Андрейченко, Наталья Эдуардовна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Наталья Андрейченко
Имя при рождении:

Наталья Эдуардовна Андрейченко

Профессия:

актриса

Награды:

Ната́лья Эдуа́рдовна Андре́йченко (род. 3 мая 1956, Москва) — советская и российская актриса театра и кино. Заслуженная артистка РСФСР (1984)[1]. Наиболее известна по ролям в фильмах «Сибириада» (1978), «Военно-полевой роман» (1983) и «Мэри Поппинс, до свидания!» (1983).





Биография

Наталья Андрейченко родилась 3 мая 1956 года в Москве. Актрисой решила стать ещё в школе. После неудачной попытки поступить в Высшее театральное училище им. М. С. Щепкина поступила во ВГИК, где училась в мастерской Сергея Бондарчука и Ирины Скобцевой.

Дебютировала в кино в 1975 году, на втором курсе, в фильмах «От зари до зари» и «Колыбельная для мужчин». Первый крупный актёрский успех — роль в киноэпопее «Сибириада», вышедшей на экраны в 1979 году. Фильм был отмечен специальным призом жюри на кинофестивале в Каннах, но наибольший успех у зрителей вызвали две роли Андрейченко: Мэри Поппинс в телевизионном фильме Леонида Квинихидзе «Мэри Поппинс, до свидания!» и Любы Антиповой в мелодраме «Военно-полевой роман».

За роль в фильме «Прости» она была названа лучшей актрисой года читателями журнала «Советский экран», а за роль Катерины Измайловой в фильме «Леди Макбет Мценского уезда» она была номинирована на кинопремию «Ника» в категории «лучшая женская роль».

В 1996 году совместно с группой Natasha & GooSee записала альбом MOST, где выступила в роли вокалистки[2], а спустя 14 лет, в 2010 году, стала одним из членов жюри украинского шоу талантов «Украина слезам не верит». Через год совместно с Дмитрием Нагиевым вела реалити-шоу «Мама в законе» на телеканале «Перец».

Личная жизнь

Дважды была замужем. От первого брака с российским композитором Максимом Дунаевским имеет сына Дмитрия (род. 1982), банкира по профессии. В 1985—2005 годах состояла в браке с австрийским актёром и кинорежиссёром Максимилианом Шеллом. Имеет от него дочь Настасью Шелл (род. 1989)[3].

Наталья Андрейченко в 1991 году эмигрировала в США к мужу, Максимилиану Шеллу. После развода в 2005 году вернулась в Россию[4].

Является вегетарианкой, практикует сыроедение, занимается йогой[5][6].

Награды и достижения

Фильмография

Напишите отзыв о статье "Андрейченко, Наталья Эдуардовна"

Примечания

  1. Новая Российская энциклопедия: в 12 т. / Ред. кол.: А. Д. Некипелов, В. И. Данилов-Данильян, В. М. Карев и др. — М.: ООО «Издательство „Энциклопедия“» Т. 2 А — Баяр, 2005. — 960 с.: ил.
  2. [avtograf.com.ru/index.php/discography/683-most Natasha & GooSee — MOST] (рус.). avtograf.com.ru. Проверено 4 декабря 2012. [www.webcitation.org/6CfUN9Nvz Архивировано из первоисточника 5 декабря 2012].
  3. [www.imdb.com/name/nm1575589/bio Nastassja Schell]
  4. [www.youtube.com/watch?v=YZ-Ip7L6joQ Фильм: Эфир на НТВ, 2010]
  5. [fakty.ua/print/132416 Наталья Андрейченко: «В состоянии клинической смерти я путешествовала без тела минут пять»]
  6. [sobesednik.ru/showbiz/20130206-natalya-andreichenko-v-den-kontsa-sveta-ya-umerla-i-rodilas-zanovo Наталья Андрейченко: В день Конца света я умерла и родилась заново!]. Sobesednik.ru (6 февраля 2013). Проверено 5 августа 2014.

Отрывок, характеризующий Андрейченко, Наталья Эдуардовна

В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]