Андерсен, Лариса Николаевна

Лариса Андерсен
Имя при рождении:	Лариса Николаевна Андерсен
Дата рождения:	25 февраля 1911(1911-02-25)
Место рождения:	Хабаровск, Российская империя
Дата смерти:	29 марта 2012(2012-03-29) (101 год)
Место смерти:	Ле-Пюи-ан-Веле, Франция
Гражданство:	Российская империя Российская империя СССР СССР Франция Франция
Род деятельности:	русская поэтесса и танцовщица

Лари́са Никола́евна А́ндерсен (1911—2012) — русская поэтесса и танцовщица первой волны эмиграции.

Биография

Родилась в Хабаровске в семье военного. В 1918 семью перевели во Владивосток, где они жили на острове Русский.

В октябре 1922 года из Владивостока отправилась вместе с семьёй в эмиграцию. Семья поселилась в Харбине, где Ларисса окончила школу. С юного возраста увлекалась поэзией и балетом. Литературную деятельность начала под эгидой кружка молодых литераторов «Чураевка». Первые стихи опубликовала в харбинском журнале «ХСМЛ» (1928. № 1). В том же году её стихи были напечатаны в нескольких номерах «Рубежа».

В начале 1930-х годов Андерсен переехала в Шанхай, где вышел сборник её стихов «По земным лугам» (1940).

В 1956 вышла замуж за сотрудника французской морской компании Мориса Шеза (Chaize), много лет провела в разных странах, куда был командирован её муж. С 1971 г. поселилась во Франции, где проживала в местечке Иссанжо (Овернь). После отъезда из Китая литературным творчеством почти не занималась.

Умерла в госпитале в городке Ле-Пюи-ан-Веле (в 25 километрах от Иссанжо).

Оценка и память

Александр Вертинский называл поэзию Андерсен «Божьею Милостью талантом». Ларисса была знакома со Святославом Рерихом, Всеволодом Ивановым, Арсением Несмеловым, Ириной Одоевцевой. Вокруг неё всегда царила атмосфера восхищения и влюбленности. Белая Яблонька, Джиоконда, Сольвейг, Горний Ангел, Печальный Цветок — вот лишь неполный список имён, которыми величали Лариссу современники: Алексей Ачаир, Георгий Гранин, Валерий Перелешин, Николай Петерец, Александр Вертинский. О ней оставили воспоминания Валерий Перелешин, Виктор Петров, Вера Серебрякова, Юстина Крузенштерн-Петерец, Наталья Ильина, Елена Таскина, Владимир Слободчиков и другие харбинцы.

В 1946 г. вышел сборник шанхайской группы «Остров»; по одной из версий, его название придумано Лариссой Андерсен. В сборник вошло несколько её стихотворений «на заданные темы». В отличие от других дальневосточных эмигрантов, она почти ничего не написала о Китае, Сибири, Дальнем Востоке. Её стихией была чистая лирика, внутренний мир, душевные переживания, эмоции, «жизнь сердца». Даже главная нота эмигрантской поэзии — ностальгия по России, едва слышна в её поэзии. Уже в ранней лирике Андерсен прозвучала мелодия нежной меланхолии, позже сохранившаяся во всём её творчестве. «Говорят, что если ждать и верить / То достигнешь… Вот, и я ждала» («Яблоня в цвету») или: «Сегодня день такой больной, / Такой печальный, хмурый, хилый…» («Память о весне»).

В 1986 в США Э. Штейн издал книгу стихов, записанных в альбом, подаренный Лариссе Николаевне её друзьями-поэтами, — «Остров Лариссы» (Орандж, Коннектикут). Российские читатели впервые познакомились с поэзией Андерсен в сборнике прозы и поэзии дальневосточной эмиграции: «Харбин: Ветка русского дерева» (Новосибирск, 1991). В 2006 году в России вышел наиболее полный сборник её стихов, воспоминаний и писем «Одна на мосту».

Библиография

Авторские книги

• По земным лугам: Сб. стихотворений. — Харбин, 1940.
• Одна на мосту: Стихотворения. Воспоминания. Письма / Сост., вступ. ст. и примеч. Т. Н. Калиберовой; Предисл. Н. М. Крук; Послесл. А. А. Хисамутдинова. — М.: Русский путь, 2006.

Публикации в антологиях

• Остров Лариссы: Антология стихотворений поэтов-дальневосточников / Под ред. Э. Штейна. — Орандж, 1988.
• Харбин: Ветка русского дерева: Сб. прозы и поэзии дальневосточной эмиграции / Сост. Д. Селькиной и Е. Таскиной. — Новосибирск, 1991.
• «Мы жили тогда на планете другой…»: Антология поэзии русского зарубежья. 1920—1990 (Первая и вторая волна). В 4-х кн. / Сост. Е. Витковского; Биогр. справки и коммент. Г. Мосешвили. Кн. 4-я. — Москва, 1997.
• Русская поэзия Китая / Сост. В. Крейда и О. Бакич; Науч. ред. Е. Витковский. — М.: Время, 2001.

Ссылки

• [rp-net.ru/store/element.php?IBLOCK_ID=30&SECTION_ID=260&ELEMENT_ID=3032&sphrase_id=46745 Одна на мосту. Л. Андерсен]
• [www.russianshanghai.com/hi-story/then/post517 Русский клуб в Шанхае. Стихотворения Л. Андерсен]
• [www.newizv.ru/culture/2006-12-27/60942-ostrovitjanka.html Островитянка. Из антологии Евгения Евтушенко «Десять веков русской поэзии»]
• [old.vladnews.ru/magazin.php?id=13&idnews=11040&current_magazin=1076#posts Русские стихи с французского чердака. Статья о Лариссе Андерсен]

Отрывок, характеризующий Андерсен, Лариса Николаевна

Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.