Андокид (вазописец)

Андокид (др.-греч. Ἀνδοκίδης) — вазописец из Аттики периода поздней архаики. Художник, чьё творчество приходится на 530—510 гг. до н. э., считается основоположником краснофигурного стиля вазописи.

Жизнь и творчество

Настоящее имя вазописца не сохранилось в истории. Своё «служебное» имя он получил по имени гончара Андокида, который оставил свою подпись на пяти сосудах, расписанных безымянным вазописцем. За исключением трёх «чаш с глазами» (называемых так за изображение глаз на оборотной стороне) все сохранившиеся вазы работы Андокида-вазописца имеют форму амфоры типа А. Вазописец Андокид считается учеником известнейшего мастера-вазописца Эксекия, работавшего в стиле чернофигурной вазописи. Ему приписываются первые попытки краснофигурной росписи керамики. Помимо этого он экспериментировал с росписью по белому фону.

Семь из приписываемых Андокиду-вазописцу работ — шесть амфор и одна чаша — являются билингвами, то есть расписаны одновременно в двух стилях — чернофигурном и краснофигурном. Некоторые учёные (например, Джон Бизли (John D. Beazley)) считают, что чернофигурную сторону этих ваз расписывал вазописец Лиссиппид.

Андокид писал на мифологические темы, преимущественно из жизни Геракла. Фигуры на его изображениях несколько угловаты и неподвижны, но по мнению И. Вегартнера «полны наивного, радостного шарма». Характерными чертами творчества Андокида являются экономный подход к прорисовке внутренних линий изображений и излишняя орнаментализация выписанной одежды. Андокид не исчерпал всех возможностей нового стиля вазописи, они раскрылись лишь вазописцами круга вазописца Ефрония, получивших в искусствоведении название «вазописцы-пионеры».

См. также

• Вазопись Древней Греции
• Краснофигурная вазопись
• Билингва

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Вазописец Андокид
• Андокид — статья из Большой советской энциклопедии.

Отрывок, характеризующий Андокид (вазописец)

– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…