Плахов, Андрей Степанович

Андрей Плахов
Дата рождения:	14 сентября 1950(1950-09-14) (73 года)
Место рождения:	Староконстантинов
Гражданство:	Россия Россия
Профессия:	кинокритик, киновед
Награды:

Андре́й Степа́нович Пла́хов (род. 1950) — российский кинокритик и киновед, обозреватель газеты «Коммерсантъ». Деятель международного кинофестивального движения. С 2005 по 2010 год — президент Международной федерации кинопрессы (ФИПРЕССИ).

Биография

Андрей Степанович Плахов родился 14 сентября 1950 года в Староконстантинове Хмельницкой области УССР (ныне Украина). Закончил механико-математический факультет Львовского университета (1972) и киноведческий факультет ВГИКа (1978). В 1982 году защитил кандидатскую диссертацию о творчестве Лукино Висконти.

В 1977—88 годах работал в отделе культуры газеты «Правда». В годы перестройки являлся секретарём правления Союза кинематографистов и председателем Конфликтной комиссии по творческим вопросам, выпустившей на экраны более 200 запрещённых советской цензурой фильмов. В это же время начал активно сотрудничать с зарубежными коллегами в рамках ФИПРЕССИ. В 1987—91 годах и с 1997 по 2005 год являлся вице-президентом этой организации, затем до 2010 года был президентом ФИПРЕССИ, в настоящее время — один из почётных президентов.

Неоднократно входил в жюри международных кинофестивалей (Берлин, Локарно, Токио, Сан-Себастьян). В рамках Московского кинофестиваля организовывал собственные авторские программы. Является инициатором сезонных минифестов «Эйфория», проходящих в московском кинотеатре «Ролан», на которых лично представляет публике самые интересные, по его мнению, картины предстоящего проката. В качестве руководителя отборочной комиссии принимает участие в организации нескольких международных киносмотров. В частности, многие годы является программным директором фестиваля «Дух огня». В 2010—11 годах возглавлял отборочную комиссию Санкт-Петербургского международного кинофорума, в 2012 занял аналогичную позицию в оргкомитете кинофестиваля «Зеркало».

С 1972 года регулярно публикуется, сотрудничает со многими российскими и зарубежными изданиями («Искусство кино», «Сеанс», Sight & Sound и др.), является постоянным кинообозревателем газеты «Коммерсантъ». Автор более десяти книг о советском и современном мировом кинематографе, в том числе посвящённых творчеству Аки Каурисмяки и Катрин Денёв.

Женат на киноведе Елене Плаховой (род. 1951), имеет сына Дмитрия (род. 1972) — поэта, члена Союза писателей Москвы.

Художественные предпочтения

Плахов принимает участие в опросах о величайших фильмах в истории, которые проводит раз в десять лет журнал Sight & Sound. Список Плахова, составленный в 2012 году, обновился более чем наполовину. В новый список не попали названные в предыдущем опросе ленты «Леди из Шанхая» (1947, Уэллс), «На последнем дыхании» (1959, Годар), «Носферату» (1922, Мурнау), «Расёмон» (1950, Куросава), «Рассекая волны» (1996, фон Триер), «Синий бархат» (1986, Линч). Четыре картины, которым киновед сохранил верность, ниже отмечены «звёздочкой», а полностью его выбор 2012 года выглядит следующим образом (в алфавитном порядке):

• Бульвар Сансет (1950, Уайлдер)
• Восемь с половиной (1963, Феллини) *
• Всё о моей матери (1999, Альмодовар)
• Гибель богов (1969, Висконти)
• Затмение (1962, Антониони) *
• Зеркало (1974, Тарковский) *
• Пепел и алмаз (1958, Вайда)
• Правила игры (1939, Ренуар) *
• Салям, синема (1995, Махмальбаф)
• Шёпоты и крики (1972, Бергман)

Аналогичный опрос, посвящённый российскому кино, провёл в 2008 году журнал «Сеанс». Список десяти лучших фильмов России по мнению Плахова получился таким (в алфавитном порядке):

• Баллада о солдате (1959, Григорий Чухрай)
• Груз 200 (2007, Алексей Балабанов)
• Дни затмения (1988, Александр Сокуров)
• Зеркало (1974, Андрей Тарковский)
• Иван Грозный (1945, Сергей Эйзенштейн)
• Июльский дождь (1966, Марлен Хуциев)
• Летят журавли (1957, Михаил Калатозов)
• Мой друг Иван Лапшин (1984, Алексей Герман)
• Окраина (1933, Борис Барнет)
• Окраина (1998, Пётр Луцик)

Награды

Обладатель нескольких профессиональных наград, в том числе Приза кинопрессы лучшему киножурналисту года (за серию публикаций в газете «Коммерсантъ» и журнале «Искусство кино», 1994). Неоднократный лауреат Премии Гильдии киноведов и кинокритиков России (1999, 2002, 2005, 2006, 2008). В 2014 году отмечен Почётной грамотой президента России, почётным знаком заслуженного работника культуры РФ и премией имени Мирона Черненко за книгу: «Кино на грани нервного срыва». СПб: Издательство: Книжные мастерские. Сеанс. 2014

Библиография

• Борьба идей в современном западном кинематографе (1984)
• Западный экран: разрушение личности. Персонажи и концепции западного искусства (1985)
• Сквозь шум времён. Творческий портрет Андрея Тарковского (1987)
• Советский кинематограф / The Soviet Cinema (1988) (на английском)
• Катрин Денёв. Девять сюжетов из жизни актрисы (1989, ISBN 5-210-00457-0)
• Всего 33. Звёзды мировой кинорежиссуры (1999, ISBN 966-95520-9-5)
• Всего 33. Звёзды крупным планом (2004, ISBN 966-9775-03-4)
• Катрин Денёв. От «Шербурских зонтиков» до «8 женщин» (2005, ISBN 5-98144-062-7)
• Под знаком F. Кинофестивали (2006, ISBN 5-9900507-1-2)
• Аки Каурисмяки. Последний романтик (2006, ISBN 5-86793-479-9) (совместно с Еленой Плаховой)
• Режиссёры настоящего. В 2 томах. Том 1. Визионеры и мегаломаны (2008, ISBN 978-5-901586-26-6/ISBN 978-5-367-00756-5)
• Режиссёры настоящего. В 2 томах. Том 2. Радикалы и минималисты (2008, ISBN 978-5-901586-23-5/ISBN 978-5-367-00806-7)
• Режиссёры будущего. Индивидуалисты и универсалы (2009, ISBN 978-5-367-00987-3/ISBN 978-5-901586-25-9)
• Кино на грани нервного срыва (2014, ISBN 978-5-905669-16-3/ISBN 978-5-905586-09-5)

Ссылки

• [plakhov.com Официальный сайт Андрея Плахова]
• [www.kommersant.ru/authors/author.aspx?id=133 Публикации в газете «Коммерсантъ»]
• [seance.ru/author/plakhov Статьи Андрея Плахова в журнале «Сеанс»]
• [magazines.russ.ru/authors/p/plahov/ Андрей Плахов] в «Журнальном зале»
• [russiancinema.ru/template.php?dept_id=3&e_dept_id=1&e_person_id=728 Андрей Плахов] в «Энциклопедии отечественного кино»

Отрывок, характеризующий Плахов, Андрей Степанович

Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.