Андерсон, Джордж Бургвейн

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джордж Бургвейн Андерсон
англ. George Burgwyn Anderson
Дата рождения

12 апреля 1831(1831-04-12)

Место рождения

округ Ориндж, Северная Каролина

Дата смерти

16 октября 1862(1862-10-16) (31 год)

Место смерти

Роли, Северная Каролина

Принадлежность

США США, КША КША

Род войск

армия США

Годы службы

1852—1861 (США)
1861—1862 (КША)

Звание

бригадный генерал (КША)

Сражения/войны

Война в Юте
Гражданская война в США

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Андерсон.
В Википедии есть статьи о других людях с такими же именем и фамилией: Андерсон, Джордж.

Джордж Бургвейн Андерсон (англ. George Burgwyn Anderson; 12 апреля 1831 — 16 октября 1862) — американский военный, генерал армии Конфедерации во время гражданской войны в США. Андерсон стал одним из шести генералов, погибших в сражении при Энтитеме в сентябре 1862 года.





Ранние годы

Джордж Андерсон был старшим сыном плантатора Уильяма Андерсона и Фрэнсис Элизы Бургвейн. Он приходился родственником Генри Кингу Бургвейну, будущему командиру 26-го северокаролинского полка. Андерсон родился около города Хиллсборо в Северной Каролине. Он поступил в Институт Колдуэлла и ещё в процессе обучения получил разрешение поступить в военную академию Вест-Пойнт. В Академии Андерсон учился на одном курсе с Генри Слокамом и окончил её в 1852 году, 10-м в классе по успеваемости. Его определили во 2-й драгунский полк во временном звании второго лейтенанта. Он прошел дополнительную драгунскую подготовку в Карлайлских казармах в Пенсильвании. 21 марта 1854 года он получил постоянное звание второго лейтенанта.

13 декабря 1855 года он стал первым лейтенантом драгунского полка. Служил на западе: в Техасе, Канзасе и Юте.

Гражданская война

Андерсон покинул армию США 25 апреля 1861 года, после сражения за форт Самтер и сецессии Вирджинии, но ещё до сецессии Северной Каролины. 16 июля Губернатор Джон Эллис назначил его полковником 4-го северокаролинского полка Армии Конфедерации. Весной 1862 года полк Андерсона был включен в состав бригады Уинфилда Фетерстона. В роли командира полка Андерсон участвовал в сражении при Уильямсберге в мае 1862 года и был за это награждён повышением до бригадного генерала 9 июня 1862 года. В конце мая Фетерстон не смог командовать бригадой по состоянию здоровья и временно передал её Андерсону. 1 июня Андерсон впервые командовал бригадой в сражении при Севен-Пайнс. Эта бригада состояла из четырёх полков:

Андерсон стал командовать бригадой в дивизии Дэниеля Хилла и участвовал в Семидневной битве. В бою при Малверн-Хилл он был ранен в руку во время атаки. Ввиду ранения его перевели служить в укрепления Ричмонда, где он провел июль в составе дивизии Густавуса Смита. После Семидневной битвы его бригада была реорганизована и теперь состояла из четырёх северокаролинских полков:

Андерсон вернулся в строй только к началу Мэрилендской кампании.

После вторжения в Мэриленд бригада Андерсона вместе с другими бригадами дивизии Дэниеля Хилла была оставлена для охраны ущелий в Южных Горах. 14 сентября бригада участвовала в обороне ущелья Фокса. После отступления к Шарпсбергу дивизии Хилла было поручено оборонять центр позиций армии Конфедерации во время сражения при Энтитеме, и бригада Андерсона была поставлена на правом фланге на дороге Санкен-Роуд, рядом с алабамской бригадой Роберта Родса. Когда северяне начали наступление на центр противника, бригады Родса и Андерсона были единственными бригадами на этом участке. Генерал Ли послал им на помощь дивизию Ричарда Андерсона, и справа от северокаролинцев встала джорджианская бригада Эмброуза Райта. Когда началось наступление федеральной дивизии Исраеля Ричардсона, бригада Райта была обойдена с фланга и отступила, и вслед за ней бригада Андерсона тоже была оттеснена назад и понесла тяжелые потери. Бригада имела 1200 человек в начале сражения и потеряла 103 человека убитыми, 235 ранеными и 177 пленными[1]. Джордж Андерсон получил тяжелое ранение — пуля раздробила ему лодыжку — и сдал командование полковнику Беннетту. В обозе с ранеными Андерсон был доставлен в Стаутон, а оттуда поездом переправлен в город Релей. Он умер во время операции по ампутации ноги.

Бригада Андерсона была передана генералу Стивену Рамсеру.

Андерсона похоронили на кладбище Хисторик-Оаквуд-Семетери.

Через два дня после смерти Андерсона у него родился сын, которого назвали так же Джорджем Бургвейном (1862—1910). Впоследствии он служил послом США на Мартинике[2].

Напишите отзыв о статье "Андерсон, Джордж Бургвейн"

Примечания

  1. ↑ Antietam Campaign, UNC Press Books, Jan 1, 2012 С. 246
  2. ↑ [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=39209033 Find A Grave]

Ссылки

  • [penelope.uchicago.edu/Thayer/E/Gazetteer/Places/America/United_States/Army/USMA/Cullums_Register/1545*.html Register of Officers and Graduates of the United States Military Academy Class of 1852]
  • [www.researchonline.net/generals/gbanderson.htm Краткая биография]
  • [www.civilwarhome.com/bennettantietamor.htm Рапорт полковника Беннетта о действиях бригады Андерсона в сражении при Энтитеме]
  • [www.antietam.stonesentinels.com/Individuals/Anderson.php Памятник Андерсона на энтитемском поле боя]

Отрывок, характеризующий Андерсон, Джордж Бургвейн

Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Андерсон,_Джордж_Бургвейн&oldid=80310514»