Андреев, Николай Андреевич

Николай Андреев
Фотография Роберта Иохансона, 1921 год
Жанр:	скульптор

Николай Андреевич Андреев (14 (26) октября 1873, Москва — 24 декабря 1932, там же) — русский советский скульптор и график, член Товарищества передвижников. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1931). В своём творчестве отдал дань и импрессионизму, и символизму, и реализму. Автор портретов революционных деятелей, зачинатель «ленинианы» (создал около 100 скульптурных и 200 графических изображений В. И. Ленина).

Биография

Родился в семье плотника.

В 1885—1891 годах учился в Строгановском художественно-промышленном училище; затем — в 1892—1901 — в Московском училище живописи, ваяния и зодчества (под руководством С. М. Волнухина; испытал сильное формальное влияние П. П. Трубецкого).

В 1904 году — вступил в Товарищество передвижников. С 1913 года стал работать как театральный художник.

Творчество

Ранним произведениям Н. А. Андреева, в основном — жанровой, социальной тематики, свойственны традиционные академические приёмы с элементами получившей уже большое распространение в русской скульптуре раскованной импрессионистской манеры, живописной пластической модуляции. В дальнейшем художник обращается к неоклссицисткой стилизации, тяготеет к модерну, модной «дионисийской» направленности (эротизм, образы вакханок и т. п.). Характерным произведением, отмеченным печатью драматизма кризисной, предреволюционной и предвоенной эпохи, является памятник Н. В. Гоголю (бронза, гранит, 1904—1909), рельф, опоясывающий пьедестал, и повторяющий приём, использованный скульптором П. К. Клодтом в памятнике И. А. Крылову в Летнем саду, составляют гротесковые фигурки гоголевских героев, контрастирующих с трагизмом фигуры писателя, «углубленного в мир своих мистических видений». В это же время скульптор создал памятники доктору Ф. П. Гаазу (1909).

После 1917 года скульптор активно сотрудничал с советской властью, участвовал в реализации плана монументальной пропаганды. В пределах этой программы им созданы памятники А. И. Герцену и Н. П. Огареву (1918—1922). В начале 1920-х Н. А. Андреевым создано с натуры огромное число портретов Ленина, вошедших в его знаменитую «лениниану» (около 100 скульптурных и 200 графических портретов). Подавляющее большинство этих работ носит парадно-официальный характер (1930—1932; Исторический музей), один из портретов этой серии был включён в оформление партийного билета ВКПб. Фигура «Ленин-вождь» (1931—1932, завершил и перевёл в мрамор — брат скульптора, В. А. Андреев). Н. А. Андреевым создано с натуры также огромное число портретов политических деятелей, советских идеологов, деятелей культуры, в том числе — делегатов конгресса Коминтерна (А. В. Луначарского, И. В. Сталина, М. Горького, К. С. Станиславского, М. А. Чехова, Ф. И. Шаляпина и многих других; 1921—1922, Третьяковская галерея).

Как театральный художник Андреев проявил себя как типичный представитель соцакадемизма; им выполнены эскизы декораций спектаклей Московского художественного театра («Каин» Дж. Байрона, 1920; «Ревизор» Н. В. Гоголя, 1921; и др.).

Основные работы

Памятники в Москве

• 1909 — памятник Николаю Гоголю, Пречистенский бульвар (архитектор постамента — Фёдор Шехтель)
• 1909 — памятник доктору Фёдору Гаазу, Малый Казённый переулок
• памятник клятве Герцена и Огарёва, Воробьёвы горы
• 1925 — скульптура «Рабочий», Пролетарская площадь
• 1926—1929 — памятник Александру Островскому, Театральная площадь, у здания Малого театра (архитектор — Ф. О. Шехтель)

В 1923 году Николай Андреев принимал участие в оформлении Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставки.

Также он является создателем графических образов Ульянова (Ленина), один из которых был размещён в партийном билете КПСС.

Адреса

В 1900—1932 годах скульптор жил в Москве, в доме № 27, стр. 3 по Большому Афанасьевскому переулку.

Источники

• [www.krugosvet.ru/articles/78/1007816/1007816a1.htm Статья в энциклопедии «Кругосвет»]
• [artclassic.edu.ru/catalog.asp?ob_no=18642&cat_ob_no=18643 Андреев, Николай Андреевич]

Отрывок, характеризующий Андреев, Николай Андреевич

– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»