Андреев, Вадим Леонидович

Вадим Леонидович Андреев
Род деятельности:	поэт, прозаик
Годы творчества:	1923-1950
Направление:	реализм
Язык произведений:	русский
Дебют:	«Свинцовый час» (1924)

Вади́м Леони́дович Андре́ев (25 декабря 1902 (7 января 1903), Москва — 20 мая 1976, Женева) — русский поэт, прозаик. Сын Леонида Николаевича Андреева и Александры Михайловны Андреевой (урожд. Велигорской, 1881—1906), брат Д. Л. Андреева.

Биография

После смерти матери воспитанием ребёнка занимались бабушка с материнской стороны Евфросинья Варфоломеевна Велигорская и гувернантка. Жил на вилле отца в Ваммельсуу (Финляндия). В 1913 году поехал учиться в Санкт-Петербург, жил в семье профессора Михаила Андреевича Рейснера. Учился в гимназии Мая. После начала Первой Мировой войны поселился в Москве у Добровых, учился в гимназии Поливанова. Позже вернулся в Петроград, где учился в гимназии Лентовской.

В октябре 1917 года уехал вместе с отцом в Финляндию. По словам сына, вопреки распространённому мнению, в Белой Армии Вадим не воевал, а лишь несколько дней провёл в рядах кубанских «зелёных». Летом 1921 года эвакуировался в Константинополь, учился в русском лицее в Софии, откуда, получив стипендию комитета Уиттмора (поддержка эмигрантской студенческой молодежи), отправился учиться в Берлин, где совместно с Анной Присмановой и Георгием Венусом участвовал в издании коллективного сборника «Мост на ветру» (дебютная публикация поэта).

В 1924 году ходатайствовал о возвращении на родину; не дождавшись ответа, переехал в Париж. Во Франции Андреев женится на Ольге Черновой-Федоровой, приёмной дочери председателя Учредительного собрания России Виктора Чернова (у них рождается двое детей — сын Александр Вадимович и дочь Ольга Вадимовна, в замужестве Андреева-Карлайл). Один из организаторов «Союза молодых поэтов и писателей», участник литературного объединения «Кочевье». Во время войны принимал участие во французском Сопротивлении, после неё вошёл в Союз советских патриотов, за что был исключён из парижского Союза русских писателей и журналистов. Приняв советское гражданство в 1948 году, в Советский Союз не переселился, хотя неоднократно бывал там, начиная с 1957 года.

В октябре 1964, после снятия Н. С. Хрущёва со всех постов, вывез на Запад рулон фотоплёнок с большей частью архива Солженицына, в том числе и рукопись романа «В круге первом». В пятом дополнении к мемуарам «Бодался телёнок с дубом» («Невидимки») А. И. Солженицын перечисляет Вадима Андреевa среди своих 115 тайных помощников, помогавших ему размножать, хранить, прятать, перевозить рукописи и материалы к ним.

Последние годы жил в США, где работал в ООН. Скончался в Женеве, откуда его прах был перенесен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем.

Произведения

При жизни выпустил три поэтических сборника: «Свинцовый час» (1924), «Недуг бытия» (1928), «Второе дыхание» (1950), а также поэму «Восстание звезд» (1923). Посмертно в Париже вышел итоговой сборник «На рубеже» (1977). Публиковал также автобиографическую и художественную прозу. Полностью стихи Вадима Андреева опубликованы в двухтомнике: Андреев Вадим. Стихотворения и поэмы. Berkeley Slavic Specialties. 1995. Подготовка и сост. И. Шевеленко.

В России представительного издания стихов Вадима Андреева до сих пор не опубликовано.

Библиография

• Детство. Повесть. — М., Советский писатель, 1963, 1966
• Дикое поле. Роман. — М., Советский писатель, 1967
• История одного путешествия. Повести. — М., Советский писатель, 1974

Семья

• Жена — Чернова-Фёдорова, Ольга Викторовна (3 (16) августа 1903, Одесса — 20 марта 1979, Париж) — литератор. Автор мемуаров «Холодная зима» («Новый журнал», 1975—1976).
• Дочь — Андреева-Карлайл, Ольга Вадимовна (р. 22 января 1930, Париж) — художник, литератор, журналист, переводчик. В 1960—1970-е переводила на английский «В круге первом» и «Архипелаг ГУЛАГ».
• Сын — Андреев, Александр Вадимович (28 мая 1937, Париж — 19 апреля 2016, Берн) — переводчик, заведовал русской службой переводчиков ЮНЕСКО.

Ссылки

• [www.kmay.ru/sample_pers.phtml?n=66 Вадим Леонидович Андреев, годы жизни 1903—1976, русский поэт, прозаик, учился в гимназии К. Мая в 1913—1914 годах]
• [magazines.russ.ru/nov_yun/1998/1-2/andreev.html/ Подборка стихотворений]
• Варлам Шаламов [shalamov.ru/library/24/42.html Переписка с Вадимом Андреевым]

Отрывок, характеризующий Андреев, Вадим Леонидович

– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.