Андреевский монастырь (Москва)

Монастырь
Андреевский монастырь
Страна	Россия
Город	Москва
Конфессия	Православие
Епархия	ставропигиальный монастырь
Тип	мужской
Основатель	Фёдор Ртищев
Дата основания	1648, 2013
Дата упразднения	1764
Наместник	епископ Феофилакт (Моисеев)
Состояние	действует
Сайт	[andreevskymon.ru Официальный сайт]

Андре́евский монасты́рь в Пленницах — ставропигиальный мужской монастырь Русской православной церкви, расположенный в Москве, у подножья Воробьёвых гор.

История монастыря

Предание относит возникновение мужской обители «у Воробьёвых круч, в Пленни́цах» к XIII веку, но ранние документальные свидетельства о ней относятся лишь к середине XVII века. В. И. и Г. И. Холмогоровы нашли ряд документов, самый ранние из которых относятся к 1625 году — записка об уплате «по окладу денег 6 алт<ын> и 2 ден<ьги>» попом Иваном и к 1627—1629 годам — писцовые книги Ратуева стана: «на реке на Москве, у Воробьевых круч, церковь Андрея Стратилата, древяна клецки».

В «Житии милостивого мужа Федора Ртищева» о начале монастыря говорится: «Поискав, обрете место близ царствующего града Москвы, отстоящее двемя поприщема, на брезе реки Москвы, в горах, идеже бе церковь святого великомученика Андрея Стратилата, к жительству иноческого собрания потребно… За благоволением царским и благословением святейшего патриарха Иосифа устои на том месте монастырь во имя Преображения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа» и первым настоятелем его был назначен Досифей. Другой источник утверждает, что «по указу царя Алексея Михайловича келарь Новоспасского монастыря Пафнутий Еропкин получил поручение организовать здесь монастырь» .

Монастырь был создан с училищем «ради обучения словенороссийского народа детей еллинскому наказанию»; в монастыре поселилось 30 иноков, вызванных Ртищевым ещё в 1646—1647 годах из нескольких малороссийских монастырей. В 1649 году сюда были привлечены учёные иноки Арсений Сатановский и Епифаний Славинецкий, а в 1650 году — Дамаскин Птицкий. Возникшее «Учительное братство», объединившее образованнейших монахов той поры «ради учения книжного», стало по существу первой по времени возникновения академической структурой в Москве. В 1652 году в монастыре поселились киевские певчие с регентом и композитором Фёдором Тернопольским. Открытие училища состоялось в конце 1652 года. В это время Епифаний (Славинецкий) сочинил вирши, в которых назвал монастырь Андреевским: «Во имя же Андреа, Христом первозваннаго апостола, обитель сия бысть созданна». Число братии в обители не превышало 60 человек, а учёных старцев было не более 10—15. В 1650 году к Андреевскому монастырю был присоединён (до 1678 года) Донской, в котором в то время насчитывалось всего восемь иноков. В 1682 году уже сам Андреевский монастырь был приписан к Заиконоспасскому монастырю: «придан» Славяно-греко-латинской академии, куда переселились монахи «Учительного братства», на том основании, что создан «ради во оном монастыре российского рода во просвещении свободных мудростей учения».

В 1703 году вотчины Андреевского монастыря отошли в Монастырский приказ, а на содержание монахов была назначена «руга». В 1722 году игумен Филарет (Буркашев) подал прошение о возвращении монастырю земель, однако в 1724 году по указу Петра I монахов перевели в Донской монастырь, а в упразднённом Андреевском было учреждено заведение для приёма и содержания подкидышей и беспризорных детей, закрытое 21 апреля 1731 года. До 1730 года здесь также существовала тюрьма.

В 1762 году Синод назначил Андреевский монастырь временным местом для содержания умалишенных. С началом екатерининской секуляризации, в 1764 году Андреевский монастырь был обращён в приходской храм, так как «оный оказался к собственному содержанию безнадежен», и в его зданиях устроена богадельня.

Во время эпидемии 1771 года на территории Андреевского монастыря было устроено кладбище для родовитых горожан и насельников московских монастырей; здесь были похоронены представители таких знатных фамилий как Плещеевы, Щербатовы, Шереметевы, Машковы, Ларионовы и др. Некрополь обители, сложившийся в XVIII—XIX вв., в основном уничтожен в 20-х — 40-х годах XX века.

В 1806 году, 21 сентября, здесь открылась богадельня Московского купеческого общества на 530 престарелых и инвалидов, для чего были заново отстроены жилые корпуса. После 1812 года здания богадельни были временно переданы коммерческому училищу, которое находилось в них до 12 декабря 1815 года, — до переезда в собственное здание на Остоженке (дом 38).

В 1918 году в зданиях монастыря разместились дома-коммуны 1-й московской фабрики Гознак. В 1923 году по представлению Замоскворецкого райсовета города Москвы храм святого мученика Андрея Стратилата был закрыт. В 1925 году в Воскресенской церкви был устроен клуб. В храме Иоанна Богослова богослужения совершались до конца 1930-х годов.

14 августа 1991 года указом Патриарха Алексия II было открыто Патриаршее подворье в бывшем Андреевском монастыре с храмами Воскресения Христова в Пленницах, апостола евангелиста Иоанна Богослова (архангела Михаила) и мученика Андрея Стратилата. Сюда была переведена из Данилова монастыря Синодальная библиотека по причине тесноты. Настоятелем подворья был назначен заведующий Синодальной библиотекой протоиерей Борис Даниленко. Распоряжением Правительства Москвы от 29 июля 1992 года вышеперечисленные храмы были переданы «под патриаршее подворье».

1 сентября 1993 года, в день памяти святого мученика Андрея Стратилата бывший монастырь впервые посетил Патриарх Алексий II. Поводом для этого визита послужило открытие в её стенах читального зала Синодальной библиотеки. Патриарх, поклонившись святыням храма Воскресения, окропил святой водой стены временно оборудованного для обслуживания читателей помещения и выразил надежду, что постепенно деятельность библиотеки примет новые масштабы. С этого дня работа Синодальной библиотеки, прерванная ненадолго в связи с переездом, была возобновлена.

На основании постановления правительства Москвы № 1004 от 17 декабря 1996 года комплекс Андреевского монастыря был полностью передан Русской Православной Церкви в безвозмездное бессрочное пользование.

16 июля 2013 года решением Священного Синода Патриаршее подворье в бывшем Андреевском монастыре было преобразовано в Андреевский ставропигиальный мужской монастырь. Наместником монастыря был назначен епископ Дмитровский Феофилакт (Моисеев).

Архитектурный ансамбль

В 1648—1654 годах под руководством зодчего Григория Копыла был сооружен первоначальный комплекс монастырских зданий, в частности построена Воскресенская церковь (1648). В 1675 году над «Святыми вратами» на восточной стене монастыря была построена церковь мученика Андрея Стратилата с приделом великомученика Феодора Стратилата (существовал до начала XIX в.), фасады церкви были украшены изразцами работы белорусских мастеров. В 1689 году на месте прежней Воскресенской церкви было начато строительство новой (освящена в 1703 году); в подклете над склепом, в котором, по преданию, погребен Ртищев, находился придел великомученика Феодора Стратилата. К северу от Воскресенского храма располагалась Покровская церковь (построена в 1701 году?), впоследствии разобранная, на её месте был сооружен корпус богаделен. В 1748 году на средства графа С. Б. Шереметева была сооружена колокольня — на гравюре XIX века четырёхгранную колокольню с большими арочными проёмами в верхнем ярусе завершал четырёхскатный шатёр с небольшим шаром, увенчанным крестом; первоначально храм в нижнем ярусе колокольни был освящён в честь архистратига Михаила, а после перестройки колокольни в 1848 году митрополит Филарет (Дроздов) освятил учреждённый на средства купца М. Сеткина храм в честь апостола Иоанна Богослова.

К концу XX века ансамбль монастыря составляли:

• Церковь (бывший собор) Андрея Стратилата с цветными глазурованными изразцами «павлиний глаз»;
• Собор (бывшая церковь) Воскресения Словущего
• Церковь Иоанна Богослова в колокольне

Литература

• Андреевский в Пленицах-Преображенский монастырь // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Власов П. В. Обитель милосердия. — М.: Московский рабочий, 1991. — 304, [32] с. — 15 000 экз. — ISBN 5-239-00760-8. (обл.)
• Иванов О. А. К истории Андреевского монастыря // Московский журнал. — 2007. — № 7. — С. 44—55. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0868-7110&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0868-7110].
• Бураков Ю. Н. Андреевский // Под сенью монастырей московских. — М.: Московский рабочий, 1991. — С. 129—140. — 288, [16] с. — 50 000 экз. — ISBN 5-239-01172-9 (обл.).
• В . С . Румянцева, прот. Борис Даниленко [www.pravenc.ru/text/115196.html Андреевский монастырь в Пленницах] // Православная энциклопедия. Том II. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2001. — С. 350—351. — 752 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-89572-007-2

Отрывок, характеризующий Андреевский монастырь (Москва)

– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.