Сихра, Андрей Осипович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Андрей Сихра»)
Перейти к: навигация, поиск
Андрей Осипович Сихра
Основная информация
Дата рождения

1773(1773)

Место рождения

Вильнюс

Дата смерти

3 декабря 1850(1850-12-03)

Место смерти

Санкт-Петербург, Российская империя

Страна

Российская империя

Профессии

гитарист, арфист, композитор, педагог

Инструменты

Русская семиструнная гитара, арфа

Андре́й О́сипович Си́хра (1773—1850) — основоположник гитарного искусства в России, возможный создатель русской семиструнной гитары[1]. Композитор и педагог. По национальности — чех.





Биография

Родился в 1773 году в Вильне (ныне — Вильнюсе), входившей на тот момент в состав Речи посполитой, в семье учителя. Отец готовил его к музыкальной деятельности. Занимаясь только музыкой, Сихра уже в ранней молодости давал концерты на арфе в Вильне и прославился не только как исполнитель, но и как композитор.

Переезд в Москву

Переселившись в Москву в 1790-х гг., он становится энергичным и деятельным пропагандистом своего инструмента. Семиструнная гитара Сихры находит своих поклонников среди московской публики, и здесь формируется его «ранняя» московская школа: он учит, учится сам, совершенствует инструмент, создает методический материал, закладывает основу репертуара семиструнной гитары, выступает на концертах сам и с учениками.

Переезд в Санкт-Петербург

По одной версии, Сихра переезжает в Санкт-Петербург около 1820 года. Скорее всего, эта дата неверна, так как в «Санкт-Петербургских Ведомостях» 23 сентября 1813 года, в № 76 сообщается о продаже нот, большей частью русских песен с вариациями в обработке Сихры в собственном доме и музыкальном магазине Пеца. Значит, в 1813 году Сихра уже жил в Санкт-Петербурге.

Внешность и характер

Вот как описывал своего учителя первый историк русской гитары Михаил Александрович Стахович:

Как теперь смотрю на это доброе лицо, на эти светлые голубые глаза и на его правильныя, почтенныя черты, украшенныя сединами.

Стахович М.А. Очерк истории семиструнной гитары // Москвитянин : Журнал. — 1854. — Т. IV, № 13. — С. 6.

По всеобщему признанию современников, Сихра был добрым, великодушным человеком, обладал ясным умом.

Творчество

Творчество Сихры развивалось во всех направлениях: им были созданы переложения и аранжировки, фантазии на темы известных и модных композиторов, на темы русских народных песен, оригинальные произведения, среди коих особенно следует отметить экзерсисы. Самое большое место занимают переложения и аранжировки: было естественно, что Сихра желал охватить как можно более широкий круг музыкальных явлений своего времени, расширить горизонты интересов своих учеников и ценителей гитары, воспитать их вкус.

Он вполне мог бы стать концертантом европейского значения, не уступая никому из лучших гитаристов того времени, однако он выбрал титаническую работу по созданию и утверждению методики игры на семиструнной гитары, по воспитанию и обучению многочисленных учеников. Фактически им была создана профессиональная школа русских гитаристов со своим собственным репертуаром, исполнителями и композиторами.

Несмотря на занятость педагогической деятельностью, он был незаурядным исполнителем. Известный гитарист П. А. Корин так отзывался об его игре:

Я имел счастье воспользоваться несколькими уроками Андрея Осиповича. Слышал также его игру… Что это была за игра! Не передашь её словами… Право, мне казалось, что я не на земле, а в раю… Как сейчас вижу его пальцы — длинные, гибкие, бескостные… Чистота, сила, блеск… Так и сверкают звуки![2]

А в одном из некрологов в журнале «Пантеон и Репертуар» о Сихре сказано следующее:

Если б этот виртуоз при своих музыкальных способностях избрал бы себе менее неблагодарный инструмент, слава его гремела бы по всей Европе… Кто слушал игру Сихры, не забудет её, кто знал его как человека, всегда будет жалеть о нем.[3]

В очерках «Стахович М. История семиструнной гитары». Спб., 1864., Стахович пишет:

«Деятельность А. О. Сихры была невероятная, сочинений он издал тысячи и в каждом шел все далее и далее в своем искусстве. Транскрипции из опер были его любимою работою, удавшаяся фантазия из „Волшебного Стрелка“ особенно завлекла его к этому роду занятий. В самом деле, эффекты, которых он достиг в этой пьесе, изображение оркестра на гитаре есть верх совершенства. К числу знаменитых пьес его относятся: тема и концертные вариации из „Нормы“, известная баркаролла из „Фенеллы“, аранжированная для семиструнной гитары, и многие другие. Сихра не довольствовался впоследствии одною гитарою и в последнее время преимущественно писал для двух гитар, где большая, прежняя, собственно его гитара, составляла втору (секунду), а приму давал он высоко настроенной маленькой, звонкой гитаре, терц-гитаре. Распространение музыкальной формы „явление редкое в музыкальном мире“, (как говорила Сев. Пчела, 1842 г. № 22), гитарных пьес до размеров обширных было всегдашнее стремление Сихры. На развитие правой руки он обращал самое строгое внимание, и эта важная сторона осталась преимущественным качеством его учеников петербургской школы. […] Мы слышим правую руку, а не левую, говаривал он, левая перебирает лады, правая извлекает звуки из струн, стало быть вся ясность и чистота зависит от правой руки.



[…] Незабвенный для русской музыки человек. Нельзя умолчать о теплоте музыкальной впечатлительности, которую он сохранил до позднейших лет своей почти вековой жизни; хорошо сыгранная вещь приводила его в восторг, он брал гитару и вторил игре ученика; импровизируя аккордами и наслаждаясь каждой удачной модуляцией он восхищался со всей молодостью чувства: „Лес и горы запляшут слушая такую музыку!“ часто повторял он с восторгом. Как теперь смотрю на это доброе лицо, на эти светлые голубые глаза и на его правильные, почтенные черты, украшенные сединами.»

Сочинения

Произведения для семиструнной гитары, множество переложений и школа для семиструнной гитары.

Напишите отзыв о статье "Сихра, Андрей Осипович"

Примечания

  1. Соловьёв Н. Ф. Сихра, Андрей Осипович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. Русанов В. Гитара и гитаристы, вып. 2. — 1901, с. 37.
  3. «Пантеон и Репертуар», т. 1, кн. 2, отдел «Калейдоскоп» — 1851, с.15.

Литература

Ссылки

  • [abc-guitar.narod.ru/pages/sichra.htm Андрей Сихра в проекте «Гитаристы и композиторы»]

Отрывок, характеризующий Сихра, Андрей Осипович

Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.