Андреев, Иван Яковлевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Андреев
Общая информация
Полное имя Иван Яковлевич Андреев
Родился 1907(1907)
село Зуево, Московская губерния, Российская империя
Умер 1985(1985)
Ленинград, СССР
Гражданство Россия
СССР
Позиция защитник
Карьера
Молодёжные клубы
/ КСО Орехово
Клубная карьера*
1923—1926 Красное Орехово
1927—1930 Совторгслужащие (Подольск)
1931—1935 КОР
1936—1940 Локомотив (Москва) 81 (0)
1941—1944 Локомотив (Москва) клубная
Тренерская карьера
1944—1945 Локомотив (Москва) ст. тренер
1945 Киргизская СССР
1946—1950 Локомотив (Москва) тренер
Государственные награды

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.


Ива́н Я́ковлевич Андре́ев (1907, село Зуево[1], Российская империя1985, Ленинград, СССР) — советский футболист. Воспитанник орехово-зуевского футбола. Наиболее известен по выступлениям за московскую команду «Локомотив» в 1930-е годы.





Биография

Иван Андреев — воспитанник «КСО Орехово», одной из сильнейших команд в Российской империи. Во взрослом футболе начал выступать за родную команду в 1923 году — к тому моменту она уже называлась «Красное Орехово» (в настоящий момент — «Знамя Труда»).

В 1927—1930 гг. выступал за подольскую команду «Совторгслужащие». С 1931 года — в Клубе Октябрьской Революции (КОР). В 1936 году КОР объединился с «Казанкой» и образовал ФК «Локомотив» (Москва). Иван Андреев принял участие во всех довоенных первенствах Советского Союза. Вместе с «Локомотивом» Андреев стал победителем первого розыгрыша Кубка СССР 1936 года. В 1937—1938 гг. Иван Андреев был капитаном «железнодорожников»[2]. В 1937 году участвовал в матче против сборной Басконии (также был капитаном «Локомотива»).

В годы Великой Отечественной войны периодически выступал за клубную команду столичного «Локомотива», причём Андреев сыграл важную роль в том, что команда продолжала существовать и даже выступать в чемпионатах Москвы, самостоятельно подбирая состав из числа тех, кто мог играть[3].

Всего провёл за «Локомотив» 92 матча — в чемпионатах СССР сыграл за «железнодорожников» в 81 матче, а также принял участие в 11 играх в розыгрышах Кубка СССР.

В 1945 году официально завершил карьеру футболиста и начал работать тренером, возглавив сборную Киргизской ССР. С 1946 по 1950 год работал в «Локомотиве», тренируя клубные команды.

Иван Андреев умер в Ленинграде в 1969 году.

Титулы и достижения

Напишите отзыв о статье "Андреев, Иван Яковлевич"

Примечания

  1. Ныне — часть города Орехово-Зуево.
  2. [www.fclm.ru/ru/club/History/lokocapitans/ Капитаны «Локо»] (рус.). Официальный сайт ФК «Локомотив» (Москва) (8 апреля 2014). Проверено 16 апреля 2014.
  3. [www.lokomotiv.info/publish/loko_history/?id=13 Официальная история футбольного клуба «Локомотив» Москва 1923—2005. 1941-1944] (рус.). ФК «Локомотив» (Москва) (2005). Проверено 29 мая 2014.

Ссылки

  • [footballfacts.ru/players/105387-andreev-ivan-yakovlevich Профиль на сайте FootballFacts.ru]
  • [www.lokomotiv.info/publish/loko_history/?id=104 Официальная история футбольного клуба «Локомотив» Москва 1923—2005. Локомотивная бригада]
Предшественник:
Дмитрий Максимов
Капитан московского «Локомотива»
1937—1938
Преемник:
Владимир Мошкаркин

Отрывок, характеризующий Андреев, Иван Яковлевич

Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.