Объединенные республиканские силы одержали серию побед: в марте 1866 года они заняли Чиуауа[39], в июле захватили Гвадалахару, Матаморос, Тампико и Акапулько. В результате захвата портового города Тампико в руках патриотов оказались доходы от пошлин, что было тяжелым ударом для империи[40]. Наполеон III призвал Максимилиана покинуть Мексику. Французы оставили 26 июля Монтеррей, 5 августа Сальтильо[41]. 3 октября республиканцы разгромили имперские войска при Миауатлане в Оахаке[42].

По мере отступления французов формировались освободительные армии. На северо-востоке — армия Мариано Эскобедо, на северо-западе — Короны и Рива Паласио, в Мичоакане — Регулеса, Диас организовывал партизан в горах Оахаки[43].

Окончание войны

После долгих колебаний относительно отречения и возвращения в Европу Максимилиан I созвал в январе 1867 года новую ассамблею нотаблей, которая 17 голосами из 33 высказалась за сохранение власти императора. До этого, 1 декабря 1866 года, он издал манифест, в котором пообещал созвать при участии всех партий национальный конгресс для решения вопроса о сохранении монархии[44].

5 февраля 1867 года французы оставили столицу Мексики, а к середине марта всю страну[45]. Максимилиан, при котором оставалось 15—20 тыс. мексиканских солдат и небольшое количество европейских добровольцев[46], отступил в Керетаро, 15 мая этот город взяли республиканцы и пленили Максимилиана[47]. Император был предан военно-полевому суду и в соответствии с декретом от 25 января 1862 года приговорён к расстрелу[48]. Множество коронованных особ Европы[49], а также другие известные личности (включая Виктора Гюго и Джузеппе Гарибальди[50]) посылали письма и телеграммы в Мексику, выступая за сохранение жизни Максимилиана, но Хуарес отказался смягчить наказание. Он счёл необходимым показать, что Мексика не может терпеть какого бы то ни было вмешательства в свои внутренние дела со стороны других стран. 19 июня приговор был приведён в исполнение: император Максимилиан, генералы Мирамон и Мехиа были расстреляны на Холме Колоколов[49].

21 июня 1867 года республиканцы овладели Мехико, а 29 июня — Веракрусом, который был последним оплотом консерваторов. 15 июля Хуарес торжественно вступил в столицу[51].

См. также

 История Мексики

До открытия европейцами

Колониальный период

Война за независимость

Первая империя

Первая федералистская республика

Централистская республика

Американо-мексиканская война

Вторая федералистская республика

Гражданская война

Французская интервенция

Вторая империя

Восстановленная республика

Диктатура Порфирио Диаса

Мексиканская революция

Восстание кристерос

Революционный каудилизм

Реформы Ласаро Карденаса

Экономический подъём

Неолиберальные реформы

Настоящее время

Портал «Мексика»

Напишите отзыв о статье "Англо-франко-испанская интервенция в Мексику"

Примечания

  1. ↑ Мексиканская экспедиция 1861—67 // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  2. ↑ Беленький, 1959, с. 29.
  3. ↑ Паркс, 1949, с. 229.
  4. ↑ 1 2 Беленький, 1959, с. 30.
  5. ↑ Беленький, 1959, с. 45.
  6. ↑ Беленький, 1959, с. 30-31.
  7. ↑ Беленький, 1959, с. 33-34.
  8. ↑ Беленький, 1959, с. 39-40.
  9. ↑ Беленький, 1959, с. 41-43.
  10. ↑ Беленький, 1959, с. 44-46.
  11. ↑ Беленький, 1959, с. 49-50.
  12. ↑ Беленький, 1959, с. 50-51.
  13. ↑ Беленький, 1959, с. 51-52.
  14. ↑ Беленький, 1959, с. 52-57.
  15. ↑ Беленький, 1959, с. 58.
  16. ↑ Беленький, 1959, с. 58-59.
  17. ↑ Беленький, 1959, с. 59-61.
  18. ↑ Беленький, 1959, с. 61.
  19. ↑ Беленький, 1959, с. 62.
  20. ↑ Паркс, 1949, с. 233.
  21. ↑ Беленький, 1959, с. 63.
  22. ↑ Беленький, 1959, с. 64.
  23. ↑ Беленький, 1959, с. 64-65.
  24. ↑ Беленький, 1959, с. 65-66.
  25. ↑ Беленький, 1959, с. 66-69.
  26. ↑ Беленький, 1959, с. 116.
  27. ↑ Беленький, 1959, с. 75.
  28. ↑ Беленький, 1959, с. 84-85.
  29. ↑ Беленький, 1959, с. 89.
  30. ↑ Беленький, 1959, с. 98.
  31. ↑ Беленький, 1959, с. 82.
  32. ↑ Паркс, 1949, с. 240-241.
  33. ↑ Беленький, 1959, с. 124-125.
  34. ↑ Беленький, 1959, с. 126.
  35. ↑ Беленький, 1959, с. 127-128.
  36. ↑ Беленький, 1959, с. 129.
  37. ↑ Беленький, 1959, с. 132-133.
  38. ↑ Беленький, 1959, с. 134-135.
  39. ↑ Беленький, 1959, с. 104.
  40. ↑ Stevenson S. Y. [digital.library.cornell.edu/cgi/t/text/pageviewer-idx?c=cent&cc=cent&idno=cent0055-4&node=cent0055-4%3A21&view=image&seq=624&size=100 Нow an Austrian Archduke Ruled an American Empire] // The Century illustrated monthly magazine. — N. Y.: The Century Co., 1898. — Vol. 55. — Вып. 4. — P. 612.
  41. ↑ Ramírez, 1994, p. 41.
  42. ↑ Marley, 2008, p. 838-839.
  43. ↑ Паркс, 1949, с. 242.
  44. ↑ Беленький, 1959, с. 118-119.
  45. ↑ Беленький, 1959, с. 136.
  46. ↑ Паркс, 1949, с. 244.
  47. ↑ Беленький, 1959, с. 138.
  48. ↑ Беленький, 1959, с. 139.
  49. ↑ 1 2 Паркс, 1949, с. 245.
  50. ↑ Beezley, 2010, p. 367.
  51. ↑ Беленький, 1959, с. 140.

    52. </ol>

В кино

  • «Веракрус» / Vera Cruz — режиссёр Роберт Олдрич (США, Мексика, 1954)
  • «Сокровище ацтеков» / Der Schatz der Azteken — режиссёр Роберт Сьодмак (ГДР-Югославия, 1965)
  • «Пирамида Сынов Солнца» / Die Pyramide des Sonnengottes — режиссёр Роберт Сьодмак (ГДР-Югославия, 1965)
  • «Охотники в прериях Мексики» / Präriejäger in Mexiko: Geierschnabel — режиссёр Ханц Кнецш (ГДР, 1988)
  • «Пятое мая. Битва» / Cinco de mayo: La batalla — режиссёр Рафаэль Лара (Мексика-Испания, 2013)

Литература

  • Беленький А. Б. Разгром мексиканским народом иностранной интервенции (1861—1867). — Изд. АН СССР, 1959. — 158 с.
  • Паркс Г. История Мексики / Пер. Ш. А. Богиной. — М.: Издательство иностранной литературы, 1949. — 364 с.
  • Marley D. F. [books.google.ru/books?id=DkgGVTOr2EsC&pg=PA839&dq=Battle+of+Miahuatl%C3%A1n+october&hl=ru&sa=X&ei=2gnbT5GmE4-K4gSJzd3VCg&ved=0CE4Q6AEwBQ#v=onepage&q=Battle%20of%20Miahuatl%C3%A1n%20october&f=false Wars of the Americas: A Chronology of Armed Conflict in the Western Hemisphere, 1492 to the Present,]. — 2. — ABC-CLIO, 2008. — Vol. 2. — 1112 p. — ISBN 9781598841008.
  • [books.google.ru/books?id=Amt1ZXMeVYMC&pg=PA367&dq=1867+Maximilian+Giuseppe+Garibaldi&hl=ru&sa=X&ei=Ra_bT_ipL8O6-Ab-ot2ACg&ved=0CEcQ6AEwAw#v=onepage&q=1867%20Maximilian%20Giuseppe%20Garibaldi&f=false The Oxford History of Mexico] / W. H. Beezley, M. C. Meyer. — N. Y.: Oxford University Press, 2010. — 675 p. — ISBN 9780199731985.
  • [books.google.ru/books?id=lYk_YtDB3FUC&pg=PA41&dq=%22Monterrey+el+26+de+julio,+%22Saltillo+el+5+de+agosto&hl=ru&sa=X&ei=zMraT-OkFcKq-Abkra2yCg&ved=0CD8Q6AEwAA#v=onepage&q=%22Monterrey%20el%2026%20de%20julio%2C%20%22Saltillo%20el%205%20de%20agosto&f=false Visión histórica de la Frontera Norte de México] / D. P. Ramírez. — 2. — Mexicali, Mexico: Universidad Autónoma de Baja California, Editorial Kino/El Mexicano, 1994. — Т. 5. — ISBN 9789687326016.

Ссылки

  • [www.hrono.ru/sobyt/1800sob/1861mex.html Информация о войне на hrono.ru]
  • [america-xix.org.ru/library/neeno/ Статья американского историка Т. Нино]

Отрывок, характеризующий Англо-франко-испанская интервенция в Мексику


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.
Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели – Москвы. Столица взята; русское войско более уничтожено, чем когда нибудь были уничтожены неприятельские войска в прежних войнах от Аустерлица до Ваграма. Но вдруг вместо тех случайностей и гениальности, которые так последовательно вели его до сих пор непрерывным рядом успехов к предназначенной цели, является бесчисленное количество обратных случайностей, от насморка в Бородине до морозов и искры, зажегшей Москву; и вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие примеров.
Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.
Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.


Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.

Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Англо-франко-испанская_интервенция_в_Мексику&oldid=79125273»