Ангольско-китайские отношения

Ангольско-китайские отношения

Ангола	КНР

Ангольско-китайские отношения — двусторонние отношения между Анголой и Китаем. Дипломатические отношения между странами были установлены в 1983 году.

История

В 1963 году в Кении министр иностранных дел Китая Чэнь И сказал Жонашу Савимби, генеральному секретарю Союза народов Северной Анголы, что Китай окажет ему «крупномасштабную военную помощь». В 1966 году повстанцы УНИТА во главе с Жонашем Савимби напали на португальцев в Кассамбе. У повстанцев было десять винтовок НАТО приобретённых с китайской помощью. Нападение не принесло желаемых результатов, повстанцам не удалось остановить вывоз леса из страны, а последующие действия португальских колониальных властей привели к гибели нескольких членов УНИТА.

Разлад

3 декабря 1975 года произошла встреча американских и китайских официальных лиц, где присутствовали: вице-премьер Дэн Сяопин, министр иностранных дел Цяо Гуаньхуа, президент Джеральд Форд, государственный секретарь Генри Киссинджер, советник по национальной безопасности Брент Скоукрофт и Джордж Герберт Уокер Буш. Генри Киссинджер заявил, что США готовы «вытолкнуть ЮАР из Анголы, как только альтернативная военная сила будет создана». Китайцы заявили о поддержке УНИТА против МПЛА. Джеральд Форд сказал: «Мы не имеем ничего общего с политикой ЮАР в Анголе и примем меры, чтобы Южная Африка вышла из этого конфликта». Он также сказал, что одобрил 35 млн долларов США на поддержку севера Анголы. В феврале 1979 года президент Анголы Антонио Нето осудил китайское вторжение во Вьетнам. 25 августа 2012 года 37 китайских граждан, арестованных в Анголе из-за их предполагаемой причастности к преступных деяниям против Анголы, были выданы и осуждены в Китае.

Экономические связи

В 2007 году Ангола стала крупнейшим торговым партнёром Китая в Африке. В 2010 году торговля между двумя странами составила сумму в 24,8 млрд долларов США. В 2011 году и в первые 8 месяцев 2012 года Ангола была вторым по величине торговым партнёром Китая в Африке, после ЮАР.

Китайские инвестиции в Анголу

В 2000 году состоялся первый Форум сотрудничества Китай-Африка, Пекин выделил 465 млн долларов США на официальные проекты по финансированию развития экономики Анголы. Эксим банк Китая выделил 90 млн долларов США на реконструкцию железной дороги в Луанде. Ангола также получил от Эксим банка 1 млрд долларов США в качестве кредита на развитие инфраструктуры страны. В 2014 году на китайский кредит и силами китайских специалистов в Анголе была вновь пущена Бенгельская железная дорога.

Сотрудничество в сфере образования

Китайские власти поощряют обучение в КНР ангольских специалистов. Только в 2013 году власти КНР выдали стипендии 177 студентам из Анголы.

Двусторонние визиты

В июне 2006 года премьер Госсовета КНР Вэнь Цзябао посетил Анголу и предложил 9 миллиардов долларов США в качестве кредита для улучшения инфраструктуры страны в обмен на нефть. КНР вложила значительные средства в Анголу с момента окончания гражданской войны в 2002 году. В ноябре 2007 года Жуан Мануэл Бернарду стал послом Анголы в Китае.

Отрывок, характеризующий Ангольско-китайские отношения

– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.