Ангорская битва

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ангорская битва
Основной конфликт: Война Тимура с Османским султанатом

Станислав Хлебовский. «Пленение Баязида Тимуром», 1878 год
Дата

20 июля 1402 года

Место

Центральная Анатолия

Итог

победа Тимура

Противники
Османская империя
Моравская Сербия
Тимуриды
Командующие
Султан Баязид I
Стефан Лазаревич
Тимур
Силы сторон
85 000 человек[1]
  • 65 000 турок
  • 20 000 тяжеловооружённых сербов
примерно 140 000 человек
Потери
15 000—40 000 15 000—25 000

Анго́рская би́тва, Анка́рская би́тва или Би́тва при Анкаре́ (тур. Ankara Muharebesi) — сражение между Османским султаном Баязидом I и среднеазиатским эмиром Тимуром (Тамерланом), произошедшее 20 июля 1402 года близ Ангоры (ныне Анкара), в котором войска Тимура разгромили турецкую армию султана Баязида Молниеносного, что привело к временному распаду Османской империи.





Армии сторон

Армия Османской империи, помимо иррегулярных частей тяжёлой кавалерии — сипахи, и иррегулярной пехоты, яя и мюселлем, а также добровольческих подразделений дели и войнуков (добровольцы из балканских областей) включала части регулярной гвардии султана — «Капы-гулу» (Дворцовая стража), составной частью которого был корпус янычар (пехота), капы-гулу сипахилери (тяжёлая кавалерия).

Кроме собственно османских войск, янычар и надёжных сербов, армия Баязида включала солдат из мелких государств-бейликов, упразднённых им лет за десять до того, и некоторые отряды татарских наездников, находившихся в Малой Азии ещё с монгольских времён[2].

Опираясь на богатый опыт своих предшественников, Тимур сумел создать мощную и боеспособную армию, позволившую ему одерживать блестящие победы на полях сражений над своими противниками. Эта армия была многонациональным и многоконфессиональным объединением, ядром которого являлись тюрки, воины-кочевники. Армия Тамерлана делилась на конницу и пехоту, роль которой сильно возросла на рубеже XIV—XV веков. Тем не менее, основную часть армии составляли конные отряды кочевников, костяк которых состоял из элитных подразделений тяжеловооружённых кавалеристов, а также отрядов телохранителей Тамерлана. Пехота зачастую играла вспомогательную роль, однако была необходима при осадах крепостей. Пехота была большей частью легковооружённой и в основном состояла из лучников, однако в армии состояли также тяжеловооружённые ударные отряды пехотинцев.

Помимо основных родов войск (тяжёлой и лёгкой конницы, а также пехоты) в армии Тамерлана находились отряды понтонёров, рабочих, инженеров и прочих специалистов, а также особые пехотные части, специализировавшиеся на боевых операциях в горных условиях (их набирали из жителей горных селений). Организация армии Тамерлана в общем и целом соответствовала десятичной организации Чингисхана, однако появился ряд изменений (так, появились подразделения численностью от 50 до 300 человек, называвшиеся «кошунами», численность более крупных подразделений-«кулов» также была непостоянной).

Основным оружием лёгкой конницы, как и пехоты, был лук. Лёгкие кавалеристы пользовались также саблями или мечами и топорами. Тяжеловооружённые всадники были облачены в панцири (наиболее популярным доспехом была кольчуга, зачастую укреплённая металлическими пластинами), защищены шлемами и сражались саблями или мечами (помимо луков и стрел, которые были распространены повсеместно). Простые пехотинцы были вооружены луками, воины тяжёлой пехоты сражались саблями, топорами и булавами и были защищены панцирями, шлемами и щитами.

Перед битвой

За 35 лет своего правления (13701405), проведённых в непрестанных военных походах, Тимур создал огромную империю, простиравшуюся от Северной Индии до Восточной Анатолии. Желая стать единовластным правителем мусульманского мира, он последовательно убирал всех возможных своих соперников. В это же время Баязид I сумел подчинить все бейлики Малой Азии и стать полновластным хозяином Анатолии.

Продвигаясь на запад, Тимур столкнулся с государством Кара Коюнлу, победа войск Тимура вынудила предводителя туркмен Кара Юсуфа бежать на запад к Османскому правителю — Баязиду. После чего Кара Юсуф и Баязид договорились о совместном действии против Тимура. Чтобы окончательно расправиться с султаном Кара Коюнлу, Тимур настоятельно требовал от Баязида выдать Кара Юсуфа, но отказ Баязида дал формальный повод для начала войны против Османов. В мае 1402 года Тимур начал поход в Малую Азию. Его войска заняли турецкие крепости Кемак и Сивас. Здесь к Тимуру прибыли для переговоров послы турецкого султана Баязида Молниеносного. В присутствии послов Тимур произвёл смотр своим войскам, численность которых достигала 140 тысяч человек. Основную часть армии Тимура составляла конница. Вид огромной армии произвёл гнетущее впечатление на послов, а через них и на турецкие войска.

Баязид сумел выставить против Тимура вдвое меньшую армию. Опасаясь открытого сражения, султан расположил свои войска в горно-лесистой местности севернее города Ангоры. Тимур осадил Ангору и хитроумными манёврами выманил Баязида на равнину.

Во время своих походов Тимур использовал знамёна с изображением трёх колец. Во время индийского похода использовалось чёрное знамя с серебряным драконом. Есть легенда, что перед битвой при Анкаре Тимур и Баязид Молниеносный встретились на поле боя. Баязид, смотря на знамя Тимура, произнёс: «Какая наглость думать, что тебе принадлежит весь мир!» В ответ Тимур, показывая на знамя турка, произнёс: «Ещё большая наглость думать, что тебе принадлежит луна».

Ход битвы

Как только турки спустились с гор, Тимур снял осаду Ангоры и, совершив небольшой переход, оказался на пути движения войск Баязида. Тимур знал, что султан давно не выдавал жалованья, что в его войсках много недовольных, особенно среди анатолийских беев. Он послал лазутчиков к беям, пытаясь склонить их на свою сторону.

Баязид построил армию тылом к горам с путями отступления на флангах. Стремясь усилить центр армии, султан ослабил фланги. Левый фланг турецких войск составляли сербы под командованием Стефана Лазаревича. На правом фланге расположились отряды анатолийских беев. Тимур, наоборот, имел сильные фланги и мощный резерв из 30 полков отборных войск.

Бой завязала лёгкая конница, а затем авангард правого крыла армии Тимура безуспешно атаковал сербских рыцарей. Тимур бросил в бой все силы своего правого крыла, но сербы продолжали упорно сопротивляться, чем вызвали восхищение Тимура. Авангард левого крыла сразу имел успех, отряды анатолийских беев и 18 тысяч наёмников-татар перешли на сторону противника. После этого Тимур ввёл в бой часть второй линии, пытаясь отрезать сербов от главных сил, но им удалось прорваться и соединиться с остальной армией Баязида.

Разгромив фланги, Тимур бросил в атаку резерв и окружил главные силы турок. Преимущество войск Тимура было подавляющим. Все янычары были перебиты, а сам Баязид взят в плен.

Значение

После битвы вся Малая Азия была захвачена войсками Тимура. Поражение привело к распаду Османской державы, сопровождавшемуся междоусобицей между сыновьями Баязида и крестьянской войной под предводительством Мустафы Бёрклюдже (Mustafa Börklüce, 1408-1417). Потерявшей практически всю свою территорию Византии поражение турок дало полувековую отсрочку. Воспользовавшись поражением Баязида, император Иоанн VII Палеолог отвоевал у его наследников европейское побережье Мраморного моря и Фессалоники. После одержанной победы Тимура поздравили короли Англии, Франции и Кастилии. Посол Кастилии Руй Гонсалес де Клавихо совершил поездку в столицу государства Тимура Самарканд.

Византийская империя

По распространённой в современной исторической литературе версии, именно благодаря поражению армии Баязида византийская государственность просуществовала ещё полвека (до 1453 года). Однако это не совсем так. Накануне нашествия туркменские племена, нахлынувшие в Малую Азию под давлением наступающих монголов продвинулись к Эгейскому морю и окончательно лишили греков-христиан демографического перевеса в регионе. Более того, накануне битвы простые турки со своими стадами начали в панике переправляться в Европу через подконтрольный османам (с 1352 года) Галлиполи, ещё более заселив долину Марицы и Фракию[3]. Многие искали убежища в расположенной здесь же османской столице — г. Эдирне1365 года). Таким образом, нашествие Тимура скорее ускорило тюркизацию и мусульманизацию балканской Фракии, изолировав греческий Константинополь от массива соседних христианских народов и, несмотря на отсрочку, оно фактически не оставило ему никаких шансов на сохранение независимости, поскольку Византия теперь со всех сторон оказалась окружена турецкими владениями.

Напишите отзыв о статье "Ангорская битва"

Примечания

  1. David Nicolle & Angus McBride, Armies of the Ottoman Turks, 1300—1774, Osprey Publishing, p. 29 «…The size of the two armies are reliably estimated at 140,000 on Timur’s side and no more than 85,000 under Sultan Bayezit I…»
  2. Мюллер А. История Ислама, Т. 3, М., 2004., с. 410.
  3. Кинросс Лорд. Расцвет и упадок Османской империи. — М.: КРОН-ПРЕСС, 1999. С. 88-90.

Литература

  • Мюллер, А. История Ислама. — Т. 3. — М., 2004. — 894 с.
  • Еремеев, Д. Е., Мейер, М. С. История Турции в средние века и новое время. — М., 1992. — 248 с.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Ангорская битва

– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.