Андерсон, Бенджамин
| Бенджамин Андерсон | |
| Benjamin Anderson | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Страна: |
США |
| Научная сфера: | |
| Место работы: | |
| Альма-матер: | |
Бенджамин Андерсон (англ. Benjamin Anderson; 1 мая 1886 — 19 января 1949) — американский экономист австрийской школы.
Происхождение и образование
Бенджамин Андерсон родился в семье бизнесмена и политика Бенджамина Маклина Андерсона в Колумбии, штат Миссури. В возрасте 16 лет он поступил в Университет Миссури, где в 1906 ему была присвоена степень бакалавра гуманитарных наук. После получения статуса бакалавра, Андерсон был назначен на должность профессора политэкономии и социологии в Missouri Valley College, где проработал в течение года, прежде чем стал главой департамента политэкономии и социологии в State Normal School (позже известной как Missoury State University) в Спрингфилде, Миссури.
В 1910 году Андерсон стал магистром гуманитарных наук при Университете Иллинойса в Урбане-Шампэйн, а год спустя был удостоен степени доктора философии при Колумбийском университете. Часть его диссертации позже была опубликована под заголовком Social Value: Theory, Critical and Constructive.
Карьера в экономике
После получения докторской степени, Андерсон стал преподавать в Колумбийском университете, а позже в Гарвардском университете. В этот период он написал свою книгу Value of Money, которая являлась критикой количественной теории денег. В 1918 году он покинул Гарвард, перейдя на работу в нью-йоркский Национальный коммерческий банк (англ.)
Однако, проработал он там всего 2 года, после чего Чейз банк (англ.) взял его к себе в качестве экономиста и нового редактора издания Chase Economic Bulletin. Именно в этот период Андерсон стал писать статьи, критикующие прогрессивную политику в таких разных сферах, как деньги, кредит, международная экономическая политика, сельское хозяйство, налоги, война, правительственные долги и экономическое планирование. Он был главным противником Нового курса и с энтузиазмом поддерживал золотой стандарт.
В 1939 году Андерсон снова вернулся в научное сообщество, на сей раз в роли профессора экономики при Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Он оставался в этой должности до самой своей смерти от сердечного приступа в 1949 году.
Шахматы
Андерсон был опытным шахматистом и даже написал предисловие к книге Хосе Рауля Капабланки «A Primer of Chess» (1935).
Основные произведения
- Social Value: A Study in Economic Theory Critical and Constructive (1911)
- The Value of Money (1917) (e-text)
- Effects of the War on Money, Credit and Banking in France and the U.S. (1919)
- «Экономика и благосостояние общества: финансовая и экономическая история Соединенных Штатов» (англ. Economics and the Public Welfare: A Financial and Economic History of the United States), 1914—1946 (1949)
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Напишите отзыв о статье "Андерсон, Бенджамин"
Отрывок, характеризующий Андерсон, Бенджамин
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
