Андрей Первозванный

Запрос «Святой Андрей» перенаправляется сюда; о других святых с именем Андрей см. Святой Андрей (значения).

Апостол Андрей
мученичество св. Андрея
Рождение	начало I века Вифсаида, Галилея
Смерть	1 век Патры
Почитается	большинством христианских церквей
В лике	Апостолов
Главная святыня	мощи в Амальфи, Италия
День памяти	30 ноября (13 декабря) (православие), 30 ноября (католицизм)

Апо́стол Андре́й (греч. Ανδρέας , лат. Andreas, ивр. ‏אנדראס הקדוש‏‎), больше известный как апостол Андре́й Первозва́нный — один из двенадцати апостолов, учеников Иисуса Христа; считается вторым из них, а первым — его брат, апостол Пётр. Персонаж книг Нового Завета.

Художественно-символически изображается в зелёном одеянии, длинноволосым, с бородой и держащим крест, символ его мученической казни. Косой крест, так называемый «андреевский», был привнесён в итальянское искусство уже после периода Возрождения.

Евангелия

Упомянут в списках апостолов в Евангелии от Матфея (Мф. 10:2), от Марка (Мк. 3:18), от Луки (Лк. 6:14), а также в Деяниях Апостолов (Деян. 1:13).

Андрей был родным братом апостола Петра, рыбак, как и Пётр, родился в Вифсаиде, городе на северном берегу Галилейского озера.

Андрей стал первым из призванных учеников Христа, в связи с чем этого апостола часто называют Первозванным.

Согласно Евангелию от Матфея (Мф. 4:18—19) и от Марка (Мк. 1:16—18) призвание Андрея и Петра состоялось близ Галилейского озера, апостол Иоанн в Евангелии от Иоанна описывает призвание Андрея, состоявшееся около Иордана сразу после крещения Иисуса (Ин. 1:35—40). Согласно этому повествованию апостол Андрей был вначале учеником Иоанна Крестителя.

На страницах Евангелия от Иоанна Андрей появляется ещё дважды — он ведёт диалог с Иисусом о хлебах и рыбе перед чудом насыщения пяти тысяч людей (Ин. 6:8—9) и вместе с апостолом Филиппом приводит к Иисусу Еллинов (Ин. 12:20—22).

Известны апокрифический текст Деяния Андрея, созданный, по общепринятой версии, в III веке, а также утраченное Евангелие от Андрея, отклонённое Геласием I (492—496) в Decretum Gelasianum.

Житие

В житии святого апостола Андрея Первозванного упоминается, что Андрей и его брат Симон (будущий св. Пётр) были галилейскими рыбаками, родившимися и росшими в Вифсаиде (городе на берегу Генисаретского озера); отца их звали Ионою. Повзрослев, братья перебрались в Капернаум, где обзавелись собственным домом и продолжали заниматься рыбной ловлей.

Ещё в юности Андрей решил посвятить себя служению Богу. Сохраняя целомудрие, он отказался вступить в брак. Услышав о том, что на реке Иордан Иоанн Предтеча проповедует о приходе Мессии и призывает к покаянию, Андрей оставил всё и отправился к нему. Скоро юноша стал ближайшим учеником Иоанна Крестителя.

Евангелисты Матфей и Иоанн по-разному описывают встречу Андрея с Иисусом. В Евангелии от Иоанна говорится о том, что Андрей впервые увидел Спасителя, когда святой Предтеча указал на идущего Иисуса Христа и произнёс: «Вот Агнец Божий». Услышав это, Андрей вместе с другим учеником Предтечи, имя которого евангелист не приводит, оставил Крестителя и последовал за Христом. Потом Андрей нашёл своего брата Симона Петра и тоже привёл его к Иисусу. Матфей же повествует о том, как Спаситель встретил Андрея и его брата Симона Петра на берегу Генисаретского озера, где братья ловили рыбу, забрасывая сети в воду. Иисус обратился к ним со словами: «Идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков». И они последовали за Ним, оставив свои сети.

Писание доносит до нас весьма скудные сведения об апостоле Андрее, но его жизнеописание говорит само за себя. В Евангелии от Иоанна сказано о том, что во время чуда умножения хлебов Андрей указал на мальчика, имевшего «пять хлебов ячменных и две рыбки» (Ин. 6:8—9). Он же показал Спасителя язычникам, пришедшим в Иерусалим для поклонения истинному Богу (Ин. 12:20—22). По свидетельству евангелиста Марка, святой Андрей был одним из четырёх учеников Иисуса, которым Он на горе Елеонской открыл судьбы мира (Мк. 13:3).

Святой Андрей назван Первозванным, потому что был призван первым из апостолов и учеников Иисуса Христа. До последнего дня земного пути Спасителя следовал за Ним его Первозванный апостол. После крестной смерти Господа святой Андрей стал свидетелем Воскресения и Вознесения Христова. В день Пятидесятницы (то есть через пятьдесят дней после Воскресения Иисуса) в Иерусалиме произошло чудо сошествия Святого Духа в виде огненных языков на апостолов. Так, вдохновляемые Духом Божьим, апостолы получили дар исцелять, пророчествовать и способность говорить на разных наречиях о великих делах Господа.

Двенадцать учеников Иисуса разделили между собой страны, куда они должны были нести евангельскую проповедь, обращая язычников ко Христу. Святому Андрею выпали по жребию обширные земли Вифинии и Пропонтиды с городами Халкидон и Византий, также земли Фракии и Македонии, простирающиеся до Чёрного моря и Дуная, кроме того, земли Скифии и Фессалии, Эллады и Ахайи, города Аминс, Трапезунд, Ираклия и Амастрида. Святой Андрей прошёл эти города и страны, неся язычникам евангельскую проповедь. Первым поприщем его апостольского служения стало побережье Чёрного моря, которое в те времена называли «Эвксинским Понтом» («Гостеприимным морем»).

Почти всюду, где оказывался апостол, власти встречали его жестокими гонениями, он претерпевал множество скорбей и страданий. Но, подкрепляемый силой своей веры, святой Андрей «с услаждением» переносил все бедствия во имя Христа. Особенно много мучений пришлось встретить Первозванному апостолу в городе Синопе, где язычники подвергли его жестоким пыткам. Но, как говорит предание, «благодатью своего Учителя и Спасителя святой Андрей снова оказался здоровым и целым от ран».

Продолжая свой проповеднический путь, апостол прошёл через города Неокесарию и Самосаты, через страну Аланы, через земли Абасков и Зигов. По преданию, язычники зиги сначала не приняли евангельскую проповедь святого Андрея и даже хотели убить апостола, но, дивясь его кротости и подвижничеству, оставили своё намерение. Пройдя через Боспорское царство, он предпринял морское путешествие во фракийский город Византий. Апостол первым проповедовал там учение Спасителя в будущем центре восточного христианства, где святой Андрей и основал Церковь. Он рукоположил в сан византийского епископа Стахия, одного из 70 апостолов Христа, о котором Павел упоминает в Послании к римлянам (16:9). Также святой назначил пресвитеров церкви, «чтобы они учили народ и совершали таинства».

Житие апостола повествует о нескольких случаях воскрешения им усопших:

• В городе Амасеев апостол Андрей воскресил мальчика по имени Египтий, умершего от лихорадки, по просьбе отца мальчика Деметрия.
• В Никомидии во время погребального шествия апостол воскресил мальчика, погибшего от того, что его тело было разорвано собаками.
• В Фессалониках по просьбе одного из жителей города апостол публично воскресил мальчика, который умер от удушения.
• Разгневанный проповедями апостола Андрея проконсул Вирин послал воинов, чтобы они силой привели апостола к нему. Один из воинов упал замертво, как только выхватил меч, после чего апостол молитвой воскресил его. Проконсул Вирин приказал подвергнуть пыткам апостола на стадионе, выпустив на арену по очереди вепря, быка и леопарда. Но звери не тронули апостола, в то время как леопард набросился на сына проконсула и удавил его. После долгой молитвы апостол воскресил сына Вирина.
• Также в Фессалониках апостол воскресил маленького мальчика, умершего от укуса змеи.
• В городе Патры апостол Андрей проповедовал в доме проконсула Лисбия. Бывшая наложница проконсула Трофима последовала учению апостола и ушла от своего мужа. Муж Трофимы пришёл к жене проконсула Калисте и оклеветал свою жену, обвинив её в возобновлении связи с проконсулом. По приказу Калисты Трофиму насильно поместили в дом терпимости для надругательства, но Трофима так сильно молилась, что все мужчины, пытавшиеся к ней прикоснуться, погибали, после чего одного из них она воскресила. Жена проконсула отправилась в баню со своим любовником, где они оба скончались. По просьбе кормилицы Калисты апостол Андрей воскресил умершую, после чего Лисбий и его жена уверовали во Христа.
• В городе Патры во время проповеди апостола Андрея волной на берег выбросило утопленника, которого апостол воскресил своей молитвой. Это был Филопатр, сын Сострата, жителя Македонии, который плыл на корабле в Патры с целью ознакомиться с новым учением, но его унесло волной с корабля во время бури. Филопатр обратился с просьбой к апостолу воскресить его друзей и слуг, также унесённых с корабля в море. Когда апостол Андрей помолился, то на берег волной вынесло ещё 39 человек, и толпа, окружавшая апостола, обратилась к нему с просьбой об их воскрешении. Апостол попросил сложить тела в одно место и своей молитвой воскресил всех погибших.
• В городе Синоп апостол Андрей по просьбе женщины воскресил её мужа, найденного в яме убитым.
• В городе Ацкури (современная Грузия) по молитве апостола воскрес умерший, и это чудо подвигло жителей города принять Святое крещение.

Предание о служении Андрея Первозванного в Скифии

Евсевий Кесарийский в первой половине IV века, ссылаясь на не дошедшее до нас сочинение Оригена, говорит о служении Андрея в Скифии. Ориген, согласно Евсевию, утверждал, что для определения направления своей миссионерской деятельности 12 апостолов бросили жребий. Так Петру выпало проповедничество в Риме, Матфею — в Палестине, Марку — в Египте, Иоанну — в Малой Азии, Фоме — в Парфии, а Андрею — во Фракии и Скифии.

Однако уже по поводу этого свидетельства расходятся мнения церковных историков. Так, А. Гарнак оставлял открытым вопрос о том, насколько приведённая Евсевием цитата представляет буквальную выдержку из Оригена. Некоторые учёные утверждали, что известие об апостоле Андрее принадлежит самому Евсевию и современному ему церковному преданию, а А. В. Карташёв склонялся к традиционному мнению.

Последующие церковные писатели — Досифей Тирский, Епифаний Кипрский (IV век), Евхерий Лионский (V век), Никита Пафлагон (IX—X) и другие — по-своему дополняют это предание. Таким образом, маршрут апостола пролегал «через всю Вифинию, всю Фракию и скифов… потом достиг великого города Севаста… где находится крепость Аспар и река Фасис… у которой обитают внутренние эфиопы» (то есть, согласно этим авторам, апостол достиг примерно нынешней Абхазии (Фасис обычно соотносится с Риони)). Между Иверией и Скифией Андрей посетил, как утверждается, Боспор, Феодосию и Херсонес.

Однако в большинстве вариантов легенды о бросании жребия Скифия вообще не упоминается. Также ни в одной из древнейших записей легенды не упоминается путешествий апостолов по Северному Причерноморью или по Днепру. А св. Григорий Богослов (IV век) писал, что Андрею жребий выпал на Индию. Н. М. Карамзин, приведя в «Истории государства Российского» этот рассказ, заметил: «Впрочем, люди знающие сомневаются в истине сего Андреева путешествия».

Церковный историк, профессор А. В. Карташёв отмечает:

в VIII, IX и последующих столетиях накопившийся веками материал в форме апокрифических и церковных сказаний, кратких известий и посеянных всюду теми и другими местных преданий, послужил источником к составлению новых „деяний“, „похвал“ и „житий“ апостолов. Здесь миссионерская деятельность ап. Андрея распадается на целых три проповеднических путешествия, скопированных с путешествий ап. Павла, причём Первозванный апостол уже с полной определённостью проходится через Скифию европейскую и по северному и по западному побережью Чёрного моря проходит до Византии, где поставляет первого епископа для этого города — Стахия.

В это же время (VIII—IX века) монах Епифаний составляет рассказ об апостоле Андрее. В этом рассказе упоминается о «железном жезле с изображением животворящего креста, на который апостол всегда опирался». Неподалёку от Никеи в Вифинии «блаженный ап. Андрей, низвергнув гнусную статую Артемиды, поставил там животворящее изображение спасительного Креста». Далее к востоку, в Пафлагонии «он избрал место молитвы, удобное для устроения жертвенника, и освятил его, воздвигнув знамение животворящего креста». Из этого рассказа, отмечает А. В. Карташёв, ведут своё начало крест и жезл, фигурирующие в двух версиях русского сказания.

Предание об Андрее Первозванном на Руси

Предание о жребии апостолов было известно на Руси с момента появления здесь христианства. В 1051 году о нём пишет киевский митрополит Иларион в «Слове о законе и благодати». Также предание было внесено в «Изборник Святослава 1076 года». Но в них предание о жребии апостолов не связывается с крещением Руси. Так, митрополит Иларион писал: «Хвалит же хвалебным гласом римская страна Петра и Павла… Асия и Эфес, и Патмос — Иоанна Богослова. Индия — Фому, Египет — Марка… Похвалим же и мы… великое и дивное сотворившего, нашего учителя и наставника, великого князя земли нашей Владимира…». Более того, первый список «Повести временных лет» — так называемый Древнейший свод 1039 года, а также Начальный свод 1095 года и «Чтение о Борисе и Глебе» Нестора Летописца прямо заявляют, что на Русь апостолы «не ходили» и что они в наших землях «не быша».

Но уже с 1116 года сын Всеволода Ярославича, Владимир Мономах, приказал игумену Выдубицкого монастыря Сильвестру внести в «Повесть временных лет» русский вариант легенды об апостольской миссии Андрея Первозванного. Так с того времени рассказы о посещении апостолом земли русской непременно включаются во все последующие летописные списки.

Так появился рассказ о путешествии апостола Андрея из Крыма в Рим через Ладогу. Согласно этой версии о служении апостола в Причерноморье: «А Днепр втечёт в Понетьское море жерелом; еже море словет Руское, по немуже учил святый Оньдрей, брат Петров» (Стлб. 7), — далее рассказывает о том, что по прибытии в Корсунь Андрей узнал, что неподалёку находится устье Днепра, и, решив отправиться в Рим, поднялся вверх по Днепру. Остановившись на ночлег на холмах, на которых впоследствии был построен Киев, апостол, по утверждению летописца, сказал бывшим с ним ученикам:

Видите ли горы сия? Яко на сих горах возсияет благодать Божия, имать град великий быти и церкви многи Бог въздвигнути имать.

По преданию апостол поднялся на горы, благословил их и водрузил крест. Из Киева апостол прибыл в Новгород, где удивлялся тому, что местные жители любят, моясь в банях, бить себя «молодыми прутьями», обливаться квасом и студёною водой. Рассказ ученикам Иисуса в Риме ограничился только банями, и римские слушатели «слышаще, дивляхуся».

В древнейших списках и вариантах этой легенды нет никаких-либо упоминаний об успехах проповеди Андрея Первозванного. В связи с этим профессор Московской духовной академии Е. Е. Голубинский иронизировал: неужели апостол приходил в наши земли только для того, чтобы увидеть русские обычаи пользования банями.

Профессор А. В. Карташёв отмечает:

У русского автора-южанина в рассказе о новгородских банях очевидно была и определённая, не особенно высокая цель. Так прекрасно возвеличив свой родной Киев, он, по русскому обычаю — трунить над всяким, кто не нашей деревни, решил выставить новгородцев пред апостолами в самом смешном виде. Новгородцы так это и поняли, потому что, в ответ на киевскую редакцию повести, они создали свою собственную, в которой, не отвергая прославления Киева и умалчивая совершенно о банях, уверяют, что ап. Андрей «во пределы великого сего Новаграда отходит вниз по Волхову и ту жезл свой погрузи мало в землю и оттоле место оно прозвася Грузино… Чудотворный жезл этот „из дерева незнаемого“ хранился, по свидетельству жития св. Михаила Клопского, в его время (1537 год) в Андреевской церкви села Грузина».

Так эта легенда начала обрастать всё большим числом деталей.

Различные средневековые источники сообщают о дальнейшем пути святого Андрея в Новгород, где он воздвигнул крест около нынешнего села Грузино на берегу Волхова, к Ладожскому озеру и далее до острова Валаам, где он будто бы установил каменный крест и истребил капища богов Велеса и Перуна, обратив в христианство языческих жрецов.

Стоит отметить, что факт пребывания апостола Андрея на территории будущей Руси ставили под сомнения даже некоторые православные церковные историки. Среди них: митрополит Платон (Левшин), архиепископ Филарет (Гумилевский), академик, профессор МДА Е. Е. Голубинский, А. В. Карташёв и другие. Известный старец псковского Елеазарова монастыря Филофей (ок. 1465—1542) писал о русской земле:

сё есть пустыня, понеже святые веры пусти беша, и иже божественнии апостоли в них не проповедаша, но последи всех просветися на них благодать Божия.

В одном сборнике XVI века читаем:

а не бывшу никоторому апостолу в русской земли, но поистине русскому языку милость Божия открыся.

Преподобный Иосиф Волоколамский (1440—1515) в своём «Просветителе» ставил даже вопрос: почему ап. Андрей не проповедовал христианства в русской земле? и отвечал так:

возбранен бысть от Св. Духа. Его же судьбы бездна многа и сего ради суть сиа несказанна.

Однако в церковной среде широко распространено и другое мнение. Некоторые историки церкви склонны считать предание об апостоле Андрее правдивым. Так, историк церкви, митрополит Макарий (Булгаков) (1816—1882) замечает по этому поводу:

Предание о благовестии святого апостола Андрея даже во внутреннейших областях нашего отечества не заключает в себе ничего невероятного, и нет основания отвергать его безусловно или принимать за одну идею.

Во вступительной статье к «Истории русской церкви» Макария С. А. Беляев^[кто?] в 1994 году утверждает, что «во II тысячелетии — начале I тысячелетия до Р. Х. Восточная Европа была уже довольно плотно населена народами… Почти все исследователи выделяют в Восточной Европе славянские, а точнее праславянские племена… В том, что по крайней мере в XV—XII вв. до Р. Х. праславяне уже живут на интересующей нас территории сомнений нет», и считает, что с греческой колонизацией Северного Причерноморья «вся Восточная Европа от Карпат на западе до Уральских гор на востоке и от северного берега Чёрного моря до современной Перми стала неотъемлемой частью античного мира»^{[значимость?]}.

Мученичество за веру

Косой крест, на котором апостол Андрей принял мученическую кончину, с тех пор называется Андреевским крестом. Распятие это считается совершившимся около 70-го года. На месте распятия святого апостола в Патрах воздвигнут величественный Собор Андрея Первозванного, самый большой в Греции.

Политика византийской церкви

По мнению профессора, А. В. Карташёва с помощью развития легенды об Андрее византийская церковь решала две задачи:

• Оградить свою независимость от притязаний Рима и доказать свою равнозначность Риму (Андрей был старшим братом апостола Петра).
• Обеспечить себе господство над всеми по возможности церквями Востока.

Отсюда можно заключить, что Византия охотно поддерживала сказания о проповеди ап. Андрея в тех странах, где они существовали (Армения, Грузия) и даже старалась привить подобные предания в странах северных (Моравия, Россия), на которые простиралось её влияние. О том, что византийцы при случае даже прямо внушали русским верование о проповеди на Руси ап. Андрея, мы имеем документальное свидетельство. Это - письмо к русскому князю Всеволоду Ярославичу, написанное от лица императора Михаила Дуки (1072-1077) его секретарём, знаменитым учёным своего времени, Михаилом Пселлом, с целью сватовства за брата императора дочери Всеволода. Одним из аргументов к теснейшему союзу двух дворов служит здесь следующий: „Духовные книги и достоверные истории научают меня, что наши государства оба имеют один некий источник и корень, и что одно и то же спасительное слово распространено в обоих, одни и те же самовидцы божественного таинства и его вестники провозгласили в них слово Евангелия“.

Почитание

При императоре Констанции II мощи святого апостола Андрея были торжественно перенесены из Патр в Константинополь и положены 3 марта 357 года в храме Святых Апостолов рядом с мощами святого евангелиста Луки и ученика апостола Павла — Тимофея, апостола от семидесяти.

Апостол Андрей почитается основателем и небесным покровителем Константинопольской православной церкви.

По легенде, в VIII веке мощи апостола Андрея были перевезены в Шотландию монахом Регулусом и помещены в кафедральный собор Сент-Эндрюса, города, который получил своё имя в честь апостола и стал церковной столицей Шотландского королевства. По другой версии, они (возможно, частично) были перевезены крестоносцами в 1208 году в Италию, в Амальфи.

После падения в 1453 году Константинополя Фома Палеолог (младший брата Константина XI Палеолога) бежал вместе с женой и детьми на Корфу, взяв с собой забальзамированную голову святого апостола Андрея. В конце 1460 года он уехал, взяв её с собой, в Италию и 7 марта 1461 года был с почестями принят в Риме. Через неделю папа, которому Фома преподнёс голову апостола Андрея, наградил его орденом Золотой розы.

В Трирском соборе хранятся сандалия и гвоздь апостола Андрея.

Часть мощей Святого Андрея хранятся в кафедральном соборе в городе Мантуе.

В Православной церкви память апостола 30 ноября (13 декабря) по юлианскому календарю и в Собор двенадцати апостолов 30 июня (13 июля); в Католической церкви и Православных церквах, придерживающихся григорианского календаря: 30 июня и 30 ноября.

На Руси особый культ апостола Андрея Первозванного получил распространение с 1080-х годов. Первая церковь в честь апостола Андрея была построена в Киеве в 1086 году трудами великого князя Всеволода Ярославича, сына Ярослава Мудрого.

Картины с изображением святого Андрея создавались многими великими живописцами, в том числе Мурильо, Эль Греко, Сурбараном.

В 1698 году российским царём Петром I учреждена первая (и затем остававшаяся высшей) награда России — Орден Святого Андрея Первозванного. В 1998 году этот орден был возрождён в России.

26 декабря 1906 года в английском Бирмингеме открыт футбольный стадион «Сент-Эндрюс», названный в честь святого Андрея.

Апостол Андрей — святой покровитель Украины, России, Шотландии, Румынии, Греции, Сицилии, Амальфи; а также моряков и рыбаков.

В июле 2013 года в Харькове открыт памятник Андрею Первозванному.

Корабль-церковь «Андрей Первозванный»

В преддверии 70-летия со дня образования Новосибирской области с 15 по 31 августа 2008 года работал благотворительный духовный медико-просветительский православный корабль-церковь «Андрей Первозванный». Рейд корабля-церкви был организован Новосибирской епархией Русской Православной церкви и областной администрацией. Главная цель миссии — оказание духовно-социальной и материальной помощи жителям отдалённых сёл. В ходе своей поездки представители социальной защиты, медицинские работники, священнослужители посетили более 25 отдалённых сёл Болотнинского, Колыванского, Мошковского и Новосибирского районов.

«Золотая легенда» о св. Андрее

«Золотая легенда» также сообщает об одном из чудес апостола, о котором нет упоминания в «Четьи-Минеях», но которым можно объяснить почитание св. Андрея как покровителя мореходов: однажды он воскресил сорок мужей, направлявшихся к нему, чтобы получить учение о вере, но утонувших из-за шторма, вызванного дьяволом. Поэтому в гимне Апостолу поётся: «Quaternos iuvenes submersos maris fluctibus vitae reddidit usibus». В другом случае, записанном в «Золотой легенде», апостолу удалось молитвой успокоить бушующее море.

Ещё одним любопытным эпизодом легенды является христианский ответ святого апостола на придуманный дьяволом основной вопрос о том, что выше — земное или небесное: «На имперских небесах, где находится Иисус Христос, Который является формой нашей плоти, Он превыше всех небес!»

Памятники

• Памятник Андрею Первозванному (Москва)
• Памятник Андрею Первозванному в г. Батайске. Открыт 27 сентября 2003 г. Скульптор С. Исаков

См. также

• Андреевский крест
• Андреевский флаг
• Орден Святого апостола Андрея Первозванного
• Андреевская церковь
• Собор Святого Андрея
• Фонд Андрея Первозванного
• Андреева ночь

Литература

• Бурега В. [www.pravoslavie.ru/put/2729.htm Освещение миссионерской деятельности апостола Андрея Первозванного в российской церковно-исторической науке] / Доклад прочитан на конференции «Первозванный апостол» в Варне (Болгария) 31 октября 2006 г.
• Карташёв А. В. [www.golubinski.ru/ecclesia/kartashev/ocherk1.htm#_Toc95226112 Был ли апостол Андрей Первозванный на Руси?] / Очерки по истории русской церкви. Том I. Репринтное воспроизведение. YMCA-PRESS. Париж. 1959. — М.: Наука, 1991. — С.40-51
• Кузьмин А. Г. Сказание об апостоле Андрее и его место в начальной летописи // Летописи и хроники: 1973. М., 1974. С. 37-47
• Мюллер Л. Древнерусское сказание о хождении апостола Андрея в Киев и в Новгород // Летописи и хроники: 1973. М., 1974. С. 48-63;
• Мурьянов М. Ф. Апостол Андрей Первозванный в Повести временных лет // Палестинский сборник. Вып. 19. Л., 1969. С. 172;
• Свенцицкая И. С. Легенды об апостоле Андрее. Деяния апостола Андрея и мученичество апостола Андрея / Судьбы апостолов: мифы и реальность. — М.: Вече, 2006. — С.139-166
• Чичуров И. С. «Хождение апостола Андрея» в византийской и древнерусской церковно-идеологической традиции // Церковь, общество и государство в феодальной России. М., 1990. С. 7-23.
• Μανουήλ Γεδεών, [anemi.lib.uoc.gr/php/pdf_pager.php?rec=/metadata/f/0/9/metadata-01-0000337.tkl&do=74635.pdf&pageno=82&width=396&height=625&maxpage=734&lang=en Πατριαρχικοί Πίνακες: Ειδήσεις ιστορικαί βιογραφικαί περί των Πατριαρχών Κωνσταντινουπόλεως: από Ανδρέου του Πρωτοκλήτου μέχρις Ιωακείμ Γ' του από Θεσσαλονίκης, 36-1884]. — Κωνσταντινούπολις: Lorenz & Keil, [Σεπτ.1885-Οκτ.1890]. — 720 σ.: πορτρ. — σ. 82-89  (греч.)
  • 2-изд. доп. и расш.: Πατριαρχικοί πίνακες: ειδήσεις ιστορικαί βιογραφικαί περί των Πατριαρχών Κωνσταντινουπόλεως από Ανδρέου του Πρωτοκλήτου μέχρις Ιωακείμ Γ΄ του από Θεσσαλονίκης, 36-1884 / Εκδ. δευτέρα επηυξημένη καί βελτιωμένη… υπό Νικολάου Λυκ. Φυροπούλου. — Άριστη: Σύλλογος πρός διάδοσιν ωφελίμων βιβλίων, 1996. — 922 σ. ISBN 0-00-713338-3 ISBN 978-0-00-713338-3  (греч.)

Ссылки

• [www.biblioteka3.ru/biblioteka/pravoslavnaja-bogoslovskaja-jenciklopedija/tom-1/andrej-pervozvannyj.html Апостол Андрей Первозванный] // Православная Богословская Энциклопедия. Том 1. Издание Петроград. Приложение к духовному журналу «Странник» за 1900 г.
• Андрей святой // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Сургуладзе М., Виноградов А. Ю., Анохина Т. А., Лосева О. В. [www.pravenc.ru/text/115300.html Андрей Первозванный] // Православная энциклопедия. Том II. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2001. — С. 370-377. — 752 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-89572-007-2
• [www.librarium.orthodoxy.ru/orlov/o_andrey.htm Святой апостол Андрей Первозванный]
• «Житие и акафист святого апостола Андрея Первозванного» (издано по благословению Высокопреосвященнейшего Агафангела, Митрополита Одесского и Измаильского, Свято-Успенский Одесский Патриарший мужской монастырь, г. Одесса, 2005 г.)
• [www.dneprovka.dp.ua/?id_topic=1667 Апостол Андрей Первозванный]
• Панченко А. М.[panchenko.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=2332 Летописный рассказ об Андрее Первозванном и флагеллантство.]
• [www.ec-patr.org/list/index.php?lang=en&id=1 Апостол Андрей на официальном сайте Вселенского Патриархата]

Отрывок, характеризующий Андрей Первозванный

– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.


– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.