Андреевский, Степан Степанович

Степан Степанович Андреевский
Портрет С.С. Андреевского работы Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Дата рождения	28 июня 1782(1782-06-28)
Дата смерти	19 октября 1842(1842-10-19) (60 лет)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	Кавалерия
Годы службы	1799—1828
Звание	генерал-майор
Командовал	л.-гв. Уланский полк
Награды и премии	Иностранные:

Степа́н Степа́нович Андрее́вский (1784—1843) — генерал-майор русской императорской армии.

Биография

Родился 28 июня 1782 года в дворянской семье. Отец — камер-фурьер Степан Степанович Андреевский, мать — Елизавета Тимофеевна Андреевская Кардо-Сысоева. Имел двух братьев — Константина Степановича Андреевского и Николая Степановича Андреевского, которые также участвовали в Бородинском сражении и дослужились до генеральского звания.

30 июня 1799 года был записан юнкером в лейб-гвардии Конный полк. 14 марта 1801 года был произведён в корнеты, 30 апреля 1802 года в поручики, 28 декабря 1803 года в штабс-ротмистры.

Отважно сражался в войнах третьей и четвёртой коалиций; отличился в битве при Аустерлице и баталии под Фридландом, был 12 августа 1807 произведен в ротмистры, а 20 мая 1808 года удостоен Ордена Святого Георгия 4-й степени

в воздаяние отличного мужества и храбрости, оказанных в сражении против французских войск 29 мая при Гейльсберге и 2 июня при Фридланде.

28 ноября 1809 года Андреевский был произведён в полковники.

После вторжения Наполеона в пределы Российской империи, принимал участие в ряде ключевых битв Отечественной войны 1812 года; сражался в битве под Витебском, Смоленском сражении, при Бородине, бою под Малоярославцем и баталии под Красным.

После изгнания французов из России, Андреевский принял участие в заграничном походе русской армии, откуда вернулся в чине генерал-майора и золотой шпагой с надписью «За храбрость» с алмазами.

28 сентября 1813 года был назначен состоять при Константине Павловиче. С 31 августа 1814 года по 27 февраля 1819 года был в отставке. После возвращения на службу сменил несколько командных должностей и 2 июля 1828 года вновь испросил отставку.

Умер 19 октября 1842 года и был похоронен в своём имении Жданово Курмышского уезда Симбирской губернии.

Награды

• Орден Святой Анны 3-й ст. (05.04.1806); (за сражение под Аустерлицем)
• Орден Святой Анны 2-й ст. (19.12.1812) «за отличие при Бородино»;
• Орден Святой Анны 1-й ст. (12.10.1821) «в вознаграждение отличного усердия и ревности к службе»;
• Алмазные знаки к ордену Святой Анны 1-й ст; (14.01.1826) «за отличное усердие к службе»;
• Орден Святого Георгия 4-й ст. (20.05.1808);
• Золотая шпага «за храбрость» с алмазами (1816);
• серебряная медаль «В память Отечественной войны 1812 года»
• бронзовая медаль «В память Отечественной войны 1812 года»
• медаль «За взятие Парижа 19 марта 1814 года»

Иностранные:

• австрийский Орден Леопольда 2-й ст. (1814);
• прусский Орден Красного орла 2-й ст. (1814);
• баварский Военный орден Максимилиана Иосифа 3-й ст. (1814);
• Кульмский крест (1814).

Семья

Жена — Елизавета Алексеевна Пашкова (ум. 1860), племянница В. А. Пашкова; дочь Алексея Александровича Пашкова и Натальи Федоровны Новиковой. По словам Б. Н. Чичерина, тамбовский дом богатых помещиков Андреевских в тридцатых годах считался одним из первых в городе:

«Он был отставной генерал, впавший почти в детство, она, рожденная Пашкова, была красивая и бойкая барыня, большая поклонница тогдашнего весьма умного архиерея Арсения, впоследствии киевского митрополита. У них бывали частые собрания, а иногда детские балы... Когда дочь вышла замуж, а сыновья определены были в Пажеский корпус, Андреевские выселились из Тамбова, но старший сын впоследствии обосновался в Кирсановском уезде, где он девять лет был предводителем дворянства»

Дети — Михаил (ум. 1886), Сергей, Алексей и Елизавета (1827—1880; в замужестве за А. Д. Герштенцвейг). Внуки — Владимир Андреевский, член Государственного Совета, и Сергей Андреевский, шталмейстер высочайшего двора.

Ссылки

• [www.museum.ru/1812/Persons/slovar/sl_a11.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 296.

Отрывок, характеризующий Андреевский, Степан Степанович

– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.