Андреев, Павел Захарович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Павел Захарович Андреев
Основная информация
Место рождения

с. Осьмино, Гдовский уезд,
Санкт-Петербургская губерния,
Российская империя

Место смерти

Ленинград, РСФСР, СССР

Профессии

камерный певец,
оперный певец, педагог

Награды
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Андреев.
В Википедии есть статьи о других людях с такими же именем и фамилией: Андреев, Павел.

Па́вел Заха́рович Андре́ев (25 февраля (9 марта) 1874, с. Осьмино, Санкт-Петербургская губерния — 15 сентября 1950, Ленинград) — российский певец (бас-баритон), педагог. Народный артист СССР (1939).





Биография

Родился 25 февраля (9 марта) 1874 года в селе Осьмино (ныне — Лужский район, Ленинградская область, Россия) в семье печатника.

С 17 лет обучался пению у актрисы Е. Чистяковой, позднее на музыкально-драматических курсах Е. Рапгофа. Ушёл из дома в ответ на неприятие отцом его занятий пением.

С 19 лет пел в хоре летней оперы (антреприза М. Лентовского) в Москве. С осени 1893 года выступал на эстраде с сольными номерами и в дуэтах.

В 1893—1994 годах обучался в Московском синодальном училище церковного пения. После службы в армии, в 1898 году поступил в Санкт-Петербургскую консерваторию (класс В. М. Самуся, позже С. И. Габеля), которую окончил в 1903 году. В этот период зарабатывал на жизнь пением в хоре и частными уроками пения. С 1900 года был знаком с Н. Римским-Корсаковым, А. Лядовым, А. Глазуновым, которые оказали большое влияние на его формирование как артиста[1].

В 1903 году дебютировал в партии Демона в одноимённой опере А. Г. Рубинштейна на сцене Народного дома. В 1904—1905 годах — солист «Лирической оперы» (театр В. А. Неметти), в 1905—1906 — «Новой оперы» А. А. Церетели. В 1907 году вновь выступил на сцене Народного дома (все в Санкт-Петербурге). В апреле того же года по приглашению Э. Ф. Направника дебютировал в Демоне на сцене Мариинского театра (Санкт-Петербург), однако в труппу не был принят. В июне 1907 гастролировал в Самаре в составе Санкт-Петербургского Оперного товарищества под руководством М. Ф. Шигаевой, где выступил в партии Графа Томского в «Пиковой даме» П. И. Чайковского.

В 1906—1908 годах — солист Киевского оперного театра (ныне Национальная опера Украины), где сформировался как крупный певец, создав там около 30 партий.

В 1909—1948 годах — солист Мариинского театра (в 1935—1992 — Ленинградский театр оперы и балета им. С. М. Кирова). Был членом художественного совета Ленинградского театра оперы и балета им. С. М. Кирова.

Летом 1912 года выступал в закрытом театре Луна-Парка (Санкт-Петербур) в опере «Камо грядеши?» Ж. Нугеса (1-й исполнитель партии).

Летом 1913 и 1914 года по приглашению С. Дягилева принимал участие в «Русских сезонах» в Париже и Лондоне, где выступал вместе с М. Бриан, Е. Петренко, В. Дамаевым, И. Ершовым, Ф. Шаляпиным. В Париже пел в концертах в пользу русских эмигрантов. Гастролировал также в Варшаве и Гельсингфорсе.

Репертуар певца насчитывал 64 партии (героические, комедийные, характерные, а в первые годы сценической деятельности и лирико-драматические) в 35 операх русских и 29 — зарубежных композиторов.

Сыграл главную роль в балете на музыку А. Глазунова «Стенька Разин», поставленому на сцене Мариинского театра балетмейстером М. Фокиным (1916—1918).

Выступал как камерный певец, репертуар включал арии из опер, русские народные песни, романсы русских и зарубежных композиторов, сольные партии в «Страстях по Матфею» И. С. Баха и кантате «Весна» С. В. Рахманинова. 1-й исполнитель сольной партии в «Колоколах» С. В. Рахманинова (30 ноября 1913, п/у автора, Санкт-Петербург).

Часто гастролировал с концертами: в 1906 — Тамбов, Пенза, Оренбург, Ташкент, Самарканд, Ашхабад, в 1907 — Вятка, Нижний Тагил, Екатеринбург, Тюмень, Челябинск, Самара, летом 1908 — в Севастополь, Симферополь, Феодосия, Евпатория и Ялта: выступал также в Москве, Риге, Одессе, Смоленске, Ростове-на-Дону. После революции принимал активное участие в концертах для красноармейцев, пел на фабриках и заводах, в годы войны жил в блокадном Ленинграде, выступал в концертах для солдат РККА[2].

В 1919—1928 и 1934—1950 годах преподавал в Ленинградской консерватории (с 1926 — профессор). Среди его учеников — Н. И. Васильев, Д. С. Мчедлидзе, Е. Б. Флакс, В. А. Чарушников.

Записывался на грампластинки в Санкт-Петербурге.

Умер 15 сентября 1950 года (по другим источникам — 14 сентября[3]) в Ленинграде. Похоронен в некрополе мастеров искусств Александро-Невской лавры.

Семья

Звания и награды

Адреса в Петербурге - Петрограде - Ленингаде

  • 1909 - 1913 --- Офицерская улица (Декабристов с 1918), 26; [4]
  • 1913 - 1917 --- Офицерская улица, 53;
  • 1917 - 1950 --- улица Писарева, 18.

Партии

Народный дом (Санкт-Петербург)

«Лирическая опера» (театр В. А. Неметти) (1904—1905)

«Новая опера» А. А. Церетели (1905—1906)

Киевский оперный театр (1906—1908)

Труппа С. Дягилева (1913—1914)

Мариинский театр

Грамзаписи

Свыше 70 произведений; «Граммофон», 1900, 1901, 1905—1907; «В. И. Ребиков», 1904), РАОГ (1911), «Тонофон», «Орфеон», «Музтрест» (1930); архивные записи — в ГЦММК, ЦГАЗ СССР (с 1992 — Российский государственный архив фонодокументов РГАФД, в т. ч. песня М. А. Балакирева «У ворот, ворот батюшкиных» в сопровождении фортепиано (М. Т. Дулов), запись 1936 или 1937 г.; Арх. № Г-23532.

Память

  • В 1935 году художник П. Д. Бучкин написал портрет П. З. Андреева.
  • В Ленинграде, на доме по адресу улица Писарева 18 в 1967 году была установлена мемориальная доска (скульптор Н. В. Дыдыкин, архитектор Н. С. Болотский) с текстом: «В этом доме с 1917 г. по 1950 г. жил выдающийся певец и педагог, народный артист СССР Павел Захарович Андреев». [5]

Напишите отзыв о статье "Андреев, Павел Захарович"

Литература

  • Цветаев С. Павел Захарович Андреев: К 30-летию его сценической деятельности.— Л., 1934;
  • Каратыгин В. Г. Избранные статьи. / Сост. и автор примеч. О. Л. Данскер. — М.; Л., 1965. С. 315;
  • Лебедев Д. Павел Захарович Андреев: Очерк жизни и творческой деятельности. — Л., 1971;
  • Листова Т. Талант истинно русский // Театр. жизнь. 1974. № 5. С. 25,
  • Перепелкин Ю. Павел Андреев, певец и актёр // Веч. Ленинград, 1976. 16 сент.;
  • Вельтер Н. Л. Об оперном театре и о себе. — Л., 1984. С. 36.

Примечания

  1. ↑ [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/3520/Андреев Андреев, Павел Захарович]
  2. ↑ [nataliamalkova61.narod.ru/index/radioperedachi/0-14 Концерт-очерк из цикла М.Малькова «Из коллекции редких записей» («Корифеи русской оперной сцены») - П.З.Андреев]
  3. ↑ [www.musenc.ru/html/a/andreev.html АНДРЕЕВ в энциклопедии музыки]
  4. ↑ [www.nlr.ru/cont/ Весь Петербург - Весь Петроград (1894 - 1917), Весь Ленинград (1922 - 1935); интерактивное оглавление.].
  5. ↑ [www.encspb.ru Энциклопедия Санкт-Петербурга, мемориальная доска П. З. Андееву.].

Отрывок, характеризующий Андреев, Павел Захарович

– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Андреев,_Павел_Захарович&oldid=81305956»