Андреев, Александр Игнатьевич
Поделись знанием:
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.
В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.
Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
| Александр Игнатьевич Андреев | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Научная сфера: | |
| Место работы: |
ЛОИИ АН СССР, ИИ АН СССР, ИАИ (1943−1947), МГИАИ (1947−1949) |
| Учёная степень: | |
| Учёное звание: | |
| Альма-матер: | |
| Научный руководитель: | |
| Известные ученики: | |
Алекса́ндр Игна́тьевич Андре́ев (12 [24] марта 1887, Санкт-Петербург — 12 июня 1959, Ленинград) — российский историк, доктор исторических наук, профессор.
Содержание
Биография
Александр Игнатьевич Андреев родился 12 (24) марта 1887 года в Санкт-Петербурге
Окончил Петровское коммерческое училище (1907), историко-филологический факультет Петербургского университета (1916). Ученик А. С. Лаппо-Данилевского и А. Е. Преснякова. Первоначально был вольнослушателем в университете, получал стипендию от Санкт-Петербургского купеческого общества, в 1908—1909 годах учился на экономическом отделении Санкт-Петербургского политехнического института.
Деятельность
С 1913 году по приглашению председателя Постоянной исторической комиссии Академии наук Лаппо-Данилевского работал в этой комиссии, занимался подготовкой к изданию сборника «Грамоты Коллегии экономии». С 1921 года работал учёным секретарём Постоянной исторической комиссии, с 1926 года — Постоянной историко-археографической комиссии АН СССР (после её объединения с Археографической комиссией). В 1918—1925 работал в архиве Наркомата Путей сообщения, в 1919—1927 преподавал в Археологическом институте и на историческом факультете Ленинградского государственного университета.
В 1929 году был арестован по «академическому делу», а в августе 1931 года был приговорён к 5 годам ссылки в Красноярский край. С 1931 работал счетоводом транзитного лесосотава, с 1932 года — заведующим отделом экономики труда Старо-Нифантьевской железной дороги и статистиком управления. В 1933—1935 годах — научный сотрудник Енисейского районного музея, в 1934—1935, одновременно, заведующий библиотекой Севполярлеса. Весной 1935 вернулся из ссылки в Ленинград.
В 1935—1941 годах работал старшим научным сотрудником Института народов Севера и Института этнографии АН СССР, в 1936—1942 работал в Ленинградском отделении Института истории (ЛОИИ). С 1938 года являлся членом Географического общества.
В 1940 году защитил докторскую диссертацию по теме «Очерки по источниковедению Сибири XVII—XVIII вв.»).
Летом 1942 года был эвакуирован в Казань, затем в Ташкент. Вскоре стал сотрудником Института истории АН СССР, переехав в Москву.
В 1943—1949 работал заведующим кафедрой вспомогательных исторических дисциплин Московского государственного историко-архивного института. С 1945 года — профессор.
В 1947 году обвинён в «преклонении перед Западом» и «Лапподанилевщине» (он открыто называл далёкого от марксизма Лаппо-Данилевского своим учителем). Неоднократно подвергался резкой критике, в связи с чем был вынужден вернуться в Ленинград, где в 1953—1956 работал в Ленинградском отделении Института истории естествознания и техники, а в 1956—1959 заведовал библиотекой ЛОИИ.
Профессиональные интересы
С 1916 году публиковал научные работы по истории Севера и Сибири (первый труд на эту тему: «Отступные грамоты. К истории крестьянского землевладения на Севере в XVI в.»). Подготовил к печати и издал со своими комментариями труды известного историка XVIII века Г. Ф. Миллера по истории, географии и этнографии Сибири. Занимался изучением жизни, деятельности и трудов сибирского историка, географа и этнографа конца XVII—начала XVIII в. Семёна Ремезова; исследованием сибирских летописей и различных описаний Сибири. Автор трудов по источниковедению Сибири, опубликовал два из четырёх планировавшихся им томов капитального труда «Очерки по источниковедению Сибири», посвящённых XVII и первой половине XVIII веков. Продолжал работу над этой темой до своей смерти.
Значительная часть его научной деятельности была посвящена изучению истории русских географических открытий XVII—XVIII вв. Автор исследований и публикаций «Записки Свена Вакселя», «Русские открытия в Тихом океане и Северной Америке», «Русский флот и географические открытия». Изучал историю первой и второй Камчатских экспедиций и деятельности путешественника С. П. Крашенинникова. Занимался исследованиями истории географической мысли в России в XVIII в.
А. И. Андреев издал ряд важных исторических источников. Среди них «Письма и бумаги Петра Великого», (т. 7, в. 2, т. 8, в. 1, 1946—1948), возобновления издания которых он добился, а также некоторые сочинения М. В. Ломоносова, географические труды и письма В. Н. Татищева и др.
По мнению историка К. Н. Сербиной,все работы А. И. Андреева отличаются фундаментальностью, насыщенностью фактическим материалом, скрупулезно собранным, тщательно выверенным и критически исследованным. В вопросах науки он был всегда принципиален, тверд, а подчас и весьма суров, но его критика всегда носила деловой характер. Ему было органически чуждо стремление «улучшать или ухудшать историю». Он не боялся и умел отстаивать свои научные убеждения, но вместе с тем умел и отказаться от них, если доводы противника убеждали его.
Память об учёном
Именем А. И. Андреева назван один из горных пиков на Земле Королевы Мод в Антарктиде.
Семья
- Отец — Игнатий Андреевич, происходил из крестьянской семьи Псковской губернии, работал сторожем в приюте Санкт-Петербургского купеческого общества.
- Мать — Екатерина Ильинична, также происходила из псковской крестьянской семьи.
Научные труды
 |
Данный раздел имеет чрезмерный объём или содержит маловажные подробности. Если вы не согласны с этим, пожалуйста, покажите в тексте существенность излагаемого материала. В противном случае раздел может быть удалён. Подробности могут быть на странице обсуждения.
|
Список печатных работ
- 1915
- Рец. на кн.: «Акты времени правления царя Василия Шуйского. Собрал и редактировал А. М. Гневушев». М., 1914. 439 с. // Журнал Министерства народного просвещения, 1915, июль, с. 178-197.
- 1916
- Краткий очерк деятельности Кружка по составлению каталога частно-правовых актов до-Петровской Руси // Сборник статей, посвященных А. С. Лалпо-Данилевскому. — Пг., 1916, с. 1-7.
- Отступные грамоты. К истории крестьянского землевладения на Севере в XVI в. Там же, с. 131-181; и отд. Пг., 1916. 53 с.
- 1918
- Румяной Никита; Руно Иван Дмитриевич; Руф преподобный; Рчинов Артемий Михайлович; Рыбинский Федор; Рюрик, первый русский князь; Рюрик-Василий Ростиславович; Рюрик Ростиславович князь Перемышльский; Рязанские князья; Рязанцев Степан Родионович; Ряполовский (Стародубский-Стригин), Андрей Иванович, князь; Ряполовский Иван Андреевич, по прозвищу Нагавица, князь. // «Русский Биографический Словарь», том «Романова-Рясовский», Пг. 1918, с. 450, 605-606, 641-643, 645-646, 763-772, 775, 778-805, 810-812.
- С. А. Шумаков. Некролог // «Русский исторический журнал», 1918, № 5, с. 350-353.
- 1920
- К истории русской колонизации западной части Кольского полуострова. «Дела и дни», 1920, кн. 1, с. 23-36.
- Предисловие и редактирование книги А. С. Лаппо-Данилевского. Очерк русской дипломатики частных актов, Пг., 1920, с. 1+3-189.
- Рец. на кн.: Шумаков С. А. Обзор грамот Коллегии экономии, вып. 4, М., 1917 // «Дела и дни», 1920, кн. 1, с. 458-460.
- О подложности жалованной грамоты Печенгскому монастырю 1556 г. // «Русский исторический журнал», 1920, кн. 6, с. 133-157.
- 1921
- Рец. на кн.: Шумаков С. А. Обзор грамот Коллегии экономии, вып. 4. М., 1917 // «Русский исторический журнал», 1921, кн. 7, с. 156-160.
- 1922
- О происхождении и значении Судебника 1589 г., «Сборн. статей, посвящ. С. Ф. Платонову». Пг., 1922, с. 201-219, и отд. Пг., 1922, 21 с.
- Новгородская колонизация Севера. В кн.: «Очерки по истории колонизации Севера», вып. 1. Пг., 1922, с. 32-37.
- Колонизация Севера в XVI-XVII веках. В кн.: «Очерки по истории колонизации Севера», вып. 1. Пг., 1922, с. 37-46.
- Предисл. и редактирование «Правил издания сборника грамот Коллегии экономии», Пг., 1922, с. 1-11+50.
- Предисл. и редактирование листов 45-63 «Сборника грамот Коллегии экономии», т. 1. Пг., 1922, с. I-XIII+651-968.
- Предисл. и редактирование «Терминологического словаря частных актов Московского государства». Пг., 1922, XIII+54 с.
- Редактирование восьмой книги «Русского исторического журнала». Пг., 1922, 334 с.
- Заметки в «Хронике», кн. 8 «Русского исторического журнала» (Первая Всероссийская конференция архивных деятелей; Постоянная историческая комиссия Российской Академии Наук). «Русский исторический журнал», кн. 8, с. 301-304, 309-311.
- 1923
- Краткая опись грамот, хранящихся в рукописном отделении Российской публичной библиотеки, вып. 1, «Летопись занятий Археографической комиссии», вып. 32, Пг., 1923, стр. 1-46, и отд. Пг., 1923, 46 с.
- Записка об издании Судебника 1589 г. Там же, с. 49.
- 1924
- Рец. на кн.: «К. П. Победоносцев и его корреспонденты. Письма и записки», т. I, полутомы 1 и 2, М., 1923, 436 стр. «Борьба классов», 1924, № 1-2, с. 332-338.
- Судебник 1589 г. и его списки // «Известия Российской Академии Наук», 1924, с. 207-224 и отд. Л., 1924, с. 207-224.
- 1925
- Сводный судебник. «Известия Российской Академии Наук», 1925, стр. 621-644, и отд. Л., 1925, с. 621-644.
- Уложенье 137-го года // «Доклады Академии Наук СССР, серия В». 1925, с. 82-83.
- 1926
- Грамота 1685 г. царей Иоанна и Петра Алексеевичей шведскому королю Карлу XI // «Летопись занятий Археографической комиссии». 1926, вып. 33, с. 333-332+2 таблицы, и отд. Л., 1926.
- О правилах издания исторических текстов // «Архивное дело», 1926, вып. V-VI, с. 84-98; вып. VII, с. 37-45.
- Редактирование сборника «Памяти декабристов», вып. 1-3. Л., 1926, 248+233+258 с.
- Рец. на кн.: «Сборник актов Северного края XVI-XVI вв.», составл. А. А. Колычевым. Вологда, 1922. «Летопись занятий Археографической комиссии», 1926, вып. 33, с. 55-56.
- Рец. на кн.: М. Prou. Ecole Nationale des Chartes. Livre du centenaire (1821-1921), t. I-II. Paris, 1921 // «Архивное дело», 1926, кн. VII, с. 210-211.
- Отчет о работе Постоянной исторической комиссии в 1925 г. «Отчет о деятельности Академии Наук Союза Советских Социалистических Республик за 1925 г.». Л., 1926, с. 260-263.
- 1927
- Историко-Археографическая комиссия // Научные учреждения АН СССР, 1917-1927. Л., 1927, с. 150-153.
- К истории Ингрии и Карелии в конце XVII в. // «Доклады АН СССР», серия В. Л., 1927, с. 176-180.
- Описание актов, хранящихся в Постоянной историко-археографической комиссии. С предисловием и под ред. А. И. Андреева // «Летопись занятий Постоянной историко-археографич. комиссии за 1926 год», вып. 1 (34). Л., 1927, с. 288-373.
- Отчет о работе Постоянной историко-археографической комиссии в 1926 г. // «Отчет о деятельности Академии Наук СССР за 1926 г.», I. Л. 1927, с. 257-261.
- Отчет о командировке в Архангельск в сентябре 1926 г. // «Отчет о деятельности Академии Наук СССР за 1926 г.», II. Л., 1927, с. 257-261.
- 1928
- Обзор русских исторических работ по изучению финно-угорских народностей СССР // Финноугорский сборник. Л., 1928, с. 243-329.
- Редактирование совместно с С. Ф. Ольденбургом «Финноугорского сборника». Л., 1928, 349 с.
- Отчет о работе Постоянной историко-археографической комиссии в 1927 г. // «Отчет о деятельности Академии наук Союза ССР в 1927 г.». Л., 1928, с. 294-300.
- 1929
- Заметки к истории Русского Севера. I. Писцовые и переписные книги по Ваге и Чаронде. // «Летопись занятий Археографической комиссии за 1927-1928 годы», вып. 35, Л., 1929, с. 166-176.
- Из переписки П. М. Строева // «Летопись занятий Археографической комиссии за 1927-1928 годы». вып. 35, Л., 1929, с. 177-232.
- Описание актов, хранящихся в Археографической комиссии Академии Наук СССР. II. С предисловием и под ред. А. И. Андреева // «Летопись занятий Археографической комиссии за 1927-1928 годы», вып. 35. Л., 1929, с. 233-292.
- Редактирование «Летописи занятий Археографической комиссии за 1927-1928 годы», вып. 35, Л., 1929, 316 с.
- Редактирование (совместно с Д. А. Золотаревым) «Карельского сборника», Л., 1929, 106 с.
- Редактирование т. II «Сборника грамот Коллегии экономии». Л., 1929, 11 + 896 стб.
- Отчет о работе Археографической комиссии в 1928 г. // «Отчет о деятельности Академии Наук СССР в 1928 г.». Л., 1929, с. 274-279.
- 1930
- Археографическая экспедиция. 1828-1834. Сборник материалов, вып. 1. Редакция и примечания. Л., 1930, 122 с.
- Исторические материалы о Кольском полуострове монастырских архивов // Сборник материалов по истории Кольского полуострова в XVI-XVII вв. — Л., 1930, с. 3-14.
- Исторические материалы о Кольском полуострове, хранящиеся в Ленинграде // Сборник материалов по истории Кольского полуострова в XVI-XVII вв. — Л., 1930, с. 15-19.
- Предисловие (стр. 1-2) и редактирование «Сборника материалов по истории Кольского полуострова в XVI-XVII вв.». Л., 1930, 191 с.
- 1935
- Исследовать богатства Енисейского района // «Красноярский рабочий», 1935, № 59 (12 марта).
- Поиски полезных ископаемых в Енисейском районе. (По данным ленинградских архивов) // «За большевистские темпы», 1935, № 53 (от 11 октября).
- 1936
- Труды и материалы о Сибири В. Н. Татищева // «Советская этнография», 1936, № 6, с. 93-103.
- 1937
- Буляши (одно из эвенкийских объединений XVII в.) «Советская этнография», 1937, № 2-3, с. 111-113.
- Труды Г. Ф. Миллера о Сибири. В кн.: «Г. Ф. Миллер. История Сибири», т. I. М.-Л., 1937, с. 57-155.
- Обзор рукописей Г. Ф. Миллера по истории, географии, этнографии и языкам народов Сибири, хранящихся в московских и ленинградских архивах и библиотеках // Г. Ф. Миллер. История Сибири. Т. I. М.-Л., 1937, с. 541-569 (совместно с Н. А. Баклановой).
- Примечания к т. I «Истории Сибири» Г. Ф. Миллера, с. 471-472, 477-482, 495-499, 501-508, 525, 539-540.
- Подготовка к изданию и редактирование совместно с С. В. Бахрушиным т. I «Истории Сибири» Г. Ф. Миллера. М.-Л., 1937, VIII+608 с. (2 фиг. в тексте) + вклейки и карта.
- 1938
- Этнографические труды Семена Ремезова о Сибири XVII века // «Советский Север», 1938, № 1, с. 37-64.
- 1939
- Жизнь и научные труды Степана Петровича Крашенинникова // Советский Север. — 1939. — № 2. С. 5-64.
- Переводы труда С. П. Крашенинникова «Описание земли Камчатки» // «Советский Север», 1939, № 2, с. 171-175.
- Материалы по этнографии Сибири XVIII в. // «Советский Север», 1939, № 3, с. 75-85.
- Первые русские карты Сибири XVII в. // «Глобус», 1939, с. 309-313.
- 1940
- Андреев А. И. Очерки по источниковедению Сибири. XVII век. — Л., 1940. 184 с. + 5 рисунков, (из них 4 на отд. листах). Содержание: Предисловие (с. 3-4). Географические источники о Сибири XVII в. (с. 5-44). Труды С. У. Ремезова по географии Сибири XVII в. (с. 45-91). Этнографические труды и материалы XVII в. о Сибири (с. 92-107). С. У. Ремезов как этнограф Сибири XVII в. (с. 108-117). Собирание и издание сибирских летописей в связи с их изучением (с. 116-144). «Описание о поставлена городов и острогов в Сибири по взятии её» (с. 145-162). «Сибирский летописец» и другие летописные своды, не восходящие к «Описанию о поставлении городов» (с. 163-178). Приложение: Повесть об окончательном покорении Кучума, составленная С. У. Ремезовым (с. 179-180). Оглавление (с. 181-184).
- Труды Семена Ремезова по географии и этнографии Сибири XVII-XVIII вв. // «Проблемы источниковедения», сб. 3. М., 1940, с. 85-126.
- Заметки по исторической географии Сибири XVI-XVIII вв. // «Известия Всесоюзного географического общества», 1940, выл. 2, с. 152-157.
- Свен Вексель. Вторая Камчатская экспедиция Витуса Беринга. Перев. с рукоп. на немецк. языке. Под ред. и с предисловием А. И. Андреева. Л., 1940, 175 с., предисл. с. 3-12.
- Ломоносов и Крашенинников // Ломоносов: Сборник статей и материалов. — М.-Л., 1940, с. 286-296.
- Неизвестные труды Ломоносова по географии, этнографии и истории России // Ломоносов: Сборник статей и материалов. — Л.-М., 1940, с. 297-301.
- Автографы Ломоносова в Государственной публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде // Ломоносов: Сборник статей и материалов. — М.-Л., 1940, с. 396-398.
- Ломоносов: Сборник статей и материалов / Под ред. А. И. Андреева и Л. Б. Модзалевского. — М.-Л., 1940, 412 с.
- Редактирование книги: Анцыферов В. Ломоносов и Северный морской путь. Л., 1940, 44 с.
- 1941
- Редактирование, совместно с С. В. Бахрушиным, т. II «Истории Сибири» Г. Ф. Миллера. М.-Л., 1941, 637 стр. + 3 карты. Примечания к т. II, с. 549-554, 556-564, 566, 568-586.
- Якутия в первой половине XVIII в. (Некоторые материалы по географии, этнографии и истории) // «Советский Север», 1941, № 5, с. 121-139.
- 1942
- Новоторговый устав 1667 г. (К истории его составления) // «Исторические записки», 1942, т. 13, с. 303-307.
- Черепановская летопись // «Исторические записки», 1942, т. 13, с. 308-323,
- 1943
- Ньютон и Россия // «Учительская газета», 1942, № 2, января 6.
- Экспедиции В. Беринга // «Известия Всесоюзного географического общества», 1943, вып. 2, с. 3-44.
- Первая русская экспедиция XVIII в. в Северном Ледовитом океане. Там же, с. 57-58.
- Рец. на кн.: «Экспедиция Беринга». М., 1941. Там же, с. 60-64.
- Рец. на кн.: «Centerary Celebration of the Wilkes exploring expedition of the United States navy». 1940. Там же, с. 64.
- Ньютон и русская география XVIII в. // «Известия Всесоюзного географического общества», 1943; № 3, с. 3-12.
- Русские открытия в Тихом океане в первой половине XVIII в. Там же, с. 35-52.
- Об архиве Российско-американской компании. Там же, с. 61-62.
- Новые работы о бывших русских владениях в Северной Америке. Там же, с. 62-63.
- Рец. на кн.: 1) Соединенные Штаты Америки. М., 1942; 2) Страны Тихого океана, М., 1942. // «Известия Всесоюзного Географического общества», 1943, № 4, с. 51-59, 62-64.
- Новые материалы о русских плаваниях и открытиях в Северном Ледовитом и Тихом океанах в XVIII-XIX вв. // «Известия Всесоюзного географического общества», 1943, № 5, с. 34-36.
- Архив Ф. П. Врангеля. Там же, с. 36-37.
- Материалы о Российско-американской компании и её деятелях (Рукописное отделение Гос. публ. биб-ки в Ленинграде). Там же, с. 55-59.
- Всесоюзное Географическое общество в 1941-1943 гг. // «Известия Всесоюзного географического общества», 1943, № 6, с. 44-52.
- Шестидесятилетие акад. А. А. Григорьева и акад. А. Е. Ферсмана. Там же, с. 55-56.1944
- Вторая Камчатская экспедиция 1733-1743 гг. // «Известия Всесоюзного географического общества», 1944, № 1, с. 56-58.
- Ленинградский государственный университет (к 125-летию его существования) // «Известия Всесоюзного географического общества», 1944, № 2-3, с. 116-118.
- О награждении орденами и медалями СССР научных работников Всесоюзного географического общества АН СССР // «Известия Всесоюзного географического общества», 1944, № 4, с. 141-143.
- Н. И. Новиков. К 200-летию со дня рождения. Там же, с. 206-209.
- Предисловие и редактирование сборника «Русские открытия в Тихом океане и Северной Америке в XVIII-XIX веках». М.-Л., 1944, 224 с., предисл. с. 5-21.
- Редактирование учебного пособия «Русская метрология», труд Л. В. Черепнина. М., 1944.
- 1945
- Предисловие и редактирование учебного пособия «Русская хронология», труд Л. В. Черепнина. М., 1945.
- 1946
- Редактирование труда В. Ф. Гнучевой «Географический департамент Академии Наук XVIII в.». М.-Л., 1946, 448 с. + 17 вклеек листов.
- Ломоносов: Сборник статей и материалов, II / Под ред. А. И. Андреева и Л. Б. Модзалевского. — М.-Л., 1946, 306 с. + 8 вклеек.
- Труды Ломоносова по географии России. Там же, с. 130-143.
- Ломоносов и астрономические экспедиции Академии Наук 1761 г. Там же, с. 248-264.
- Экспедиции на восток до Беринга (в связи с картографией Сибири первой четверти XVIII в.) // «Труды Историко-архивного института», т. 2. М., 1946, с. 181-202.
- Редактирование т. 2 «Трудов Историко-архивного института». М., 1946, 271 с.
- Редактирование и предисловие. «Письма и бумаги императора Петра Великого», т. VII, вып. 2. М., 1946, с. III-V + 639-936, предисл. с. III-V.
- Рец. на кн.: «Н. А. Воскресенский, Законодательные акты Петра I». М., 1945 // «Вопросы истории», 1946, № 2-3, с. 135-142.
- 1947
- Петр Великий: Сборник статей / Под ред. доктора ист. наук А. И. Андреева. — М.-Л., 1947, 434 с.
- Петр Великий в Англии в 1698 г. // Петр Великий: Сб. ст., с. 63-103.
- Основание Академии Наук в Петербурге. Там же, с. 284-333.
- Памяти Ивана Афанасьевича Бычкова. Там же, с. 424-432.
- Роль русского военно-морского флота в географических открытиях XVIII и XIX-XX вв. // «Морской сборник», 1947, № 4, с. 64-105, № 7, с. 65-101.
- Рец. на кн.: 1) Центральный государственный архив Октябрьской революции и социалистического строительства, путеводитель. М., 1946; 2) Центральный государственный исторический архив в Москве. Путеводитель. М., 1946; 3) Центральный государственный архив древних актов. Путеводитель, ч. 1. М., 1946; 4) Центральный государственный архив Красной Армии. Путеводитель. М., 1945 // «Советская книга», 1947, № 4, с. 57-60.
- Редактирование и предисловие к труду: Р. Б. Мюллер «Очерки по истории Карелии XVI-XVII вв.» Петрозаводск, 1947, 176 с.
- Работа С. М. Соловьева над «Историей России» // «Труды Историко-архивного института», 1947, т. 3, стр. 3-16.
- Некоторые итоги изучения Карелии // «Материалы юбилейной сессии... Ученого совета Научно-исследовательского института культуры Карело-Финской ССР». — Петрозаводск, 1947, с. 51-61.
- Материалы юбилейной сессии 25-27 января 1946 г. Ученого совета Научно-исследовательского института культуры Карело-Финской ССР / Под ред. доктора ист. наук А. И. Андреева. Петрозаводск, 1947, 112 стр.
- Неизвестный труд А. Н. Радищева о Сибири // «Советская этнография», 1947, VI-VII, с. 224-233.
- «Описания о жизни и упражнении обитающих в Туруханской и Березовской округах разного рода ясачных иноверцах» // «Советская этнография», 1947, № 1, с. 84-103.
- Редактирование учебного пособия «Русская палеография», труд Н. С. Чаева и Л. В. Черепнина. М., 1947, с. 213 + 9 с. приложений.
- Рец. на кн.: «В. А. Самойлов. Семен Дежнев». М., 1945. «Советская этнография». 1947, № 2, с. 248.
- 1948
- Письма и бумаги императора Петра Великого. Том восьмой (июль - декабрь 1708 г.), вып. 1. Ред. доктор ист. наук А. И. Андреев. — М.-Л., 1948, 407 с.
- Русские открытия в Тихом океане в XVIII в. (Обзор источников и литературы) // Русские открытия в Тихом океане и Северной Америке в XVIII веке. — М., 1948. — С. 5-76.
- Русские открытия в Тихом океане и Северной Америке в XVIII веке / Под ред. и со вступ. статьей доктора ист. наук А. И. Андреева. — М., 1948, 383 с. + 7 вкл.
- Степан Петрович Крашенинников // Люди русской науки. М.-Л., 1948, с. 533-544.
- Об организации архивной работы по истории русского крестьянства в XVII в. (Доклад на сессии Института истории АН СССР 6-7 мая 1948 г.) // «Вопросы истории», 1948, № 8, с. 155-156 (краткое изложение доклада).
- Карелия в XVII веке: Сборник документов / Составлен Р. Б. Мюллер. Под ред. А. И. Андреева. Петрозаводск, 1948, 443 с.
- 1949
- Плавания шлюпов «Восток» и «Мирный» в Антарктику в 1819, 1820 и 1821 годах / Под ред., со вступ. статьей и примечаниями А. И. Андреева. — М., 1949. 176 с.
- Экспедиция Ф. Ф. Беллинсгаузена - М. П. Лазарева в Южный Ледовитый океан в 1819-1821 гг. и открытие русскими моряками Антарктиды // Плавания шлюпов «Восток» и «Мирный» в Антарктику в 1819, 1820 и 1821 годах… . — М., 1949, с. 5-15.
- Русские в Антарктике в 1819-1821 гг. // «Известия Академии Наук СССР», серия ист. и филос. 1949, № 1, с. 77-78.
- Сибирские зарисовки первой половины XVIII века // Летопись Севера, 1, 1949, с. 123-135.
- «Летопись Севера», 1 / Под общей ред. проф. Андреева А. И., проф. Визе В. Ю. и проф. Ефимова А. В. М.-Л., 1949, 316 с.
- Рец на кн.: «Хожение за три моря Афанасия Никитина». Под ред. акад. Б. Д. Грекова и чл.-корр. В. П. Адриановой-Перетц. М.-Л., 1948 // «Вестник Академии Наук СССР», 1949, № 6, с. 148-151.
- 1950
- В. Н. Татищев. Избранные труды по географии России / Под ред. со вступ. статьей и комментариями А. И. Андреева. — М., Гос. изд-во геогр. лит-ры, 1950. 248 с.
- Труды В. Н. Татищева по географии России // В. Н. Татищев. Избранные труды по географии России. — М., 1950, с. 3-35.
- Комментарии к «Избранным трудам В. Н. Татищева по географии России» // «Избранные труды В. Н. Татищева...». 32 с.
- Топографические описания и карты сибирских наместничеств 1783-1794 гг. и работы, связанные с ними // «Вопросы географии», 1950, № 17, с. 203-212.
- 1951
- Рецензия на «Исторический архив», т. 5. М.-Л., 1950 // «Вопросы истории», 1951, № 4, с. 131-133.
- Переписка В. Н. Татищева за 1746-1750 гг. Подготовка текста писем, вводная статья и примечания // «Исторический архив», т. 6. 1951, стр. 245-314.
- Примечания В. Н. Татищева к «древним русским законам» // «Исторические записки», т. 36, 1951, стр. 252-262.
- О дате рождения Ломоносова // Ломоносов: Сборник статей и материалов. III. — М.-Л., 1951, с. 364-369.
- Предисловие к «Обозрению рукописей Ломоносова и материалов о нем, хранящихся в московских и ленинградских архивах, музеях и библиотеках». Там же, с. 373-375.
- Редактирование совместно с С. И. Вавиловым, А. А. Елисеевым, Г. А. Князевым и В. Л. Ченакалом сборника «Ломоносов», III. М.-Л., 1951, 632 с. + 8 вкл.
- Редактирование «Краткого отчета о новых поступлениях за 1939-1946 гг. отдела рукописей Гос. публ. библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина», Л., 1951, 162 с. Предисловие к «Краткому отчету... за 1939-1946 гг.», с. 7-8.
- 1952
- М. В. Ломоносов. Полное собрание сочинений. Т. VI. Труды по русской истории, общественно-экономическим вопросам и географии. Редактирование тома и составление примечаний (совместно с В. Р. Свирской) к работам: 1, 2, 4, 16-18, 29. М.-Л., 1952, 689 с.; примечания - с. 541-546, 559-562, 602-619, 622-625.
- А. Н. Радищев: «Записки путешествия в Сибирь» и «Записки путешествия из Сибири». Подготовка текста и составление примечаний // Полное собрание сочинений А. Н. Радищева. Т. III. — М.-Л., 1952, с. 251-304, 557-558, 600-604.
- Редактирование «Краткого отчета о новых поступлениях 1947-1949 гг. отдела рукописей Гос. публ. библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина». Л., 1952, 133 с.
- 1953
- С. В. Бахрушин — историк Сибири // Учёные записки ЛГУ. № 157, серия факультета народов Севера, вып. 2. Л., 1953, с. 246-254.
- Наказ вотчинника крестьянам 1709 г. Предисловие и подготовка текста // «Исторический архив», т. VIII. 1953, с. 269-277.
- 1954
- История Ленинграда. Каталог рукописей / Под ред. А. И. Андреева // «Труды отдела рукописей Гос. публ. библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина». Л., 1954, 124 с.
- Труды русских географов и путешественников XVII-XX вв. по изучению Украины и украинского народа // «Известия Всесоюзного географического общества», 1954. № 2, с. 124-135.
- Редактирование (совместно с И. И. Шафрановским) т. V «Полного собрания сочинений М. В. Ломоносова» (Труды по минералогии, металлургии и горному делу 1744-1763 гг.), М.-Л., 1954, 747 с.
- Примечания (совместно с И. И. Шафрановским) к работам 1, 12-14 т. V «Полного собрания сочинений М. В. Ломоносова», с. 653-658, 685-687.
- 1955
- Примечание совместно с Я. Я. Гаккелем к работе 3 (Рассуждение о большей точности морского пути) т. IV «Полного собрания сочинений М. В. Ломоносова». М.-Л., 1955, с. 740-759.
- Примечание к работе 5 (Записка Ломоносова, читанная в заседании Академического собрания 8 декабря 1760 г. по поводу жалоб проф. Ф. Эпинуса на критику, которой подверг Ломоносов статью Эпинуса «Известия о наступающем прохождении Венеры между Солнцем и Землею») т. IV «Полного собрания сочинений М. В. Ломоносова». М.-Л., 1955, с. 760-763.
- Редактирование совместно с Г. П. Блоком и Г. А. Князевым т. IX «Полного собрания сочинений М. В. Ломоносова» (Служебные документы 1742-1765 гг.). М.-Л. 1955, 1019 с.
- Примечания к документам раздела «Организация географических работ» (документы № 106-198) т. IX «Полного собрания сочинений М. В. Ломоносова» (с. 717-774).
- 1956
- Изучение Якутии в XVIII в. «Ученые записки Института языка, литературы и истории Якутского филиала АН СССР», вып. 4. Якутск, 1956, с. 3-32.
- 1960
- [annales.info/rus/small/maps17.htm Чертежи и карты России XVII века, найденные в послевоенные годы] // Вопросы экономики и классовых отношений в Русском государстве XII-XVII веков. (Труды Ленинградского отделения Института истории АН СССР, вып. 2). М.-Л. 1960.
- Андреев А. И. Очерки по источниковедению Сибири. XVII век. Изд. 2-е, испр. и доп. — Вып. I: XVII век. М.-Л., 1960; Вып. II: XVIII век (первая половина). М.-Л., 1965.
Напишите отзыв о статье "Андреев, Александр Игнатьевич"
Литература
- Булатов Алексей. [www.old-rus-maps.ru/Antik-2012-06/001.html Странная история старинных карт России в советские годы] // Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования. 2012. № 6 (97) июнь. С. 38 — 52.
- К 70-летию проф. А. И. Андреева // Известия Всесоюзного географического общества, 1957, т. 89, № 3.
- Преображенский А. А. Творческий путь Александра Игнатьевича Андреева // Археографический ежегодник за 1978 год / Академия наук СССР. Отд-ние истории. Археограф. комиссия. — М. : Наука, 1979. — С. 113—121. — 368 с. — 2250 экз.</span>
- Сербина К. Н. Александр Игнатьевич Андреев // Вопросы экономики и классовых отношений в русском государстве XII - XVII веков / Отв. ред. И. И. Смирнов; Академия наук СССР. — М. — Л.: Издательство АН СССР, 1960. — 496 с. — (Труды Ленинградского отделения Института истории). — 1800 экз. (в пер.)
- Сербина К. Н. [qwercus.narod.ru/andreev_AI_bio.htm А. И. Андреев — ученый и педагог: Из воспоминаний об учителе] // Вспомогательные исторические дисциплины. — 1985. — Т. 17.
- Список трудов А. И. Андреева за 1915—1957 гг. // Археографический ежегодник за 1957 год. — М. : Изд‑во Академии наук СССР, 1957. — С. 496а—500.</span>
Ссылки
- [bse.chemport.ru/andreev_aleksandr_ignatevich.shtml Биография]
- [annals.xlegio.ru/sbo/bibliogr/andreev_ai.htm библиография]
- Кривоноженко А.Ф., Ростовцев Е.А. [www.bioslovhist.history.spbu.ru/component/fabrik/details/1/1010.html Андреев Александр Игнатьевич // Сетевой биографический словарь историков Санкт-Петербургского университета XVIII-XX вв.]
Отрывок, характеризующий Андреев, Александр Игнатьевич
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.
В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.
Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
Категории:
- Родившиеся 12 марта
- Родившиеся в 1887 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Санкт-Петербурге
- Умершие 12 июня
- Умершие в 1959 году
- Умершие в Санкт-Петербурге
- Доктора исторических наук
- Учёные по алфавиту
- Историки по алфавиту
- Историки Российской империи
- Историки России
- Историки СССР
- Историки XX века
- Историки географии
- Историки картографии
- Историки Сибири
- Выпускники Петровского коммерческого училища
- Выпускники историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета
- Репрессированные в СССР
- Преподаватели Санкт-Петербургского государственного университета
- Сотрудники СПбИИ РАН
- Сотрудники Института истории АН СССР
- Археографы СССР
- Сотрудники ИИЕТ РАН
- Преподаватели Санкт-Петербургского археологического института
