Тарковский, Андрей Арсеньевич
Поделись знанием:
Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.
Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.
– На другой бочок перевернуться хотят, – прошептал слуга и поднялся, чтобы переворотить лицом к стене тяжелое тело графа.
Пьер встал, чтобы помочь слуге.
В то время как графа переворачивали, одна рука его беспомощно завалилась назад, и он сделал напрасное усилие, чтобы перетащить ее. Заметил ли граф тот взгляд ужаса, с которым Пьер смотрел на эту безжизненную руку, или какая другая мысль промелькнула в его умирающей голове в эту минуту, но он посмотрел на непослушную руку, на выражение ужаса в лице Пьера, опять на руку, и на лице его явилась так не шедшая к его чертам слабая, страдальческая улыбка, выражавшая как бы насмешку над своим собственным бессилием. Неожиданно, при виде этой улыбки, Пьер почувствовал содрогание в груди, щипанье в носу, и слезы затуманили его зрение. Больного перевернули на бок к стене. Он вздохнул.
– Il est assoupi, [Он задремал,] – сказала Анна Михайловна, заметив приходившую на смену княжну. – Аllons. [Пойдем.]
Пьер вышел.
В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Князь Василий сидел на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
– Voyons, ma bonne Анна Михайловна, laissez faire Catiche. [Оставьте Катю делать, что она знает.] Вы знаете, как граф ее любит.
– Я и не знаю, что в этой бумаге, – говорила княжна, обращаясь к князю Василью и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. – Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага…
Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… [Умоляю вас…]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы зa портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.
– Пьер, подойдите сюда, мой друг. Я думаю, что он не лишний в родственном совете: не правда ли, князь?
– Что же вы молчите, mon cousin? – вдруг вскрикнула княжна так громко, что в гостиной услыхали и испугались ее голоса. – Что вы молчите, когда здесь Бог знает кто позволяет себе вмешиваться и делать сцены на пороге комнаты умирающего. Интриганка! – прошептала она злобно и дернула портфель изо всей силы.
Но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C'est ridicule. Voyons, [Это смешно. Ну, же,] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.
В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211
«Tout Moscou ne parle que guerre. L'un de mes deux freres est deja a l'etranger, l'autre est avec la garde, qui se met en Marieche vers la frontiere. Notre cher еmpereur a quitte Petersbourg et, a ce qu'on pretend, compte lui meme exposer sa precieuse existence aux chances de la guerre. Du veuille que le monstre corsicain, qui detruit le repos de l'Europe, soit terrasse par l'ange que le Tout Рuissant, dans Sa misericorde, nous a donnee pour souverain. Sans parler de mes freres, cette guerre m'a privee d'une relation des plus cheres a mon coeur. Je parle du jeune Nicolas Rostoff, qui avec son enthousiasme n'a pu supporter l'inaction et a quitte l'universite pour aller s'enroler dans l'armee. Eh bien, chere Marieie, je vous avouerai, que, malgre son extreme jeunesse, son depart pour l'armee a ete un grand chagrin pour moi. Le jeune homme, dont je vous parlais cet ete, a tant de noblesse, de veritable jeunesse qu'on rencontre si rarement dans le siecle оu nous vivons parmi nos villards de vingt ans. Il a surtout tant de franchise et de coeur. Il est tellement pur et poetique, que mes relations avec lui, quelque passageres qu'elles fussent, ont ete l'une des plus douees jouissances de mon pauvre coeur, qui a deja tant souffert. Je vous raconterai un jour nos adieux et tout ce qui s'est dit en partant. Tout cela est encore trop frais. Ah! chere amie, vous etes heureuse de ne pas connaitre ces jouissances et ces peines si poignantes. Vous etes heureuse, puisque les derienieres sont ordinairement les plus fortes! Je sais fort bien, que le comte Nicolas est trop jeune pour pouvoir jamais devenir pour moi quelque chose de plus qu'un ami, mais cette douee amitie, ces relations si poetiques et si pures ont ete un besoin pour mon coeur. Mais n'en parlons plus. La grande nouvelle du jour qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Безухой et son heritage. Figurez vous que les trois princesses n'ont recu que tres peu de chose, le prince Basile rien, est que c'est M. Pierre qui a tout herite, et qui par dessus le Marieche a ete reconnu pour fils legitime, par consequent comte Безухой est possesseur de la plus belle fortune de la Russie. On pretend que le prince Basile a joue un tres vilain role dans toute cette histoire et qu'il est reparti tout penaud pour Petersbourg.
«Je vous avoue, que je comprends tres peu toutes ces affaires de legs et de testament; ce que je sais, c'est que depuis que le jeune homme que nous connaissions tous sous le nom de M. Pierre les tout court est devenu comte Безухой et possesseur de l'une des plus grandes fortunes de la Russie, je m'amuse fort a observer les changements de ton et des manieres des mamans accablees de filles a Marieier et des demoiselles elles memes a l'egard de cet individu, qui, par parenthese, m'a paru toujours etre un pauvre, sire. Comme on s'amuse depuis deux ans a me donner des promis que je ne connais pas le plus souvent, la chronique matrimoniale de Moscou me fait comtesse Безухой. Mais vous sentez bien que je ne me souc nullement de le devenir. A propos de Marieiage, savez vous que tout derienierement la tante en general Анна Михайловна, m'a confie sous le sceau du plus grand secret un projet de Marieiage pour vous. Ce n'est ni plus, ni moins, que le fils du prince Basile, Anatole, qu'on voudrait ranger en le Marieiant a une personne riche et distinguee, et c'est sur vous qu'est tombe le choix des parents. Je ne sais comment vous envisagerez la chose, mais j'ai cru de mon devoir de vous en avertir. On le dit tres beau et tres mauvais sujet; c'est tout ce que j'ai pu savoir sur son compte.
«Mais assez de bavardage comme cela. Je finis mon second feuillet, et maman me fait chercher pour aller diner chez les Apraksines. Lisez le livre mystique que je vous envoie et qui fait fureur chez nous. Quoiqu'il y ait des choses dans ce livre difficiles a atteindre avec la faible conception humaine, c'est un livre admirable dont la lecture calme et eleve l'ame. Adieu. Mes respects a monsieur votre pere et mes compliments a m elle Bourienne. Je vous embrasse comme je vous aime. Julie».
«P.S.Donnez moi des nouvelles de votre frere et de sa charmante petite femme».
[Вся Москва только и говорит что о войне. Один из моих двух братьев уже за границей, другой с гвардией, которая выступает в поход к границе. Наш милый государь оставляет Петербург и, как предполагают, намерен сам подвергнуть свое драгоценное существование случайностям войны. Дай Бог, чтобы корсиканское чудовище, которое возмущает спокойствие Европы, было низвергнуто ангелом, которого Всемогущий в Своей благости поставил над нами повелителем. Не говоря уже о моих братьях, эта война лишила меня одного из отношений самых близких моему сердцу. Я говорю о молодом Николае Ростове; который, при своем энтузиазме, не мог переносить бездействия и оставил университет, чтобы поступить в армию. Признаюсь вам, милая Мари, что, несмотря на его чрезвычайную молодость, отъезд его в армию был для меня большим горем. В молодом человеке, о котором я говорила вам прошлым летом, столько благородства, истинной молодости, которую встречаешь так редко в наш век между двадцатилетними стариками! У него особенно так много откровенности и сердца. Он так чист и полон поэзии, что мои отношения к нему, при всей мимолетности своей, были одною из самых сладостных отрад моего бедного сердца, которое уже так много страдало. Я вам расскажу когда нибудь наше прощанье и всё, что говорилось при прощании. Всё это еще слишком свежо… Ах! милый друг, вы счастливы, что не знаете этих жгучих наслаждений, этих жгучих горестей. Вы счастливы, потому что последние обыкновенно сильнее первых. Я очень хорошо знаю, что граф Николай слишком молод для того, чтобы сделаться для меня чем нибудь кроме как другом. Но эта сладкая дружба, эти столь поэтические и столь чистые отношения были потребностью моего сердца. Но довольно об этом.
«Главная новость, занимающая всю Москву, – смерть старого графа Безухого и его наследство. Представьте себе, три княжны получили какую то малость, князь Василий ничего, а Пьер – наследник всего и, сверх того, признан законным сыном и потому графом Безухим и владельцем самого огромного состояния в России. Говорят, что князь Василий играл очень гадкую роль во всей этой истории, и что он уехал в Петербург очень сконфуженный. Признаюсь вам, я очень плохо понимаю все эти дела по духовным завещаниям; знаю только, что с тех пор как молодой человек, которого мы все знали под именем просто Пьера, сделался графом Безухим и владельцем одного из лучших состояний России, – я забавляюсь наблюдениями над переменой тона маменек, у которых есть дочери невесты, и самих барышень в отношении к этому господину, который (в скобках будь сказано) всегда казался мне очень ничтожным. Так как уже два года все забавляются тем, чтобы приискивать мне женихов, которых я большею частью не знаю, то брачная хроника Москвы делает меня графинею Безуховой. Но вы понимаете, что я нисколько этого не желаю. Кстати о браках. Знаете ли вы, что недавно всеобщая тетушка Анна Михайловна доверила мне, под величайшим секретом, замысел устроить ваше супружество. Это ни более ни менее как сын князя Василья, Анатоль, которого хотят пристроить, женив его на богатой и знатной девице, и на вас пал выбор родителей. Я не знаю, как вы посмотрите на это дело, но я сочла своим долгом предуведомить вас. Он, говорят, очень хорош и большой повеса. Вот всё, что я могла узнать о нем.
Но будет болтать. Кончаю мой второй листок, а маменька прислала за мной, чтобы ехать обедать к Апраксиным.
Прочитайте мистическую книгу, которую я вам посылаю; она имеет у нас огромный успех. Хотя в ней есть вещи, которые трудно понять слабому уму человеческому, но это превосходная книга; чтение ее успокоивает и возвышает душу. Прощайте. Мое почтение вашему батюшке и мои приветствия m lle Бурьен. Обнимаю вас от всего сердца. Юлия.
PS. Известите меня о вашем брате и о его прелестной жене.]
Княжна подумала, задумчиво улыбаясь (при чем лицо ее, освещенное ее лучистыми глазами, совершенно преобразилось), и, вдруг поднявшись, тяжело ступая, перешла к столу. Она достала бумагу, и рука ее быстро начала ходить по ней. Так писала она в ответ:
«Chere et excellente ami. Votre lettre du 13 m'a cause une grande joie. Vous m'aimez donc toujours, ma poetique Julie.
L'absence, dont vous dites tant de mal, n'a donc pas eu son influenсе habituelle sur vous. Vous vous plaignez de l'absence – que devrai je dire moi, si j'osais me plaindre, privee de tous ceux qui me sont chers? Ah l si nous n'avions pas la religion pour nous consoler, la vie serait bien triste. Pourquoi me supposez vous un regard severe, quand vous me parlez de votre affection pour le jeune homme? Sous ce rapport je ne suis rigide que pour moi. Je comprends ces sentiments chez les autres et si je ne puis approuver ne les ayant jamais ressentis, je ne les condamiene pas. Me parait seulement que l'amour chretien, l'amour du prochain, l'amour pour ses ennemis est plus meritoire, plus doux et plus beau, que ne le sont les sentiments que peuvent inspire les beaux yeux d'un jeune homme a une jeune fille poetique et aimante comme vous.
«La nouvelle de la mort du comte Безухой nous est parvenue avant votre lettre, et mon pere en a ete tres affecte. Il dit que c'etait avant derienier representant du grand siecle, et qu'a present c'est son tour; mais qu'il fera son possible pour que son tour vienne le plus tard possible. Que Dieu nous garde de ce terrible malheur! Je ne puis partager votre opinion sur Pierre que j'ai connu enfant. Il me paraissait toujours avoir un coeur excellent, et c'est la qualite que j'estime le plus dans les gens. Quant a son heritage et au role qu'y a joue le prince Basile, c'est bien triste pour tous les deux. Ah! chere amie, la parole de notre divin Sauveur qu'il est plus aise a un hameau de passer par le trou d'une aiguille, qu'il ne l'est a un riche d'entrer dans le royaume de Dieu, cette parole est terriblement vraie; je plains le prince Basile et je regrette encore davantage Pierre. Si jeune et accable de cette richesse, que de tentations n'aura t il pas a subir! Si on me demandait ce que je desirerais le plus au monde, ce serait d'etre plus pauvre que le plus pauvre des mendiants. Mille graces, chere amie, pour l'ouvrage que vous m'envoyez, et qui fait si grande fureur chez vous. Cependant, puisque vous me dites qu'au milieu de plusurs bonnes choses il y en a d'autres que la faible conception humaine ne peut atteindre, il me parait assez inutile de s'occuper d'une lecture inintelligible, qui par la meme ne pourrait etre d'aucun fruit. Je n'ai jamais pu comprendre la passion qu'ont certaines personnes de s'embrouiller l'entendement, en s'attachant a des livres mystiques, qui n'elevent que des doutes dans leurs esprits, exaltant leur imagination et leur donnent un caractere d'exageration tout a fait contraire a la simplicite chretnne. Lisons les Apotres et l'Evangile. Ne cherchons pas a penetrer ce que ceux la renferment de mysterux, car, comment oserions nous, miserables pecheurs que nous sommes, pretendre a nous initier dans les secrets terribles et sacres de la Providence, tant que nous portons cette depouille charienelle, qui eleve entre nous et l'Eterienel un voile impenetrable? Borienons nous donc a etudr les principes sublimes que notre divin Sauveur nous a laisse pour notre conduite ici bas; cherchons a nous y conformer et a les suivre, persuadons nous que moins nous donnons d'essor a notre faible esprit humain et plus il est agreable a Dieu, Qui rejette toute science ne venant pas de Lui;que moins nous cherchons a approfondir ce qu'il Lui a plu de derober a notre connaissance,et plutot II nous en accordera la decouverte par Son divin esprit.
«Mon pere ne m'a pas parle du pretendant, mais il m'a dit seulement qu'il a recu une lettre et attendait une visite du prince Basile. Pour ce qui est du projet de Marieiage qui me regarde, je vous dirai, chere et excellente amie, que le Marieiage, selon moi,est une institution divine a laquelle il faut se conformer. Quelque penible que cela soit pour moi, si le Tout Puissant m'impose jamais les devoirs d'epouse et de mere, je tacherai de les remplir aussi fidelement que je le pourrai, sans m'inquieter de l'examen de mes sentiments a l'egard de celui qu'il me donnera pour epoux. J'ai recu une lettre de mon frere, qui m'annonce son arrivee a Лысые Горы avec sa femme. Ce sera une joie de courte duree, puisqu'il nous quitte pour prendre part a cette malheureuse guerre, a laquelle nous sommes entraines Dieu sait, comment et pourquoi. Non seulement chez vous au centre des affaires et du monde on ne parle que de guerre, mais ici, au milieu de ces travaux champetres et de ce calme de la nature, que les citadins se representent ordinairement a la campagne, les bruits de la guerre se font entendre et sentir peniblement. Mon pere ne parle que Marieche et contreMarieche, choses auxquelles je ne comprends rien; et avant hier en faisant ma promenade habituelle dans la rue du village, je fus temoin d'une scene dechirante… C'etait un convoi des recrues enroles chez nous et expedies pour l'armee… Il fallait voir l'etat dans lequel se trouvant les meres, les femmes, les enfants des hommes qui partaient et entendre les sanglots des uns et des autres!
On dirait que l'humanite a oublie les lois de son divin Sauveur, Qui prechait l'amour et le pardon des offenses, et qu'elle fait consister son plus grand merite dans l'art de s'entretuer.
«Adieu, chere et bonne amie, que notre divin Sauveur et Sa tres Sainte Mere vous aient en Leur sainte et puissante garde. Marieie».
[Милый и бесценный друг. Ваше письмо от 13 го доставило мне большую радость. Вы всё еще меня любите, моя поэтическая Юлия. Разлука, о которой вы говорите так много дурного, видно, не имела на вас своего обычного влияния. Вы жалуетесь на разлуку, что же я должна была бы сказать, если бы смела, – я, лишенная всех тех, кто мне дорог? Ах, ежели бы не было у нас религии для утешения, жизнь была бы очень печальна. Почему приписываете вы мне строгий взгляд, когда говорите о вашей склонности к молодому человеку? В этом отношении я строга только к себе. Я понимаю эти чувства у других, и если не могу одобрять их, никогда не испытавши, то и не осуждаю их. Мне кажется только, что христианская любовь, любовь к ближнему, любовь к врагам, достойнее, слаще и лучше, чем те чувства, которые могут внушить прекрасные глаза молодого человека молодой девушке, поэтической и любящей, как вы.
Известие о смерти графа Безухова дошло до нас прежде вашего письма, и мой отец был очень тронут им. Он говорит, что это был предпоследний представитель великого века, и что теперь черед за ним, но что он сделает все, зависящее от него, чтобы черед этот пришел как можно позже. Избави нас Боже от этого несчастия.
Я не могу разделять вашего мнения о Пьере, которого знала еще ребенком. Мне казалось, что у него было всегда прекрасное сердце, а это то качество, которое я более всего ценю в людях. Что касается до его наследства и до роли, которую играл в этом князь Василий, то это очень печально для обоих. Ах, милый друг, слова нашего Божественного Спасителя, что легче верблюду пройти в иглиное ухо, чем богатому войти в царствие Божие, – эти слова страшно справедливы. Я жалею князя Василия и еще более Пьера. Такому молодому быть отягощенным таким огромным состоянием, – через сколько искушений надо будет пройти ему! Если б у меня спросили, чего я желаю более всего на свете, – я желаю быть беднее самого бедного из нищих. Благодарю вас тысячу раз, милый друг, за книгу, которую вы мне посылаете и которая делает столько шуму у вас. Впрочем, так как вы мне говорите, что в ней между многими хорошими вещами есть такие, которых не может постигнуть слабый ум человеческий, то мне кажется излишним заниматься непонятным чтением, которое по этому самому не могло бы принести никакой пользы. Я никогда не могла понять страсть, которую имеют некоторые особы, путать себе мысли, пристращаясь к мистическим книгам, которые возбуждают только сомнения в их умах, раздражают их воображение и дают им характер преувеличения, совершенно противный простоте христианской.
Будем читать лучше Апостолов и Евангелие. Не будем пытаться проникнуть то, что в этих книгах есть таинственного, ибо как можем мы, жалкие грешники, познать страшные и священные тайны Провидения до тех пор, пока носим на себе ту плотскую оболочку, которая воздвигает между нами и Вечным непроницаемую завесу? Ограничимся лучше изучением великих правил, которые наш Божественный Спаситель оставил нам для нашего руководства здесь, на земле; будем стараться следовать им и постараемся убедиться в том, что чем меньше мы будем давать разгула нашему уму, тем мы будем приятнее Богу, Который отвергает всякое знание, исходящее не от Него, и что чем меньше мы углубляемся в то, что Ему угодно было скрыть от нас, тем скорее даст Он нам это открытие Своим божественным разумом.
Отец мне ничего не говорил о женихе, но сказал только, что получил письмо и ждет посещения князя Василия; что касается до плана супружества относительно меня, я вам скажу, милый и бесценный друг, что брак, по моему, есть божественное установление, которому нужно подчиняться. Как бы то ни было тяжело для меня, но если Всемогущему угодно будет наложить на меня обязанности супруги и матери, я буду стараться исполнять их так верно, как могу, не заботясь об изучении своих чувств в отношении того, кого Он мне даст супругом.
Я получила письмо от брата, который мне объявляет о своем приезде с женой в Лысые Горы. Радость эта будет непродолжительна, так как он оставляет нас для того, чтобы принять участие в этой войне, в которую мы втянуты Бог знает как и зачем. Не только у вас, в центре дел и света, но и здесь, среди этих полевых работ и этой тишины, какую горожане обыкновенно представляют себе в деревне, отголоски войны слышны и дают себя тяжело чувствовать. Отец мой только и говорит, что о походах и переходах, в чем я ничего не понимаю, и третьего дня, делая мою обычную прогулку по улице деревни, я видела раздирающую душу сцену.
Это была партия рекрут, набранных у нас и посылаемых в армию. Надо было видеть состояние, в котором находились матери, жены и дети тех, которые уходили, и слышать рыдания тех и других. Подумаешь, что человечество забыло законы своего Божественного Спасителя, учившего нас любви и прощению обид, и что оно полагает главное достоинство свое в искусстве убивать друг друга.
Прощайте, милый и добрый друг. Да сохранит вас наш Божественный Спаситель и его Пресвятая Матерь под Своим святым и могущественным покровом. Мария.]
– Ah, vous expediez le courier, princesse, moi j'ai deja expedie le mien. J'ai ecris а ma pauvre mere, [А, вы отправляете письмо, я уж отправила свое. Я писала моей бедной матери,] – заговорила быстро приятным, сочным голоском улыбающаяся m lle Bourienne, картавя на р и внося с собой в сосредоточенную, грустную и пасмурную атмосферу княжны Марьи совсем другой, легкомысленно веселый и самодовольный мир.
– Princesse, il faut que je vous previenne, – прибавила она, понижая голос, – le prince a eu une altercation, – altercation, – сказала она, особенно грассируя и с удовольствием слушая себя, – une altercation avec Michel Ivanoff. Il est de tres mauvaise humeur, tres morose. Soyez prevenue, vous savez… [Надо предупредить вас, княжна, что князь разбранился с Михайлом Иванычем. Он очень не в духе, такой угрюмый. Предупреждаю вас, знаете…]
– Ah l chere amie, – отвечала княжна Марья, – je vous ai prie de ne jamais me prevenir de l'humeur dans laquelle se trouve mon pere. Je ne me permets pas de le juger, et je ne voudrais pas que les autres le fassent. [Ах, милый друг мой! Я просила вас никогда не говорить мне, в каком расположении духа батюшка. Я не позволю себе судить его и не желала бы, чтоб и другие судили.]
Княжна взглянула на часы и, заметив, что она уже пять минут пропустила то время, которое должна была употреблять для игры на клавикордах, с испуганным видом пошла в диванную. Между 12 и 2 часами, сообразно с заведенным порядком дня, князь отдыхал, а княжна играла на клавикордах.
Седой камердинер сидел, дремля и прислушиваясь к храпению князя в огромном кабинете. Из дальней стороны дома, из за затворенных дверей, слышались по двадцати раз повторяемые трудные пассажи Дюссековой сонаты.
В это время подъехала к крыльцу карета и бричка, и из кареты вышел князь Андрей, высадил свою маленькую жену и пропустил ее вперед. Седой Тихон, в парике, высунувшись из двери официантской, шопотом доложил, что князь почивают, и торопливо затворил дверь. Тихон знал, что ни приезд сына и никакие необыкновенные события не должны были нарушать порядка дня. Князь Андрей, видимо, знал это так же хорошо, как и Тихон; он посмотрел на часы, как будто для того, чтобы поверить, не изменились ли привычки отца за то время, в которое он не видал его, и, убедившись, что они не изменились, обратился к жене:
– Через двадцать минут он встанет. Пройдем к княжне Марье, – сказал он.
Маленькая княгиня потолстела за это время, но глаза и короткая губка с усиками и улыбкой поднимались так же весело и мило, когда она заговорила.
– Mais c'est un palais, – сказала она мужу, оглядываясь кругом, с тем выражением, с каким говорят похвалы хозяину бала. – Allons, vite, vite!… [Да это дворец! – Пойдем скорее, скорее!…] – Она, оглядываясь, улыбалась и Тихону, и мужу, и официанту, провожавшему их.
– C'est Marieie qui s'exerce? Allons doucement, il faut la surprendre. [Это Мари упражняется? Тише, застанем ее врасплох.]
Князь Андрей шел за ней с учтивым и грустным выражением.
– Ты постарел, Тихон, – сказал он, проходя, старику, целовавшему его руку.
Перед комнатою, в которой слышны были клавикорды, из боковой двери выскочила хорошенькая белокурая француженка.
M lle Bourienne казалась обезумевшею от восторга.
– Ah! quel bonheur pour la princesse, – заговорила она. – Enfin! Il faut que je la previenne. [Ах, какая радость для княжны! Наконец! Надо ее предупредить.]
– Non, non, de grace… Vous etes m lle Bourienne, je vous connais deja par l'amitie que vous рorte ma belle soeur, – говорила княгиня, целуясь с француженкой. – Elle ne nous attend рas? [Нет, нет, пожалуйста… Вы мамзель Бурьен; я уже знакома с вами по той дружбе, какую имеет к вам моя невестка. Она не ожидает нас?]
Они подошли к двери диванной, из которой слышался опять и опять повторяемый пассаж. Князь Андрей остановился и поморщился, как будто ожидая чего то неприятного.
Княгиня вошла. Пассаж оборвался на середине; послышался крик, тяжелые ступни княжны Марьи и звуки поцелуев. Когда князь Андрей вошел, княжна и княгиня, только раз на короткое время видевшиеся во время свадьбы князя Андрея, обхватившись руками, крепко прижимались губами к тем местам, на которые попали в первую минуту. M lle Bourienne стояла около них, прижав руки к сердцу и набожно улыбаясь, очевидно столько же готовая заплакать, сколько и засмеяться.
Князь Андрей пожал плечами и поморщился, как морщатся любители музыки, услышав фальшивую ноту. Обе женщины отпустили друг друга; потом опять, как будто боясь опоздать, схватили друг друга за руки, стали целовать и отрывать руки и потом опять стали целовать друг друга в лицо, и совершенно неожиданно для князя Андрея обе заплакали и опять стали целоваться. M lle Bourienne тоже заплакала. Князю Андрею было, очевидно, неловко; но для двух женщин казалось так естественно, что они плакали; казалось, они и не предполагали, чтобы могло иначе совершиться это свидание.
– Ah! chere!…Ah! Marieie!… – вдруг заговорили обе женщины и засмеялись. – J'ai reve сette nuit … – Vous ne nous attendez donc pas?… Ah! Marieie,vous avez maigri… – Et vous avez repris… [Ах, милая!… Ах, Мари!… – А я видела во сне. – Так вы нас не ожидали?… Ах, Мари, вы так похудели. – А вы так пополнели…]
– J'ai tout de suite reconnu madame la princesse, [Я тотчас узнала княгиню,] – вставила m lle Бурьен.
– Et moi qui ne me doutais pas!… – восклицала княжна Марья. – Ah! Andre, je ne vous voyais pas. [А я не подозревала!… Ах, Andre, я и не видела тебя.]
Князь Андрей поцеловался с сестрою рука в руку и сказал ей, что она такая же pleurienicheuse, [плакса,] как всегда была. Княжна Марья повернулась к брату, и сквозь слезы любовный, теплый и кроткий взгляд ее прекрасных в ту минуту, больших лучистых глаз остановился на лице князя Андрея.
Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрогивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка. Княгиня рассказывала случай, который был с ними на Спасской горе, грозивший ей опасностию в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что она все платья свои оставила в Петербурге и здесь будет ходить Бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился, и что Китти Одынцова вышла замуж за старика, и что есть жених для княжны Марьи pour tout de bon, [вполне серьезный,] но что об этом поговорим после. Княжна Марья все еще молча смотрела на брата, и в прекрасных глазах ее была и любовь и грусть. Видно было, что в ней установился теперь свой ход мысли, независимый от речей невестки. Она в середине ее рассказа о последнем празднике в Петербурге обратилась к брату:
– И ты решительно едешь на войну, Andre? – сказала oia, вздохнув.
Lise вздрогнула тоже.
– Даже завтра, – отвечал брат.
– II m'abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l'avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
(перенаправлено с «Андрей Тарковский»)
| Андрей Тарковский | ||||
 | ||||
| Имя при рождении: |
Андрей Арсеньевич Тарковский | |||
|---|---|---|---|---|
| Место рождения: |
село Завражье, Юрьевецкий район, Ивановская область, РСФСР, СССР | |||
| Профессия: | ||||
| Карьера: | ||||
| Награды: |
| |||
Андре́й Арсе́ньевич Тарко́вский (4 апреля 1932, село Завражье, Юрьевецкий район, Ивановская Промышленная область[1] — 29 декабря 1986, Париж, Франция) — русский советский кинорежиссёр и сценарист, c 1980 года работавший в Западной Европе. Народный артист РСФСР. Один из крупнейших кинорежиссёров XX века, чьё творчество оказало значительное влияние на развитие отечественного и зарубежного кинематографа.
Содержание
Биография
Детство и юность
Родился в селе Завражье Юрьевецкого района Ивановской Промышленной области (Ныне — село Завражье Кадыйского района Костромской области)[1], на Волге, где жили родственники матери. Спустя несколько месяцев, в сентябре 1932 года, мать с маленьким Андреем вернулись домой, в Москву. Отец, Арсений Александрович Тарковский, был поэтом и переводчиком, уроженцем Елисаветграда (в 1907 году этот город входил в состав Херсонской губернии Российской империи, в настоящее время — Кропивницкий, Украина). Мать, Мария Ивановна Вишнякова, принадлежавшая к старинному дворянскому роду Дубасовых, окончила московский Литературный институт[2], выпускником которого был и Арсений Александрович Тарковский.
В 1935 году Арсений Александрович оставил семью, а в 1941 году ушёл добровольцем на фронт, где после ранения потерял ногу[2]. Мария Ивановна устроилась корректором в Первую образцовую типографию в Москве и проработала там до пенсии[2].
В 1939 году Андрей поступил в московскую школу № 554 (ныне — Школа № 1060). В начале войны мать увезла Андрея и его младшую сестру Марину (род. в 1934) в эвакуацию в Юрьевец, к родным[2].
Это было тяжёлое время. Мне всегда не хватало отца. Когда отец ушёл из нашей семьи, мне было три года. Жизнь была необычно трудной во всех смыслах. И всё-таки я много получил в жизни. Всем лучшим, что я имею в жизни, тем, что я стал режиссёром, — всем этим я обязан матери.
В 1943 году Тарковские вернулись в Москву, а Андрей — в свою старую школу, где он учится в одном классе с Андреем Вознесенским[2]. Детские годы он провёл с бабушкой, матерью и сестрой в деревянном доме в 1-м Щипковском переулке в Замоскворечье. И хотя свою жизнь Андрей прожил в основном в Москве, образом отчего дома остался для него дом его детства в Юрьевце, где сейчас открыт дом-музей Тарковского. Таким он предстал в фильме «Зеркало», где были отражены многие впечатления детства — уход отца, трудности быта, эвакуация, школа, образ матери с двумя детьми на руках.
Судя по аттестату, который хранится в архиве ВГИКа, в школе Андрей не отличался прилежанием и не проявлял интереса ни к естественным, ни к гуманитарным наукам[2]. Его воспитание было традиционно художественным. С семи лет он посещал районную музыкальную школу (по классу фортепиано), а в седьмом классе поступил в художественную школу имени 1905 года, где занимался рисованием[2].
В 1951—1952 годах Тарковский учился на арабском отделении Московского института востоковедения, однако оставил учёбу, получив сотрясение мозга на занятиях по физкультуре[2]. В автобиографии для поступления во ВГИК, Андрей писал:
Во время обучения я часто думал о том, что несколько поспешно сделал выбор профессии. Я недостаточно знал ещё жизнь[2].
В мае 1953 года Тарковский устроился коллектором в научно-исследовательскую экспедицию института Нигризолото в далёкий Туруханский район Красноярского края, где проработал почти год на реке Курейке, пройдя пешком сотни километров по тайге. Свой альбом зарисовок он сдал потом в архив Нигризолота[2].
В своё время я пережил очень трудный момент. В общем, я попал в дурную компанию, будучи молодым. Мать меня спасла очень странным образом — она устроила меня в геологическую партию. Я работал там коллектором, почти рабочим, в тайге, в Сибири. И это осталось самым лучшим воспоминанием в моей жизни. Мне было тогда 20 лет… Всё это укрепило меня в решении стать кинорежиссёром[2].
ВГИК
По возвращении из экспедиции в 1954 году Тарковский подал документы во ВГИК и был принят на режиссёрское отделение в мастерскую Михаила Ромма[2]. «Выбор этот был скорее случайным, чем осознанным», — признался он позднее.
Годы учёбы и раннего творчества Тарковского совпали с хрущёвским периодом обновления в искусстве. В 1953 году было принято решение об увеличении производства фильмов. В 1954 году, когда Тарковский поступил во ВГИК, было снято 45 фильмов, а через год — уже 66[2]. Важную роль в становлении Тарковского сыграло и то обстоятельство, что незадолго до него в институт пришло военное поколение, которому предстояло обновить в кино как темы, так и образные средства выразительности[2]. В 1955—1956 годах молодые режиссёры сняли около 50 фильмов[2]. В этот период также дебютировали многие молодые сценаристы, операторы, актёры.
Лучшие десять фильмов по Тарковскому
- «Дневник сельского священника»
- «Причастие»
- «Назарин»
- «Земляничная поляна»
- «Огни большого города»
- «Сказки туманной луны после дождя»
- «Семь самураев»
- «Персона»
- «Мушетт»
- «Женщина в песках»
16 апреля 1972</small>[3]
Это было время «оттепели», начало которой положило разоблачение культа личности Сталина на ХХ съезде КПСС в 1956 году. Веяние «оттепели» принесло в среду молодёжи западную литературу и музыку, зарубежный авторский кинематограф, итальянский неореализм и французскую «новую волну». В западной кинокритике появился термин «отёр» (от французского auteur), обозначавший единого автора фильма, под контролем которого находились все аспекты кинопроизводства, от сценария до монтажа. Всё это подтолкнуло Тарковского на идею авторского кино[4]. В эти годы большое влияние на него оказали Бунюэль и Бергман, а позже к этому списку прибавились Куросава и Феллини[2].
Главным педагогом и наставником Тарковского в годы его учёбы стал Михаил Ромм, воспитавший целую плеяду талантливых кинорежиссёров. Будучи представителем повествовательного и жанрового кино 1930-х годов, которое многие его ученики отрицали и критически переосмыслили, Ромм тем не менее развивал в них творческую индивидуальность и верность своей правде. Он выручал их в случае неприятностей, давал им взаймы деньги, покровительствовал им на киностудиях, защищал их работы, порой опровергавшие его собственные[2].
Первой курсовой работой Тарковского стал короткометражный фильм «Убийцы», поставленный осенью 1956 года совместно с Александром Гордоном и Марикой Бейку по рассказу Хемингуэя. Эта работа получила высокую оценку Ромма. За ней последовал короткометражный фильм «Сегодня увольнения не будет» (1957). На третьем курсе Тарковский встретил в монтажной Андрона Кончаловского, в то время первокурсника режиссёрского отделения. С этого момента началась их творческая дружба и соавторство. А. Кончаловский вспоминал:
Мы с Тарковским росли под знаком отрицания многого из того, что было в кинематографе. Нам казалось, что мы знаем, как делать настоящее кино. Главная правда — в фактуре, чтобы было видно, что все подлинное — камень, песок, пот, трещины в стене. Не должно быть грима, штукатурки, скрывающей живую фактуру кожи. Костюмы должны быть неглаженые, нестираные. Мы не признавали голливудскую или, что было для нас то же, сталинскую эстетику. Ощущение было, что мир лежит у наших ног, нет преград, которые нам не под силу одолеть[5].
Вместе они написали сценарий «Антарктида, далёкая страна» (1959), отрывки из которого были опубликованы в «Московском комсомольце». Тарковский попытался предложить сценарий к постановке на «Ленфильме», но получил отказ. После этого они работали над сценарием «Каток и скрипка» (1960) и успешно продали его только что созданному объединению «Юность» на «Мосфильме». Это был сентиментальный сюжет о короткой дружбе мальчика, играющего на скрипке, и водителя катка.
Получив разрешение поставить «Каток и скрипку» в качестве дипломной работы, Тарковский предложил съёмку фильма молодому оператору Вадиму Юсову. Концепция сложилась под воздействием короткометражного фильма французского режиссёра Альбера Ламориса «Красный шар», удостоенного в 1956 году Гран-при Каннского кинофестиваля и Оскара. Эта первая совместная работа Тарковского и Юсова, отмеченная раскрепощённостью камеры и цветовой выразительностью, получила первый приз на фестивале студенческих фильмов в Нью-Йорке в 1961 году. По поводу этого фильма Майя Туровская писала:
Никогда Андрей Тарковский не будет относиться к искусству как к ремеслу, развлечению или источнику дохода. Всегда оно будет для него не только делом собственной жизни, но и вообще делом для всей жизни, деянием. Это высокое уважение к искусству впервые он выразил в короткометражном детском сюжете[2].
В 1960 году Тарковский с отличием закончил ВГИК.
Карьера в Советском Союзе
В 1961 году Тарковский подал заявку на фильм «Андрей Рублёв», который требовал большой подготовительной работы[2]. Поэтому его первой полнометражной постановкой стал фильм «Иваново детство» по мотивам военного рассказа Владимира Богомолова «Иван». Пронзительно-трагическая история подростка (Николай Бурляев), в которой светлый мир детства противопоставлялся мрачным реалиям войны, произвела настоящую сенсацию в мировом кино. Фильм был удостоен «Золотого льва святого Марка» Международного кинофестиваля в Венеции (1962) и многих других кинопремий. При очевидном тяготении к стилистике Брессона и Куросавы молодой советский режиссёр показал самостоятельный талант оригинально мыслящего художника.
Тем временем Тарковский приступил к работе над фильмом об Андрее Рублеве. В сценарии, написанном совместно с А. Михалковым-Кончаловским, проглядывала двойственность костюмно-исторического эпоса и авторского фильма-проповеди. Съёмки начались в 1964 году и продолжались больше года[2]. В это время в стране наметился переход от либеральной оттепели к консервативному застою. Работа над фильмом продвигалась медленно и сложно. Советские чиновники от искусства усмотрели в нём невыгодные параллели с современной действительностью, многих из них раздражала и его непривычная форма. «Андрей Рублёв» (первоначальный вариант названия — «Страсти по Андрею») подвергся проработкам и цензурным поправкам.
В 1969 году французская фирма, получившая права на зарубежный прокат «Андрея Рублёва», показала его вне конкурса на Каннском кинофестивале, где он был удостоен приза ФИПРЕССИ[2]. 19 октября 1971 года фильм был выпущен в отечественный прокат ограниченным числом кинокопий и с тех пор практически не сходил с экрана[2]. Майя Туровская писала:
Фильмы Тарковского всегда ошеломляли трудной для среднестатистического восприятия новизной. Их не понимали чиновники, казалось, что их не поймут и зрители. На самом деле у Тарковского был всегда «свой», верный ему и преданный зритель, как бывает «свой» читатель у поэзии[2].
В 1970 году после почти пятилетнего перерыва Тарковский приступил к съёмкам фильма «Солярис». Герои этой философско-фантастической драмы по одноимённому роману Станислава Лема — представители технократической цивилизации будущего, обитающие в искусственном мире космической станции, исследующие планету Солярис. Однако Тарковский и здесь раскрыл свою идею изначальной «божественной» духовности человека, выведя её за пределы национальных и культурных границ (рублёвская «Троица» равноправно уживалась с музыкой Баха и картинами П. Брейгеля, а композиция финального кадра была буквальной цитатой «Возвращения блудного сына» Рембрандта). В 1972 году «Солярис» был показан на Каннском кинофестивале и, кроме Специального приза жюри, получил также Приз экуменического жюри. В 1973 году фильм вышел в советский прокат.
В 1974 году режиссёр снял свой самый исповедальный фильм «Зеркало», в котором он не стал сковывать себя рамками традиционного сюжета и предложил богатый набор визуальных ассоциаций и воспоминаний художника — автора и героя. Смысловая структура фильма оказалась удивительно многомерной — наряду с философско-поэтическими «кодами» в некоторых эпизодах читался антитоталитарный подтекст (эпизод в типографии и др.). На совместном заседании коллегии Госкино и секретариата правления Союза кинематографистов «Зеркало» признали непонятным, немассовым и в общем неудачным фильмом[2]. Тарковский высказал на этот счёт своё мнение:
Поскольку кино всё-таки искусство, то оно не может быть понятно больше, чем все другие виды искусства… Я не вижу в массовости никакого смысла… Родился какой-то миф о моей недоступности и непонятности. Утвердить себя личностью своеобразной невозможно без дифференциации зрителя[2].
Фильм «Зеркало» вышел в ограниченный прокат и обострил скрытое противостояние режиссёра и власти. Готовясь к новому проекту, Тарковский писал сценарии, читал лекции по режиссуре, в Театре Ленинского комсомола поставил спектакль «Гамлет» (1977). Об этой работе режиссёр так рассказывал на встрече с казанскими кинолюбителями:
Ставил я «Гамлета» не из-за того, чтобы освоить профессию театрального режиссёра, а из-за самой пьесы, так как очень её люблю. И ещё хотел увидеть в роли Гамлета своего любимого актера А. Солоницына. Мечтаю поставить «Гамлета» в кино, но пока этому не время, так как из памяти не изгладилась постановка Г. Козинцева, режиссёра, которого я уважаю. Но когда-нибудь я надеюсь поставить «Гамлета» в кино. Работа в театре была для меня полезной, так как дала мне понять специфику работы театрального режиссёра, которая отличается от специфики работы в кино[6].
Снятый в 1979 году по повести братьев Стругацких «Пикник на обочине» фильм «Сталкер» выглядел своего рода компромиссом: угрожающе-таинственная и одновременно сулящая исполнение любых желаний Зона воспринималась и как намёк на кризис технократической (то есть «капиталистической») цивилизации, в том же ключе можно было истолковать и смысл диалогов писателя (Анатолий Солоницын) и профессора (Николай Гринько). В 1980 году «Сталкер» был показан на Каннском кинофестивале и получил Приз экуменического жюри. В советский прокат фильм вышел в количестве 196 копий[7].
В эмиграции
В 1980 году Тарковскому было присвоено звание Народного артиста РСФСР. В том же году режиссёр уехал в Италию для работы над фильмом «Ностальгия». В ходе поиска натуры он снял документальный фильм «Время путешествия» (1982). В 1983 году фильм «Ностальгия» был показан в конкурсе Каннского кинофестиваля и получил Приз за режиссуру, Приз ФИПРЕССИ и Приз экуменического жюри. По окончании фестиваля и завершении срока командировки Тарковский с женой продолжал оставаться в Италии. Из Рима он отправил письмо на имя председателя Госкино СССР Филиппа Ермаша. Режиссёр просил предоставить ему, его жене, тёще и 12-летнему сыну Андрею возможность в течение трёх лет жить в Италии, после чего он обязывался вернуться в СССР. По этому поводу Ермаш направил в ЦК КПСС докладную записку:
Рассмотрев обращение Тарковского А. А., Госкино СССР считает, что его решение остаться за рубежом едва ли является только следствием эмоциональной неуравновешенности и определённой неудачи на Каннском фестивале, откуда Тарковский А. А. рассчитывал вернуться с главным призом. Сосредоточившись на собственном эгоцентрическом понимании нравственного долга художника, Тарковский А. А., видимо, надеется, что на Западе он будет свободен от классового воздействия буржуазного общества и получит возможность творить, не считаясь с его законами. (…) В любом случае Госкино СССР не считает возможным принимать условия Тарковского А. А., имея при этом в виду, что удовлетворение его просьбы создаст нежелательный прецедент[8].
10 июля 1984 года на пресс-конференции в Милане Тарковский объявил о своём решении не возвращаться в СССР[9].
В письме к отцу он писал:Мне очень грустно, что у тебя возникло чувство, будто бы я избрал роль «изгнанника» и чуть ли не собираюсь бросить свою Россию… Я не знаю, кому выгодно таким образом толковать тяжёлую ситуацию, в которой я оказался «благодаря» многолетней травле начальством Госкино, и, в частности, Ермаша — его председателя. Может быть, ты не подсчитывал, но ведь я из двадцати с лишним лет работы в советском кино — около 17 был безнадежно безработным. Госкино не хотело, чтобы я работал! Меня травили всё это время и последней каплей был скандал в Канне, где было сделано всё, чтобы я не получил премии (я получил их целых три) за фильм «Ностальгия». Этот фильм я считаю в высшей степени патриотическим, и многие из тех мыслей, которые ты с горечью кидаешь мне с упрёком, получили выражение в нём.[10]
На родине запретили показывать его фильмы в кинотеатрах, упоминать его имя в печати. Однако на радикальные меры — лишение Тарковского советского гражданства — так и не решились[11]. Мэрия Флоренции подарила ему квартиру и присвоила звание почётного гражданина города. Снятый в Швеции фильм «Жертвоприношение» (1985) стал последней работой режиссёра. 13 декабря 1985 года врачи диагностировали у него рак лёгких[11].
Когда известие о болезни Тарковского достигло СССР, власти наконец разрешили его сыну Андрею вылететь к отцу. В это же время был снят запрет с имени Тарковского — его фильмы снова допустили к демонстрации в кинотеатрах.
Тарковский умер в Париже в возрасте 54 лет 29 декабря 1986 года. 31 декабря 1986 года радиостанция «Маяк» передала некролог, а 1 января 1987 года он был напечатан в газете «Советская культура» — официальное извещение от Госкино и Союза кинематографистов СССР. В нём были такие слова:
Последние годы — трудное, кризисное для него время — А. Тарковский жил и работал за пределами Родины, о чём приходилось думать с горечью и сожалением. С этим невозможно было ни согласиться, ни примириться…
Похороны Тарковского состоялись 3 января на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем. «Человек, который видел ангела» — такая надпись сделана на памятнике. В основании православного креста высечены семь ступенек по числу фильмов Тарковского[9].
Многие проекты режиссёра остались нереализованными, в том числе «Гофманиана», «Мой Достоевский», «Гамлет» Шекспира, «Обломов» Гончарова, «Смерть Ивана Ильича» Толстого, «Идиот» и «Подросток» Достоевского, «Жизнь Клима Самгина» Горького, «Очерки бурсы» Помяловского, «Степной волк» Гессе, «Пятое Евангелие» Рудольфа Штейнера, «Волшебная гора», «Иосиф и его братья», «Доктор Фаустус» Томаса Манна[12].
В 1990 году Андрей Тарковский удостоен Ленинской премии посмертно.
Хронология жизни и творчества[13]
- 1932 — 4 апреля родился в селе Завражье (ныне — сельское поселение Завражье Кадыйского района Костромской области), недалеко от города Юрьевца ныне — Ивановской области в семье Арсения Александровича Тарковского и Марии Ивановны Вишняковой. В сентябре семья возвращается в Москву.
- 1934 — 3 сентября рождается сестра Марина.
- 1935 — Арсений Тарковский оставляет семью.
- 1941 — Эвакуируется в город Юрьевец вместе с матерью, бабушкой и сестрой. Там поступает в школу.
- 1943 — Летом возвращается в Москву. В сентябре возобновляет учёбу в школе № 554.
- 1947 — В сентябре поступает в «Художественную школу имени 1905 года». В ноябре заболевает туберкулёзом, госпитализирован.
- 1948 — Весной выписан из больницы.
- 1951 — В июне заканчивает художественную школу. Поступает на арабское отделение ближневосточного факультета Московского Института Востоковедения.
- 1953 — Зимой бросает учёбу в институте. Проводит лето в геологоразведочной экспедиции в Сибири: на реке Курейке в Туруханском районе Красноярского края. Осенью возвращается в Москву и устраивается работать старшим коллектором в институт НИГРИзолото.
- 1954 — В апреле увольняется из НИГРИзолота. В сентябре поступает на режиссёрское отделение ВГИКа, в мастерскую Михаила Ильича Ромма.
- 1956 — Ставит вместе с Александром Гордоном и Марикой Бейку короткометражный фильм «Убийцы».
- 1957 — В апреле женится на сокурснице Ирме Рауш. Летом работает с А. Гордоном над фильмом «Сегодня увольнения не будет».
- 1959 — Пишет с Олегом Осетинским и А. Михалковым-Кончаловским первый вариант литературного сценария «Антарктида, далёкая страна».
- 1960 — В апреле пишет с А. Михалковым-Кончаловским сценарий к фильму «Каток и скрипка» и начинает работу над фильмом.
- 1962 — Фильм «Иваново детство» удостоен приза «Золотой Лев» на кинофестивале в Венеции. 30 сентября рождается сын Арсений.
- 1964 — Начинает работу над фильмом «Андрей Рублёв».
- 1965 — На съёмках «Рублёва» знакомится с Ларисой Кизиловой, своей будущей второй женой. На Всесоюзном радио ставит радиоспектакль по рассказу У. Фолкнера «Полный поворот кругом».
- 1966 — Заканчивает работу над фильмом «Андрей Рублёв». Премьера фильма состоялась в декабре в Союзе кинематографистов.
- 1967 — Начинает работать над киносценарием, переименованным из «Исповеди» в «Белый день», затем в «Белый-белый день» (окончательное название — «Зеркало»).
- 1968 — В октябре начинает с Фридрихом Горенштейном работу над проектом «Солярис».
- 1969 — Работает над сценарием к фильму «Солярис».
- 1970 — Снимает «Солярис». В июне разводится с Ирмой Рауш. Женится на Ларисе Кизиловой. 7 августа у них рождается сын Андрей.
- 1971 — Повторная премьера фильма «Андрей Рублёв» в Центральном Доме Кино. Работает с Фридрихом Горенштейном над сценарием «Светлый ветер (Ариэль)».
- 1972 — Завершает работу над «Солярисом». Преподаёт на Высших режиссёрских курсах. Едет в Канн с «Солярисом», где фильму присуждается «Специальный приз жюри».
- 1973 — Премьера «Соляриса» в московском кинотеатре «Мир». Начинает съёмки фильма «Белый-белый день (Зеркало)».
- 1974 — Завершает работу над «Зеркалом».
- 1975 — Премьера фильма «Зеркало» в Центральном Доме Кино. Пишет киносценарий «Гофманиана».
- 1976 — Пишет с Аркадием и Борисом Стругацкими сценарий к фильму «Сталкер». В декабре начинает репетиции «Гамлета» Шекспира в Московском Театре Ленинского комсомола.
- 1977—1978 — Снимает «Сталкер». В апреле переносит сердечный приступ. В конце года пишет с Александром Мишариным «Сардор».
- 1979 — Завершает съёмки «Сталкера». Летом едет в Италию. 5 октября у него умирает мать.
- 1980 — Едет в Италию. Пишет с Тонино Гуэрра сценарий к фильму «Ностальгия».
- 1981 — Едет в Швецию и безуспешно пытается остаться на Западе.
- 1982 — В марте возвращается в Италию для продолжения работы над «Ностальгией». Снимает документальный фильм «Время путешествия» и начинает съёмки «Ностальгии».
- 1983 — Завершает съёмки «Ностальгии». Ставит в лондонском Ковент-Гардене оперу Мусоргского «Борис Годунов». В ноябре начинает писать сценарий к фильму «Жертвоприношение».
- 1984 — Едет в Стокгольм для обсуждения «Жертвоприношения». 10 июля на пресс-конференции в Милане объявляет о своём намерении не возвращаться в Советский Союз. В конце года едет в Берлин.
- 1985 — Зиму проводит в Берлине. Весной едет в Швецию. Начинает снимать «Жертвоприношение». В конце года ему поставлен диагноз — рак.
- 1986 — В январе начинает лечение в Париже. 19 января его сын Андрей и тёща Анна Егоркина приезжают в Париж. «Жертвоприношение» демонстрируется в Канне, где удостаивается «Большого специального приза жюри», премии ФИПРЕССИ и приза экуменического жюри. 4 сентября рождается третий сын Александр, которого Андрей Тарковский никогда не видел (мать — норвежская танцовщица Берит)[14]. 29 декабря умирает в Париже.
- 1987 — 3 января похоронен на Русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа в окрестностях Парижа. Его надгробный памятник с надписью «Человеку, который увидел ангела» был позже сделан Эрнстом Неизвестным.
Указатель творческих работ
Фильмография
| Год | Русское название | Оригинальное название | Роль | |
|---|---|---|---|---|
| 1956 | кор | Убийцы | Убийцы | режиссёр, сценарист, актёр (Второй посетитель) |
| 1958 | кор | Сегодня увольнения не будет | Сегодня увольнения не будет | режиссёр, сценарист, актёр (Подрывник) |
| 1960 | кор | Каток и скрипка | Каток и скрипка | режиссёр, сценарист |
| 1962 | ф | Иваново детство | Иваново детство | режиссёр, сценарист (в титрах не указан) |
| 1965 | ф | Мне двадцать лет («Застава Ильича») | Застава Ильича | актёр (Гость на дне рождения, с тостом про репу) |
| 1966 | ф | Андрей Рублёв | Андрей Рублев | режиссёр, сценарист |
| 1967 | ф | Сергей Лазо | Сергей Лазо | сценарист (в титрах не указан), актёр (Бочкарёв, офицер-белогвардеец, — в титрах не указан), монтажёр (в титрах не указан) |
| 1968 | ф | Один шанс из тысячи | Один шанс из тысячи | сценарист, художественный руководитель |
| 1968 | ф | Ташкент — город хлебный | Ташкент — город хлебный | сценарист |
| 1972 | ф | Солярис | Солярис | режиссёр, сценарист |
| 1973 | ф | Терпкий виноград («Давильня») | Давильня | монтажёр (в титрах не указан), художественный руководитель |
| 1974 | ф | Зеркало | Зеркало | режиссёр, сценарист |
| 1979 | ф | Сталкер | Сталкер | режиссёр, сценарист (в титрах не указан), художник-постановщик |
| 1979 | ф | Берегись! Змеи! | Берегись! Змеи! | сценарист |
| 1982 | док | Время путешествия | Tempo di viaggio | режиссёр, сценарист |
| 1983 | ф | Ностальгия | Nostalghia | режиссёр, сценарист |
| 1983 | ф | Борис Годунов | Оригинальное название неизвестно | режиссёр |
| 1983 | док | Путь к Брессону | De Weg naar Bresson | действующее лицо документального фильма Юрьена Роода и Лео де Боэра (нидерл. Jurriën Rood & Leo De Boer) |
| 1986 | ф | Жертвоприношение | Offret | режиссёр, сценарист, монтажёр |
Кинопостановки
| «Убийцы». ВГИК, 1956. Учебный короткометражный фильм. | |
| Авторы сценария — А. Гордон, А. Тарковский (по одноимённому рассказу Эрнеста Хемингуэя); постановка — М. Бейку, А. Гордон, А. Тарковский; операторы — А. Алварез, А. Рыбин.
В ролях: Ю. Файт — Ник Адамс; А. Гордон — Джордж; В. Виноградов — Ал; В. Новиков — Макс; Ю. Дубровин — 1-й посетитель; А. Тарковский — 2-й посетитель; В. Шукшин — Оле Андерсон. | |
| «Сегодня увольнения не будет». ВГИК, 1957. Учебный короткометражный фильм. | |
| Авторы сценария — А. Гордон, И. Махов, А. Тарковский; постановка — А. Гордон, А. Тарковский; операторы — Л. Бунин, Э. Яковлев.
В ролях: А. Алексеев, П. Любешкин, О. Мокшанцев, В. Маренков, И. Косухин, Л. Куравлёв, С. Любшин, Н. Головина, О. Борисов и др. | |
| «Каток и скрипка». «Мосфильм», 1961. Дипломный короткометражный фильм. | |
| Авторы сценария — А. Кончаловский, А. Тарковский; оператор — В. Юсов; художник — С. Агоян; композитор — В. Овчинников. В ролях: И. Фомченко — Саша; В. Заманский — Сергей; Н. Архангельская — девушка; в фильме также снимались М. Аджубей, Ю. Бруссер, С. Борисов и др. Первая премия на фестивале студенческих фильмов в Нью-Йорке в 1961 году. | |
| «Иваново детство». «Мосфильм», 1962. | |
| Авторы сценария: В. Богомолов, М. Папава (по мотивам рассказа В. Богомолова «Иван»); оператор — В. Юсов; художник — Е. Черняев; композитор — В. Овчинников.
В ролях: Коля Бурляев — Иван; В. Зубков — Холин; Е. Жариков — Гальцев; С. Крылов — Катасонов; Н. Гринько — Грязнов; Д. Милютенко — старик; В. Малявина — Маша; И. Тарковская — мать Ивана. На XXIII Международном кинофестивале в Венеции (Италия) в 1962 году фильму «Иваново детство» был присужден главный приз «Золотой лев» св. Марка. Главная премия «Золотые ворота» на VI Международном кинофестивале в Сан-Франциско (США) в 1962 году. Главная премия «Золотая голова Паленке» на V Международном кинофестивале в Акапулько (Мексика) в 1963 году. Фильм получил более 10 премий на многих других кинофестивалях. | |
| «Андрей Рублёв». «Мосфильм», 1966/1971. | |
| Авторы сценария — А. Кончаловский, А. Тарковский; оператор — В. Юсов; художник — Е. Черняев при участии И. Новодережкина и С. Воронкова; композитор — В. Овчинников.
В ролях: А. Солоницын — Андрей Рублёв; И. Лапиков — Кирилл; Н. Гринько — Даниил Чёрный; Н. Сергеев — Феофан Грек; И. Рауш — Дурочка; Н. Бурляев — Бориска; Ю. Назаров — две роли: Великий князь и Малый князь; Ю. Никулин — монах; Р. Быков — скоморох; Н. Граббе — сотник; М. Кононов — Фома. Премия ФИПРЕССИ на XXII Международном кинофестивале в Канне (Франция) в 1969 году. | |
| «Солярис». «Мосфильм», 1973. | |
| Авторы сценария — Ф. Горенштейн, А. Тарковский (по фантастическому роману С. Лема[15]); оператор — В. Юсов; художник — М. Ромадин; композитор — Э. Артемьев.
В фильме использована фа-минорная хоральная прелюдия И. С. Баха. В ролях: Д. Банионис — Крис Кельвин; Н. Бондарчук — Хари; Ю. Ярвет — Снаут; В. Дворжецкий — Бертон; Н. Гринько — отец Криса; А. Солоницын — Сарториус; С. Саркисян — Гибарян. Специальный приз жюри «Серебряная пальмовая ветвь» и премия экуменического жюри на XXV Международном кинофестивале в Канне (Франция) в 1972 году. | |
| «Зеркало». «Мосфильм», 1975. | |
| Авторы сценария — А. Мишарин, А. Тарковский; оператор — Г. Рерберг; художник — Н. Двигубский; композитор — Э. Артемьев.
В фильме использована музыка И. С. Баха, Перголези, Пёрселла, стихи — Арсения Тарковского. В ролях: М. Терехова — две роли: Мать и Наталья; в фильме также снимались И. Данильцев, Л. Тарковская, А. Демидова, А. Солоницын, Н. Гринько, Ю. Назаров, О. Янковский, Т. Огородникова и др. Текст от автора читает И. Смоктуновский. Приз «Давид Донателло» за лучший иностранный фильм в Италии в 1980 году. | |
| «Сталкер». «Мосфильм», 1980. | |
| Авторы сценария — А. Стругацкий и Б. Стругацкий. По мотивам повести «Пикник на обочине». Оператор — А. Княжинский; художник — А. Тарковский; композитор — Э. Артемьев. Стихи — Ф. И. Тютчева, Арсения Тарковского.
В ролях: А. Кайдановский — Сталкер; А. Фрейндлих — жена Сталкера; А. Солоницын — Писатель; Н. Гринько — Профессор. Премия критики на Международном кинофестивале в Триесте (Италия) в 1981 году. Премия ФИПРЕССИ на Международном кинофестивале научно-фантастических фильмов в Мадриде (Испания) в 1981 году. | |
| «Время путешествия». Производство «Джениус» С. П. А. (Италия), 1982. | |
| Авторы сценария — Тонино Гуэрра, А. Тарковский; оператор — Лучано Товоли. Текст А. Тарковского читает Джино Ла Моника. | |
| «Ностальгия». Производство «РАИ канал 2», Ренцо Росселлини (младший). Маноло Болоньини для «Опера фильм» (Италия) при участии «Совинфильма» СССР, 1983. | |
| Авторы сценария — А. Тарковский, Тонино Гуэрра; главный оператор — Джузеппе Ланчи; главный художник — Андреа Кризанти.
В фильме использована музыка К. Дебюсси, Дж. Верди, Р. Вагнера, Л. Бетховена В ролях: О. Янковский — Горчаков; Домициана Джордано — Эуджения; Эрланд Юзефсон — Доменико; Патриция Терено — жена Горчакова; а также Лаура Де Марки, Делия Боккардо, Милена Вукотич и др. Большой приз за творчество, премия ФИПРЕССИ и экуменического жюри на XXXVI Международном кинофестивале в Канне (Франция) в 1983 году]. | |
| «Жертвоприношение». Производство Шведского киноинститута (Стокгольм), «Аргос Фильм С. А.» (Париж) при участии «Филм Фор Интернейшнл» (Лондон); «Юзефсон и Нюквист ХБ»; Шведского телевидения СВТ 2; «Сэндрю Филм Театер АБ» (Стокгольм); при содействии Министерства культуры Франции, 1986. | |
| Продюсер Анна-Лена Вибум.
Автор сценария — А. Тарковский; главный оператор — Свен Нюквист; главный художник — Анна Асп. В фильме использована музыка И. С. Баха, шведская и японская народная музыка. В ролях: Эрланд Юзефсон — Александр; Сьюзен Флитвуд — Аделаида; Валери Мерес — Юлия; Аллан Эдвалл — Отто; Гудрун Гисладоттир — Мария; Свен Вольтер — Виктор; Филиппа Францен — Марта; Томми Чельквист — малыш. Большая специальная премия, приз за лучшее художественное достижение (оператору С. Нюквисту), премия ФИПРЕССИ и экуменического жюри на XXIX Международном кинофестивале в Канне (Франция) в 1986 году. | |
Радиопостановки
- «Полный поворот кругом» по одноимённому рассказу Уильяма Фолкнера. 1965. В ролях: Богарт — А. Лазарев, Клод Хоуп — Н. Михалков и др.
Театральные постановки
- «Гамлет» Шекспира — Московский театр Ленинского комсомола, 1977. Художник — Т. Мирзашвили; музыка — Э. Артемьев. В ролях: Гамлет — А. Солоницын; Гертруда — М. Терехова; Клавдий — В. Ширяев; Офелия — И. Чурикова; Полоний — В. Ларионов; Лаэрт — Н. Караченцов, Могильщик — В. Проскурин и др.
- «Борис Годунов», опера Мусоргского — Королевский театр Ковент-Гарден (Лондон), 1983. Дирижёр — Клаудио Аббадо; сценическое оформление — Николай Двигубский; световое оформление — Роберт Брайн. В ролях: Борис Годунов — Роберт Ллой; Марина Мнишек — Эва Рандова; Гришка Отрепьев — Майкл Светлев; Шуйский — Филип Лэндгридж; Юродивый — Патрик Пауэр; Пимен — Гуини Ховел. Постановка Тарковского была также реализована в Мариинском театре (дирижёр — Валерий Гергиев), эта версия выпущена на DVD.
Киносценарии
- А. Тарковский, А. Гордон. Убийцы. — М., 1956.
- А. Гордон, И. Махов, А. Тарковский. Сегодня увольнения не будет. — М., 1957.
- А. Тарковский, А. Безухов, О. Осетинский. Антарктида, далёкая страна. — М., 1959 // «Московский Комсомолец». — 1960. — 31 января.
- А. Тарковский, А. Михалков-Кончаловский. Каток и скрипка. — М., 1960.
- В. Богомолов, М. Папава, А. Тарковский, А. Михалков-Кончаловский. Иваново детство (по мотивам рассказа Владимира Богомолова «Иван»). — М., 1961.
- А. Михалков-Кончаловский, А. Тарковский. Страсти по Андрею. — М., 1962.
- Ч. Айтматов, Б. Добродеев, А. Михалков-Кончаловский, А. Тарковский. Первый учитель. — 1965.
- Г. Маларчук, А. Тарковский. Сергей Лазо. — 1967.
- А. Михалков-Кончаловский, А. Тарковский. Ташкент — город хлебный. — 1968.
- А. Тарковский, А. Мишарин. Зеркало. — М., 1968; Сан-Грегорио, 1984.
- Л. Кочарян, А. Тарковский. Один шанс из тысячи. — 1968.
- А. Тарковский. Конец атамана. — 1971.
- А. Тарковский, Ф. Горенштейн. Солярис (по одноимённому роману Станислава Лема). — М., 1972.
- А. Тарковский, Ф. Горенштейн. Светлый ветер (по мотивам романа Александра Беляева «Ариэль»). — М., 1972.
- А. Тарковский. Лютый. — 1973.
- А. Тарковский. Гофманиана. — Мясное, 1975; Италия, 1984 // «Искусство кино». — 1976. — № 8.
- А. Стругацкий, Б. Стругацкий, А. Тарковский. Сталкер (по мотивам повести Аркадия и Бориса Стругацких «Пикник на обочине»). — М., 1978.
- А. Тарковский, Александр Мишарин. САРДОР. — М., 1978.
- Т. Гуэрра, А. Тарковский. Ностальгия. — М., Рим, 1978—1982.
- А. Тарковский. Берегись! Змеи! — 1979.
- А. Тарковский. Жертвоприношение. — Сан-Грегорио, январь-февраль 1984.
Книги
- Andrej Tarkowskij: Die versiegelte Zeit. Gedanken zur Kunst, zur Ästhetik und Poetik des Films. Ullstein Verlag, Frankfurt am Main, Berlin 1984.
- Andrey Tarkovsky, Sculpting in time. University of Texas Press, 1987.
- Суркова О. Е. Книга сопоставлений. Тарковский — 79. Москва, Всесоюзное творческо-производственное объединение «Киноцентр», 1991.
- Тарковский, А. [www.tarkovsky.net.ru/stalker/archive/tarkovsky_uroki.pdf Уроки режиссуры] / Лопушанский К., Чугунова М., Тенейшвили, О. — М. : Всероссийский институт переподготовки и повышения квалификации работников кинематографии (ВИППК), 1993. — 90 с. — 3100 экз.</span>
- Тарковский А. А. Мартиролог: Дневники. — Москва, Международный институт имени Андрея Тарковского, 2008. — 624 с. ISBN 978-88-903301-0-0.
Вероисповедание
«В последний год жизни отец Силуан неоднократно исповедовал и причащал его во флорентийском доме Тарковских. Отец Силуан (Ливи) говорит про Андрея Тарковского, что это был глубоко и тонко верующий человек. Как человек творческий, Андрей был человеком со сложной и напряжённой внутренней духовной жизнью».
«Как пример его православного творчества можно привести фильм „Андрей Рублёв“. Удивительно, как точно удалось Андрею Тарковскому показать переломы монашеской жизни, внутренний мир инока и непростые внутримонастырские отношения»[16].
Память
- В 1988 году во Львове прошёл Всесоюзный круглый стол «Взгляд», посвящённый творчеству Тарковского, в котором приняли участие свыше 300 делегатов (критики, киноведы, философы, культурологи, члены его съёмочной группы, представители киноклубов), и были проведены первые в СССР и за рубежом чтения по творчеству Тарковского. Здесь же было учреждено «Общество Андрея Тарковского» со штаб-квартирой в Москве в СК СССР.
- В 1988 году был организован «Фонд Андрея Тарковского», который проводит фестивали и выставки, посвящённые творчеству режиссёра, ведёт архивную работу. С 1993 года в рамках Московского международного кинофестиваля присуждается премия имени Тарковского «лучшему фильму конкурсной или внеконкурсной программы».
- В 1988 году при участии ряда членов Союза кинематографистов СССР под предлогом создания «Дома-музея Андрея Тарковского» был снесён дом № 26 по 1-му Щипковскому переулку в Москве, где семья режиссёра прожила долгие годы.
- С 1996 года действует музей в городе Юрьевец Ивановской области.
- В 2004 году в селе Завражье был открыт музей, посвящённый творчеству Андрея Тарковского.
- В 2007 году в честь 75-летия со дня рождения Андрея Тарковского учреждён Международный кинофестиваль «Зеркало» имени Андрея Тарковского, который проводится в городе Иванове.
- Именем Андрея Тарковского названа малая планета № 3345, открытая астрономом Крымской астрофизической обсерватории Людмилой Карачкиной[17].
- 1 сентября 2009 года у входа во ВГИК был открыт памятник трём его известным выпускникам, среди которых и Андрей Тарковский. Автор памятника — скульптор Алексей Алексеевич Благовестнов.
- О Тарковском снят документальный фильм.
- Фильмы, посвящённые Андрею Тарковскому:
- фильм Юрия Елхова «Кошкодав Сильвер» (в фильме использованы кадры из документального фильма о Тарковском).
- фильм Сергея Параджанова и Давида Абашидзе «Ашик-кериб».
- фильм Ларса фон Триера «Антихрист» (представлен 18 мая 2009 года на Каннском кинофестивале).
- фильм Вима Вендерса «Небо над Берлином» («посвящён „трём ангелам“ — Андрею, Франсуа и Ясудзиро, то есть Тарковскому, Трюффо и Одзу».[18]
- Улицы Андрея Тарковского есть в городах Юрьевец, Сергиев Посад.
- книга «Письма к Андрею. Записки об искусстве» Е. Гришковца, посвящена Тарковскому, которого автор характеризует как «самого крупного художника из тех, с кем мне довелось жить в одно время».
- книга «Мир и фильмы Андрея Тарковского», составленная А. М. Сандлером.
- книга «7 1/2 или фильмы Андрея Тарковского» Майи Туровской.
Влияние
Песня и клип американской рок-группы R.E.M. Losing My Religion (1991) испытали влияние со стороны творчества Андрея Арсеньевича, в частности, фильма «Жертвоприношение» — в песне присутствуют прямые цитаты из фильма, а стилистика клипа во многом повторяет стилистику фильма.
Архив Тарковского
28 ноября 2012 года в Лондоне состоялись торги, организованные аукционным домом «Сотбис», на которых была выставлена на продажу коллекция материалов, связанных с жизнью и творчеством Андрея Тарковского. Её собрала и хранила близкая подруга и личный секретарь режиссёра, киновед Ольга Суркова, живущая с 1982 года в Амстердаме[19]. Лот был куплен за 1 497 250 фунтов стерлингов[20] (около 74 млн рублей) официальным представителем Ивановской области[21].
Финансовую помощь в приобретении оказали «Национальный фонд поддержки правообладателей», учреждённый Российским авторским обществом (РАО) и Российским союзом правообладателей (РСП). Кроме того, были получены деньги от меценатов, среди которых политики и бизнесмены, а также партнёры международного кинофестиваля «Зеркало»[22].
Архив представляет собой дневники, письма и полное собрание рукописей, посвящённых созданию книги «Запечатлённое время»[23]. 32 аудиокассеты, 13 мини-дисков (оцифрованные записи с кассет[19]) с голосом Тарковского, четыре больших фотоальбома, включающих фотографии зарубежных поездок режиссёра, печатные режиссёрские версии сценариев фильмов «Белый, белый день» («Зеркало»), «Солярис», «Сталкер», отличающиеся от окончательных вариантов, а также раскадровка этих картин и письмо Тарковского Генеральному секретарю ЦК КПСС Л. И. Брежневу по поводу возможности показа фильма «Андрей Рублёв» в Советском Союзе[24].
В феврале 2013 года материалы были переданы в дом-музей Тарковского в городе Юрьевец, после чего сестра Андрея Тарковского Марина Тарковская подтвердила их подлинность и занялась систематизацией архива[23].
Презентация архива состоялась на VII Международном кинофестивале имени Андрея Тарковского «Зеркало» в художественном музее в Иваново[25].
См. также
Напишите отзыв о статье "Тарковский, Андрей Арсеньевич"
Примечания
- ↑ 1 2 Ныне — сельское поселение Завражье, Кадыйский район, Костромская область, Россия.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 [lib.ru/CINEMA/kinolit/TARKOWSKIJ/turtarkowskij.txt М.Туровская. 7 с 1/2 и Фильмы Андрея Тарковского]. [www.webcitation.org/6IECgfq3T Архивировано из первоисточника 19 июля 2013].
- ↑ Lasica, Tom (March 1993). «[www.acs.ucalgary.ca/~tstronds/nostalghia.com/TheTopics/Tarkovsky-TopTen.html Tarkovsky's Choice]». Sight and Sound 3 (3). Проверено 2007-12-25.
- ↑ Бояджиева Л. Андрей Тарковский — жизнь на кресте. М.: Альпина нон-фикшн, 2012, c. 77.
- ↑ Кончаловский А. Низкие истины. — М.: Совершенно секретно, 2001. — ISBN 5-89048-057-X.
- ↑ [mirror.nyrainbow.com/meeting.htm Перед «Зеркалом».Встреча с А.Тарковским]. [www.webcitation.org/6IEChV1zO Архивировано из первоисточника 19 июля 2013].
- ↑ [izvestia.ru/news/323276 Возвращение Тарковского — Известия]
- ↑ [2003.novayagazeta.ru/nomer/2003/62n/n62n-s34.shtml ЕЩЁ РАЗ ПРЕДЛОЖИТЬ ТАРКОВСКОМУ ВЕРНУТЬСЯ…]. [www.webcitation.org/6IECiBOuU Архивировано из первоисточника 19 июля 2013].
- ↑ 1 2 [forums.mospravda.ru/culture_spectacles/article/Chelovek_kotorii_videl_angela Человек, который видел ангела]
- ↑ Лазарев Л.И. Записки пожилого человека. Книга воспоминаний.. — М.: Время, 2005. — 263 с. — ISBN 5-94117-058-0.
- ↑ 1 2 [old.russiancinema.ru/template.php?dept_id=15&e_dept_id=1&e_person_id=911 Энциклопедия отечественного кино]
- ↑ Тарковский А. Мартиролог. Дневники. М.: Международный Институт им. Андрея Тарковского, 2008.
- ↑ Andrei Tarkovsky Collected Screenplays, trans. William Powell and Natasha Synessios. — Faber and Faber Ltd, 1999. ISBN 0-571-14266-4 (англ.)
- ↑ А. Гордон. Не утоливший жажды. Об Андрее Тарковском. Москва, 2007. С.362-364
- ↑ Черненко М. М.. [chernenko.org/017.shtml Идти на риск (Интервью со Станиславом Лемом)] // Советский экран, 1966, № 1.
- ↑ Инок Всеволод (Филипьев). [www.russian-inok.org/page.php?page=ascetic2&dir=ascetic&month=1102 Человек, который увидел ангела. Андрей Тарковский — православный] // «Русский Инок». — Ноябрь 2002. — № 3/166
- ↑ [books.google.com/books?id=KWrB1jPCa8AC&pg=RA1-PA279&dq=3345+Tarkovskij&hl=ru&sig=ekFBWP0hgaQnl6I4EkmTPbBMe0M Dictionary of Minor Planet Names]
- ↑ [www.horosheekino.ru/wings_of_desire.htm «Небо над Берлином», 1987 г.]. Ижевский киноклуб (horosheekino.ru). Проверено 25 декабря 2012. [web.archive.org/web/20080316025702/www.horosheekino.ru/wings_of_desire.htm Архивировано из первоисточника 16 марта 2008].
- ↑ 1 2 [www.golos-ameriki.ru/content/russia-us-tarkovsky-sothbeys/1553432.html Владимир Мединский: «Надеюсь, архив Тарковского попадёт в Россию»]
- ↑ [www.sothebys.com/ru/auctions/ecatalogue/2012/musical-manuscripts-continental-books-l12406/lot.187.html Tarkovsky, Andrei Arsenevich — Sotheby’s]
- ↑ [ria.ru/culture/20130205/921420999.html Фестиваль «Зеркало» в Ивановской области покажет архив Тарковского | РИА Новости]
- ↑ [www.newsru.com/cinema/29dec2012/tarar.html Новости NEWSru.com :: Выкупленный за 1,3 млн фунтов архив Тарковского вернется в Россию в январе]
- ↑ 1 2 [tvkultura.ru/article/show/article_id/81923 Марина Тарковская занялась систематизацией архива знаменитого режиссёра / Новости культуры / Tvkultura.ru]
- ↑ [www.mk.ru/culture/article/2013/02/18/814376-arhiv-tarkovskogo-dostavlen-v-rossiyu.html Архив Тарковского доставлен в Россию — Новости культуры и искусства России и мира — МК]
- ↑ [www.gazeta.ru/culture/2013/06/17/a_5382457.shtml Дорогой Андрей Тарковский]. Газета.ru (17 июня 2013). Проверено 10 июля 2013. [www.webcitation.org/6I80CQ2cZ Архивировано из первоисточника 15 июля 2013].
Литература
- Александер-Гарретт Л. [www.cygnnet.co.uk/books/?id=4 Андрей Тарковский: фотохроника «Жертвоприношения»]. — Лондон.: Cygnnet, 2011. — 206 с. ISBN 978-0-9570416-0-8.
- Аносова Н. А. [namastescop.livejournal.com/10601.html Надеждой гибель озарив: Посвящается семидесятилетию А. Тарковского].
- Тарковский. А. Ностальгия [Архивы и документы; воспоминания и статьи] / Сост. Волкова П. Д.. — М.: АСТ; Хранитель; 2008. — 528 с. ISBN 978-5-17-051170-9, ISBN 978-5-9762-6661-2, ISBN 978-5-94663-584-4.
- Тарковский А. Беседа с Германом Херлингхаузом: Пояснения режиссёра к фильму «Солярис» / Публикация Рут Херлингхауз и Л. К. Козлова; комментарий Н. М. Зоркой // «Киноведческие записки». 1992. Выл. 14.
- Антипенко А. И. Андрей Тарковский в объективе Александра Антипенко. — М.: Русь-Олимп, 2007. — 224 с. ISBN 978-5-9648-0149-8.
- Анцыферов М. Ю. [www.zpu-journal.ru/e-zpu/2012/5/Antsyferov_Hamlet-Tarkovsky/ «Гамлет» Андрея Тарковского] // Информационный гуманитарный портал «Знание. Понимание. Умение». — 2012. — № 5 (сентябрь — октябрь) (архивировано в [www.webcitation.org/6DFWtcoL8 WebCite] и [rus-shake.ru/criticism/Antsyferov/Hamlet-Tarkovsky/ БД «Русский Шекспир»]).
- Архив А. А. Тарковского, Юрьевец: опыт научной и проектной презентации / Научные статьи, комментарии, подбор документов М. А. Миловзорова, Е. М. Раскатова. — Иваново, А-Гриф, 2016. — 146 с., ил. + CD "Ваш Андрей Тарковский". ISBN 978-5-900994-63-5.
- Болдырев Н. Ф. Сталкер, или Труды и дни Андрея Тарковского. — Челябинск: Урал-LTD, 2003. — 384 с. ISBN 5-8029-0254-X.
- Болдырев Н. Ф. [www.russkoekino.ru/books/tarkovsky/ Жертвоприношение Андрея Тарковского]. — М.: Вагриус, 2004. — 528 с. ISBN 5-9560-0101-1.
- Бояджиева Людмила. Андрей Тарковский — жизнь на кресте. — М.: Альпина нон-финкшн, 2012. — 317 с., 3000 экз., ISBN 978-5-91671-128-8
- Волкова П. Д. Андрей Тарковский: Архивы, документы, воспоминания. — М.: Подкова; Эксмо, 2002. — 464 с. ISBN 5-04-010282-8.
- Волкова П. Д. Арсений и Андрей Тарковские. — М., 2004. — 384 с. ISBN 5-94663-117-9.
- Гордон А. В. Не утоливший жажды: Об Андрее Тарковском. — М.: Вагриус, 2007. — 400 с. ISBN 978-5-9697-0341-4.
- Занусси К.. [ec-dejavu.net/t-2/Andrei_Tarkovsky.html Вспоминая Андрея Тарковского…] // Мир и фильмы Андрея Тарковского. — М., 1990. — С. 382—386.
- Кононенко Н. Г. Андрей Тарковский: Звучащий мир ФИЛЬМА. М.: Прогресс-Традиция, 2011. 288 с., ил., 3000 экз., ISBN 978-5-89826-377-5
- Мир и фильмы Андрея Тарковского / Сост. А. М. Сандлер. — М.: Искусство, 1990. — 400 с. ISBN 5-210-00150-4.
- Михалкович В. И. Избранные российские киносны. — М.: Аграф, 2006. — 320 с. ISBN 5-7784-0305-4.
- Неизвестный Тарковский: Сталкер мирового кино / Сост. Я. А. Ярополова. — М.: Эксмо, Алгоритм, 2012. — 304 с. — (Гении и злодеи). — 5000 экз., ISBN 978-5-699-53885-0
- Ностальгия по Тарковскому (Антология). Н. Зоркая, А. Вознесенский, В. Юсов, Э. Артемьев, М. Романдин, В. Малявина, Л. Нехорошев, Л. Аннинский, О. Тенейшвили, Ю. Назаров, В. Шитова, С. Нюквист, Э. Юзефсон, М. Ромм, Н. Бурляев, А. Демидова, Э. Демант / Сост. Я. Ярополов. — М.: Алгоритм, 2007. — 304 с. ISBN 978-5-9265-0388-0.
- О Тарковском. Воспоминания в двух книгах [Антология: Т. Гуэрра, К. Занусси, А. Кончаловский, А. Куросава, В. Шёман, Э. Юзефсон, Д. Банионис, Н. Бондарчук, Н. Бурляев, Н. Гринько, В. Малявина, М. Терехова, О. Янковский и др.]. — М.: Дедалус, 2002. — 560 с. ISBN 5-93154-003-2.
- Перепёлкин М. А. Слово в мире Андрея Тарковского. Поэтика иносказания. — Самара: Изд-во «Самарский университет», 2010. — 480 с. ISBN 978-5-86465-479-8.
- После Тарковского: материалы IV международной научной конференции, проведенной в рамках IX международного кинофестиваля им. Андрея Тарковского "Зеркало" / сост. А. Артамонов. — СПб.: Сеанс, 2016. — 200 с., ил. ISBN 978-5-905669-27-9.
- Сальвестрони С. Фильмы Андрея Тарковского и русская духовная культура. — М.: Изд-во ББИ, 2007. — 254 с. ISBN 5-89647-145-9.
- Салынский Д. Киногерменевтика Тарковского. М.: Продюсерский центр «Квадрига», 2009. — 576 с. ISBN 978-5-904162-02-3.
- Суркова О. Е. Книга сопоставлений. — М.: Киноцентр, 1991.
- Суркова О. Е. [old.kinoart.ru/2002/4/16.html Хроники Тарковского: «Солярис»] // Искусство кино. — 2002. — № 4.
- Суркова О. Е. [www.old.kinoart.ru/2002/6/24.html Хроники Тарковского: «Зеркало»] [Ч. 1] // Искусство кино. — 2002. — № 6.
- Суркова О. Е. [www.kinoart.ru/magazine/07-2002/Publication/tarkovskiMirror/ Хроники Тарковского: «Зеркало»] [Ч. 2] // Искусство кино. — 2002. — № 7.
- Суркова О. Е. [www.kinoart.ru/magazine/10-2002/Publications/Tark/ Хроники Тарковского: «Сталкер»] // Искусство кино. — 2002. — № 9; 10.
- Суркова О. Е. С Тарковским и о Тарковском. — М.: Радуга, 2005. — 464 с. ISBN 5-05-006018-4.
- Суркова О. Е. Тарковский и я: Дневник пионерки. — М., 2005. — 487 с. ISBN 5-94663-237-X.
- Туманов В. "Philosophy of Mind and Body in Andrei Tarkovsky's Solaris." Film-Philosophy. 20 (2016) 2-3: 357-375. DOI: dx.doi.org/10.3366/film.2016.0020
- Туровская М. И. [lib.ru/CINEMA/kinolit/TARKOWSKIJ/turtarkowskij.txt 7 с ½ и Фильмы Андрея Тарковского]. — М.: Искусство, 1991. — 256 с. ISBN 5-210-00279-9.
- Феномен Андрея Тарковского в интеллектуальной и художественной культуре : [сб. ст.] / Рос. акад. кинематогр. искусств "Ника" ; [ред.-сост.: Е. Цымбал, В. Океанский]. — Иваново : Талка, 2008. — 223 с. ISBN 978-5-87596-109-0.
- Феномен Андрея Тарковского в интеллектуальной и художественной культуре : материалы научно-теоретической конференции (12-14 июня 2013 года) / [ред.-сост. Е. Цымбал]. - Иваново : ПресСто, 2014. - 351 с. ISBN 978-5-905908-66-8.
- Филимонов В. [seance.ru/blog/tarkovsky-home/ Андрей Тарковский. Сны и явь о доме]. — М.: Молодая гвардия, 2011. — 498 c. ISBN 978-5-235-03399-3.
- Фрейлих С. И. Теория кино: От Эйзенштейна до Тарковского. — М.: Академический проект; Фонд «Мир», 2008. — 512 с. ISBN 978-5-902358-03-9, ISBN 978-5-8291-0962-2, ISBN 5-8291-0780-5, ISBN 5-902357-58-6.
- Черненко М. М.. [chernenko.org/322.shtml Кшиштоф Занусси: «Короткие встречи, долгий разговор» (интервью об Андрее Тарковском)] // Искусство кино, 1989, № 2.
Ссылки
|
Андрей Тарковский в Викицитатнике? |
|---|
- [tarkovsky.su/ Сайт об Андрее Тарковском].
- [forum.tarkovsky.su/ Форум об Андрее Тарковском].
- [tarkovskiy.su/ Медиа-архив Андрей Тарковский].
- [tarkovsky.net.ru/ Сайт об Андрее Тарковском].
- [community.livejournal.com/ru_tarkovsky/ Клуб любителей творчества Тарковских].
- [sgustok.org/art/andrej-tarkovskij-svetopis Андрей Тарковский как фотограф].
- [www.kino-stalker.ru/ Фэн-сайт фильма «Сталкер»].
- [www.andrei-tarkovsky.com/ Сайт об Андрее Тарковском, фильмы, статьи, интервью] (англ.).
- [www.ucalgary.ca/~tstronds/nostalghia.com/ Nostalghia.com (ресурс об Андрее Тарковском)] (англ.).
- [2011.russiancinema.ru/template.php?dept_id=3&e_dept_id=1&e_person_id=911 Андрей Тарковский] в «Энциклопедии отечественного кино».
- [www.arba.ru/article/1535 Текст Диляры Тасбулатовой к 75-летию Андрея Тарковского].
- [www.ufa-sretenie.ru/plugins/forum/forum_viewtopic.php?2126 Тема «Андрей Тарковский» Форума православной молодежи Уфимской епархии].
- Крис Маркер. [www.kinozapiski.ru/ru/article/sendvalues/480/ Семь печатей] // Киноведческие записки. — 2002. — № 57.</span>
- [seance.ru/category/names/tarkovskiy-andrey/ Андрей Тарковский на сайте журнала «Сеанс»].
- [oldcinema.110mb.com/tark1.htm Тарковский Андрей — Биография, фильмография на Oldcinema].
- [www.echo.msk.ru/programs/all/560879-echo/ Андрей Тарковский на сайте «Эха Москвы»].
- [cinemotions.blogspot.com/2007/05/blog-post_04.html Андрей Тарковский, из дневников].
- [cinemotions.blogspot.com/2008/04/tarkovsky-about-himself.html «Для целей личности высоких». Андрей Тарковский о себе].
- [cinemotions.blogspot.com/2009/04/andrei-tarkovsky.html Андрей Тарковский «Самое динамичное искусство высиживается годами»].
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Тарковский, Андрей Арсеньевич
Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.
Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.
– На другой бочок перевернуться хотят, – прошептал слуга и поднялся, чтобы переворотить лицом к стене тяжелое тело графа.
Пьер встал, чтобы помочь слуге.
В то время как графа переворачивали, одна рука его беспомощно завалилась назад, и он сделал напрасное усилие, чтобы перетащить ее. Заметил ли граф тот взгляд ужаса, с которым Пьер смотрел на эту безжизненную руку, или какая другая мысль промелькнула в его умирающей голове в эту минуту, но он посмотрел на непослушную руку, на выражение ужаса в лице Пьера, опять на руку, и на лице его явилась так не шедшая к его чертам слабая, страдальческая улыбка, выражавшая как бы насмешку над своим собственным бессилием. Неожиданно, при виде этой улыбки, Пьер почувствовал содрогание в груди, щипанье в носу, и слезы затуманили его зрение. Больного перевернули на бок к стене. Он вздохнул.
– Il est assoupi, [Он задремал,] – сказала Анна Михайловна, заметив приходившую на смену княжну. – Аllons. [Пойдем.]
Пьер вышел.
В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Князь Василий сидел на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
– Voyons, ma bonne Анна Михайловна, laissez faire Catiche. [Оставьте Катю делать, что она знает.] Вы знаете, как граф ее любит.
– Я и не знаю, что в этой бумаге, – говорила княжна, обращаясь к князю Василью и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. – Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага…
Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… [Умоляю вас…]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы зa портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.
– Пьер, подойдите сюда, мой друг. Я думаю, что он не лишний в родственном совете: не правда ли, князь?
– Что же вы молчите, mon cousin? – вдруг вскрикнула княжна так громко, что в гостиной услыхали и испугались ее голоса. – Что вы молчите, когда здесь Бог знает кто позволяет себе вмешиваться и делать сцены на пороге комнаты умирающего. Интриганка! – прошептала она злобно и дернула портфель изо всей силы.
Но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C'est ridicule. Voyons, [Это смешно. Ну, же,] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.
В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211
«Tout Moscou ne parle que guerre. L'un de mes deux freres est deja a l'etranger, l'autre est avec la garde, qui se met en Marieche vers la frontiere. Notre cher еmpereur a quitte Petersbourg et, a ce qu'on pretend, compte lui meme exposer sa precieuse existence aux chances de la guerre. Du veuille que le monstre corsicain, qui detruit le repos de l'Europe, soit terrasse par l'ange que le Tout Рuissant, dans Sa misericorde, nous a donnee pour souverain. Sans parler de mes freres, cette guerre m'a privee d'une relation des plus cheres a mon coeur. Je parle du jeune Nicolas Rostoff, qui avec son enthousiasme n'a pu supporter l'inaction et a quitte l'universite pour aller s'enroler dans l'armee. Eh bien, chere Marieie, je vous avouerai, que, malgre son extreme jeunesse, son depart pour l'armee a ete un grand chagrin pour moi. Le jeune homme, dont je vous parlais cet ete, a tant de noblesse, de veritable jeunesse qu'on rencontre si rarement dans le siecle оu nous vivons parmi nos villards de vingt ans. Il a surtout tant de franchise et de coeur. Il est tellement pur et poetique, que mes relations avec lui, quelque passageres qu'elles fussent, ont ete l'une des plus douees jouissances de mon pauvre coeur, qui a deja tant souffert. Je vous raconterai un jour nos adieux et tout ce qui s'est dit en partant. Tout cela est encore trop frais. Ah! chere amie, vous etes heureuse de ne pas connaitre ces jouissances et ces peines si poignantes. Vous etes heureuse, puisque les derienieres sont ordinairement les plus fortes! Je sais fort bien, que le comte Nicolas est trop jeune pour pouvoir jamais devenir pour moi quelque chose de plus qu'un ami, mais cette douee amitie, ces relations si poetiques et si pures ont ete un besoin pour mon coeur. Mais n'en parlons plus. La grande nouvelle du jour qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Безухой et son heritage. Figurez vous que les trois princesses n'ont recu que tres peu de chose, le prince Basile rien, est que c'est M. Pierre qui a tout herite, et qui par dessus le Marieche a ete reconnu pour fils legitime, par consequent comte Безухой est possesseur de la plus belle fortune de la Russie. On pretend que le prince Basile a joue un tres vilain role dans toute cette histoire et qu'il est reparti tout penaud pour Petersbourg.
«Je vous avoue, que je comprends tres peu toutes ces affaires de legs et de testament; ce que je sais, c'est que depuis que le jeune homme que nous connaissions tous sous le nom de M. Pierre les tout court est devenu comte Безухой et possesseur de l'une des plus grandes fortunes de la Russie, je m'amuse fort a observer les changements de ton et des manieres des mamans accablees de filles a Marieier et des demoiselles elles memes a l'egard de cet individu, qui, par parenthese, m'a paru toujours etre un pauvre, sire. Comme on s'amuse depuis deux ans a me donner des promis que je ne connais pas le plus souvent, la chronique matrimoniale de Moscou me fait comtesse Безухой. Mais vous sentez bien que je ne me souc nullement de le devenir. A propos de Marieiage, savez vous que tout derienierement la tante en general Анна Михайловна, m'a confie sous le sceau du plus grand secret un projet de Marieiage pour vous. Ce n'est ni plus, ni moins, que le fils du prince Basile, Anatole, qu'on voudrait ranger en le Marieiant a une personne riche et distinguee, et c'est sur vous qu'est tombe le choix des parents. Je ne sais comment vous envisagerez la chose, mais j'ai cru de mon devoir de vous en avertir. On le dit tres beau et tres mauvais sujet; c'est tout ce que j'ai pu savoir sur son compte.
«Mais assez de bavardage comme cela. Je finis mon second feuillet, et maman me fait chercher pour aller diner chez les Apraksines. Lisez le livre mystique que je vous envoie et qui fait fureur chez nous. Quoiqu'il y ait des choses dans ce livre difficiles a atteindre avec la faible conception humaine, c'est un livre admirable dont la lecture calme et eleve l'ame. Adieu. Mes respects a monsieur votre pere et mes compliments a m elle Bourienne. Je vous embrasse comme je vous aime. Julie».
«P.S.Donnez moi des nouvelles de votre frere et de sa charmante petite femme».
[Вся Москва только и говорит что о войне. Один из моих двух братьев уже за границей, другой с гвардией, которая выступает в поход к границе. Наш милый государь оставляет Петербург и, как предполагают, намерен сам подвергнуть свое драгоценное существование случайностям войны. Дай Бог, чтобы корсиканское чудовище, которое возмущает спокойствие Европы, было низвергнуто ангелом, которого Всемогущий в Своей благости поставил над нами повелителем. Не говоря уже о моих братьях, эта война лишила меня одного из отношений самых близких моему сердцу. Я говорю о молодом Николае Ростове; который, при своем энтузиазме, не мог переносить бездействия и оставил университет, чтобы поступить в армию. Признаюсь вам, милая Мари, что, несмотря на его чрезвычайную молодость, отъезд его в армию был для меня большим горем. В молодом человеке, о котором я говорила вам прошлым летом, столько благородства, истинной молодости, которую встречаешь так редко в наш век между двадцатилетними стариками! У него особенно так много откровенности и сердца. Он так чист и полон поэзии, что мои отношения к нему, при всей мимолетности своей, были одною из самых сладостных отрад моего бедного сердца, которое уже так много страдало. Я вам расскажу когда нибудь наше прощанье и всё, что говорилось при прощании. Всё это еще слишком свежо… Ах! милый друг, вы счастливы, что не знаете этих жгучих наслаждений, этих жгучих горестей. Вы счастливы, потому что последние обыкновенно сильнее первых. Я очень хорошо знаю, что граф Николай слишком молод для того, чтобы сделаться для меня чем нибудь кроме как другом. Но эта сладкая дружба, эти столь поэтические и столь чистые отношения были потребностью моего сердца. Но довольно об этом.
«Главная новость, занимающая всю Москву, – смерть старого графа Безухого и его наследство. Представьте себе, три княжны получили какую то малость, князь Василий ничего, а Пьер – наследник всего и, сверх того, признан законным сыном и потому графом Безухим и владельцем самого огромного состояния в России. Говорят, что князь Василий играл очень гадкую роль во всей этой истории, и что он уехал в Петербург очень сконфуженный. Признаюсь вам, я очень плохо понимаю все эти дела по духовным завещаниям; знаю только, что с тех пор как молодой человек, которого мы все знали под именем просто Пьера, сделался графом Безухим и владельцем одного из лучших состояний России, – я забавляюсь наблюдениями над переменой тона маменек, у которых есть дочери невесты, и самих барышень в отношении к этому господину, который (в скобках будь сказано) всегда казался мне очень ничтожным. Так как уже два года все забавляются тем, чтобы приискивать мне женихов, которых я большею частью не знаю, то брачная хроника Москвы делает меня графинею Безуховой. Но вы понимаете, что я нисколько этого не желаю. Кстати о браках. Знаете ли вы, что недавно всеобщая тетушка Анна Михайловна доверила мне, под величайшим секретом, замысел устроить ваше супружество. Это ни более ни менее как сын князя Василья, Анатоль, которого хотят пристроить, женив его на богатой и знатной девице, и на вас пал выбор родителей. Я не знаю, как вы посмотрите на это дело, но я сочла своим долгом предуведомить вас. Он, говорят, очень хорош и большой повеса. Вот всё, что я могла узнать о нем.
Но будет болтать. Кончаю мой второй листок, а маменька прислала за мной, чтобы ехать обедать к Апраксиным.
Прочитайте мистическую книгу, которую я вам посылаю; она имеет у нас огромный успех. Хотя в ней есть вещи, которые трудно понять слабому уму человеческому, но это превосходная книга; чтение ее успокоивает и возвышает душу. Прощайте. Мое почтение вашему батюшке и мои приветствия m lle Бурьен. Обнимаю вас от всего сердца. Юлия.
PS. Известите меня о вашем брате и о его прелестной жене.]
Княжна подумала, задумчиво улыбаясь (при чем лицо ее, освещенное ее лучистыми глазами, совершенно преобразилось), и, вдруг поднявшись, тяжело ступая, перешла к столу. Она достала бумагу, и рука ее быстро начала ходить по ней. Так писала она в ответ:
«Chere et excellente ami. Votre lettre du 13 m'a cause une grande joie. Vous m'aimez donc toujours, ma poetique Julie.
L'absence, dont vous dites tant de mal, n'a donc pas eu son influenсе habituelle sur vous. Vous vous plaignez de l'absence – que devrai je dire moi, si j'osais me plaindre, privee de tous ceux qui me sont chers? Ah l si nous n'avions pas la religion pour nous consoler, la vie serait bien triste. Pourquoi me supposez vous un regard severe, quand vous me parlez de votre affection pour le jeune homme? Sous ce rapport je ne suis rigide que pour moi. Je comprends ces sentiments chez les autres et si je ne puis approuver ne les ayant jamais ressentis, je ne les condamiene pas. Me parait seulement que l'amour chretien, l'amour du prochain, l'amour pour ses ennemis est plus meritoire, plus doux et plus beau, que ne le sont les sentiments que peuvent inspire les beaux yeux d'un jeune homme a une jeune fille poetique et aimante comme vous.
«La nouvelle de la mort du comte Безухой nous est parvenue avant votre lettre, et mon pere en a ete tres affecte. Il dit que c'etait avant derienier representant du grand siecle, et qu'a present c'est son tour; mais qu'il fera son possible pour que son tour vienne le plus tard possible. Que Dieu nous garde de ce terrible malheur! Je ne puis partager votre opinion sur Pierre que j'ai connu enfant. Il me paraissait toujours avoir un coeur excellent, et c'est la qualite que j'estime le plus dans les gens. Quant a son heritage et au role qu'y a joue le prince Basile, c'est bien triste pour tous les deux. Ah! chere amie, la parole de notre divin Sauveur qu'il est plus aise a un hameau de passer par le trou d'une aiguille, qu'il ne l'est a un riche d'entrer dans le royaume de Dieu, cette parole est terriblement vraie; je plains le prince Basile et je regrette encore davantage Pierre. Si jeune et accable de cette richesse, que de tentations n'aura t il pas a subir! Si on me demandait ce que je desirerais le plus au monde, ce serait d'etre plus pauvre que le plus pauvre des mendiants. Mille graces, chere amie, pour l'ouvrage que vous m'envoyez, et qui fait si grande fureur chez vous. Cependant, puisque vous me dites qu'au milieu de plusurs bonnes choses il y en a d'autres que la faible conception humaine ne peut atteindre, il me parait assez inutile de s'occuper d'une lecture inintelligible, qui par la meme ne pourrait etre d'aucun fruit. Je n'ai jamais pu comprendre la passion qu'ont certaines personnes de s'embrouiller l'entendement, en s'attachant a des livres mystiques, qui n'elevent que des doutes dans leurs esprits, exaltant leur imagination et leur donnent un caractere d'exageration tout a fait contraire a la simplicite chretnne. Lisons les Apotres et l'Evangile. Ne cherchons pas a penetrer ce que ceux la renferment de mysterux, car, comment oserions nous, miserables pecheurs que nous sommes, pretendre a nous initier dans les secrets terribles et sacres de la Providence, tant que nous portons cette depouille charienelle, qui eleve entre nous et l'Eterienel un voile impenetrable? Borienons nous donc a etudr les principes sublimes que notre divin Sauveur nous a laisse pour notre conduite ici bas; cherchons a nous y conformer et a les suivre, persuadons nous que moins nous donnons d'essor a notre faible esprit humain et plus il est agreable a Dieu, Qui rejette toute science ne venant pas de Lui;que moins nous cherchons a approfondir ce qu'il Lui a plu de derober a notre connaissance,et plutot II nous en accordera la decouverte par Son divin esprit.
«Mon pere ne m'a pas parle du pretendant, mais il m'a dit seulement qu'il a recu une lettre et attendait une visite du prince Basile. Pour ce qui est du projet de Marieiage qui me regarde, je vous dirai, chere et excellente amie, que le Marieiage, selon moi,est une institution divine a laquelle il faut se conformer. Quelque penible que cela soit pour moi, si le Tout Puissant m'impose jamais les devoirs d'epouse et de mere, je tacherai de les remplir aussi fidelement que je le pourrai, sans m'inquieter de l'examen de mes sentiments a l'egard de celui qu'il me donnera pour epoux. J'ai recu une lettre de mon frere, qui m'annonce son arrivee a Лысые Горы avec sa femme. Ce sera une joie de courte duree, puisqu'il nous quitte pour prendre part a cette malheureuse guerre, a laquelle nous sommes entraines Dieu sait, comment et pourquoi. Non seulement chez vous au centre des affaires et du monde on ne parle que de guerre, mais ici, au milieu de ces travaux champetres et de ce calme de la nature, que les citadins se representent ordinairement a la campagne, les bruits de la guerre se font entendre et sentir peniblement. Mon pere ne parle que Marieche et contreMarieche, choses auxquelles je ne comprends rien; et avant hier en faisant ma promenade habituelle dans la rue du village, je fus temoin d'une scene dechirante… C'etait un convoi des recrues enroles chez nous et expedies pour l'armee… Il fallait voir l'etat dans lequel se trouvant les meres, les femmes, les enfants des hommes qui partaient et entendre les sanglots des uns et des autres!
On dirait que l'humanite a oublie les lois de son divin Sauveur, Qui prechait l'amour et le pardon des offenses, et qu'elle fait consister son plus grand merite dans l'art de s'entretuer.
«Adieu, chere et bonne amie, que notre divin Sauveur et Sa tres Sainte Mere vous aient en Leur sainte et puissante garde. Marieie».
[Милый и бесценный друг. Ваше письмо от 13 го доставило мне большую радость. Вы всё еще меня любите, моя поэтическая Юлия. Разлука, о которой вы говорите так много дурного, видно, не имела на вас своего обычного влияния. Вы жалуетесь на разлуку, что же я должна была бы сказать, если бы смела, – я, лишенная всех тех, кто мне дорог? Ах, ежели бы не было у нас религии для утешения, жизнь была бы очень печальна. Почему приписываете вы мне строгий взгляд, когда говорите о вашей склонности к молодому человеку? В этом отношении я строга только к себе. Я понимаю эти чувства у других, и если не могу одобрять их, никогда не испытавши, то и не осуждаю их. Мне кажется только, что христианская любовь, любовь к ближнему, любовь к врагам, достойнее, слаще и лучше, чем те чувства, которые могут внушить прекрасные глаза молодого человека молодой девушке, поэтической и любящей, как вы.
Известие о смерти графа Безухова дошло до нас прежде вашего письма, и мой отец был очень тронут им. Он говорит, что это был предпоследний представитель великого века, и что теперь черед за ним, но что он сделает все, зависящее от него, чтобы черед этот пришел как можно позже. Избави нас Боже от этого несчастия.
Я не могу разделять вашего мнения о Пьере, которого знала еще ребенком. Мне казалось, что у него было всегда прекрасное сердце, а это то качество, которое я более всего ценю в людях. Что касается до его наследства и до роли, которую играл в этом князь Василий, то это очень печально для обоих. Ах, милый друг, слова нашего Божественного Спасителя, что легче верблюду пройти в иглиное ухо, чем богатому войти в царствие Божие, – эти слова страшно справедливы. Я жалею князя Василия и еще более Пьера. Такому молодому быть отягощенным таким огромным состоянием, – через сколько искушений надо будет пройти ему! Если б у меня спросили, чего я желаю более всего на свете, – я желаю быть беднее самого бедного из нищих. Благодарю вас тысячу раз, милый друг, за книгу, которую вы мне посылаете и которая делает столько шуму у вас. Впрочем, так как вы мне говорите, что в ней между многими хорошими вещами есть такие, которых не может постигнуть слабый ум человеческий, то мне кажется излишним заниматься непонятным чтением, которое по этому самому не могло бы принести никакой пользы. Я никогда не могла понять страсть, которую имеют некоторые особы, путать себе мысли, пристращаясь к мистическим книгам, которые возбуждают только сомнения в их умах, раздражают их воображение и дают им характер преувеличения, совершенно противный простоте христианской.
Будем читать лучше Апостолов и Евангелие. Не будем пытаться проникнуть то, что в этих книгах есть таинственного, ибо как можем мы, жалкие грешники, познать страшные и священные тайны Провидения до тех пор, пока носим на себе ту плотскую оболочку, которая воздвигает между нами и Вечным непроницаемую завесу? Ограничимся лучше изучением великих правил, которые наш Божественный Спаситель оставил нам для нашего руководства здесь, на земле; будем стараться следовать им и постараемся убедиться в том, что чем меньше мы будем давать разгула нашему уму, тем мы будем приятнее Богу, Который отвергает всякое знание, исходящее не от Него, и что чем меньше мы углубляемся в то, что Ему угодно было скрыть от нас, тем скорее даст Он нам это открытие Своим божественным разумом.
Отец мне ничего не говорил о женихе, но сказал только, что получил письмо и ждет посещения князя Василия; что касается до плана супружества относительно меня, я вам скажу, милый и бесценный друг, что брак, по моему, есть божественное установление, которому нужно подчиняться. Как бы то ни было тяжело для меня, но если Всемогущему угодно будет наложить на меня обязанности супруги и матери, я буду стараться исполнять их так верно, как могу, не заботясь об изучении своих чувств в отношении того, кого Он мне даст супругом.
Я получила письмо от брата, который мне объявляет о своем приезде с женой в Лысые Горы. Радость эта будет непродолжительна, так как он оставляет нас для того, чтобы принять участие в этой войне, в которую мы втянуты Бог знает как и зачем. Не только у вас, в центре дел и света, но и здесь, среди этих полевых работ и этой тишины, какую горожане обыкновенно представляют себе в деревне, отголоски войны слышны и дают себя тяжело чувствовать. Отец мой только и говорит, что о походах и переходах, в чем я ничего не понимаю, и третьего дня, делая мою обычную прогулку по улице деревни, я видела раздирающую душу сцену.
Это была партия рекрут, набранных у нас и посылаемых в армию. Надо было видеть состояние, в котором находились матери, жены и дети тех, которые уходили, и слышать рыдания тех и других. Подумаешь, что человечество забыло законы своего Божественного Спасителя, учившего нас любви и прощению обид, и что оно полагает главное достоинство свое в искусстве убивать друг друга.
Прощайте, милый и добрый друг. Да сохранит вас наш Божественный Спаситель и его Пресвятая Матерь под Своим святым и могущественным покровом. Мария.]
– Ah, vous expediez le courier, princesse, moi j'ai deja expedie le mien. J'ai ecris а ma pauvre mere, [А, вы отправляете письмо, я уж отправила свое. Я писала моей бедной матери,] – заговорила быстро приятным, сочным голоском улыбающаяся m lle Bourienne, картавя на р и внося с собой в сосредоточенную, грустную и пасмурную атмосферу княжны Марьи совсем другой, легкомысленно веселый и самодовольный мир.
– Princesse, il faut que je vous previenne, – прибавила она, понижая голос, – le prince a eu une altercation, – altercation, – сказала она, особенно грассируя и с удовольствием слушая себя, – une altercation avec Michel Ivanoff. Il est de tres mauvaise humeur, tres morose. Soyez prevenue, vous savez… [Надо предупредить вас, княжна, что князь разбранился с Михайлом Иванычем. Он очень не в духе, такой угрюмый. Предупреждаю вас, знаете…]
– Ah l chere amie, – отвечала княжна Марья, – je vous ai prie de ne jamais me prevenir de l'humeur dans laquelle se trouve mon pere. Je ne me permets pas de le juger, et je ne voudrais pas que les autres le fassent. [Ах, милый друг мой! Я просила вас никогда не говорить мне, в каком расположении духа батюшка. Я не позволю себе судить его и не желала бы, чтоб и другие судили.]
Княжна взглянула на часы и, заметив, что она уже пять минут пропустила то время, которое должна была употреблять для игры на клавикордах, с испуганным видом пошла в диванную. Между 12 и 2 часами, сообразно с заведенным порядком дня, князь отдыхал, а княжна играла на клавикордах.
Седой камердинер сидел, дремля и прислушиваясь к храпению князя в огромном кабинете. Из дальней стороны дома, из за затворенных дверей, слышались по двадцати раз повторяемые трудные пассажи Дюссековой сонаты.
В это время подъехала к крыльцу карета и бричка, и из кареты вышел князь Андрей, высадил свою маленькую жену и пропустил ее вперед. Седой Тихон, в парике, высунувшись из двери официантской, шопотом доложил, что князь почивают, и торопливо затворил дверь. Тихон знал, что ни приезд сына и никакие необыкновенные события не должны были нарушать порядка дня. Князь Андрей, видимо, знал это так же хорошо, как и Тихон; он посмотрел на часы, как будто для того, чтобы поверить, не изменились ли привычки отца за то время, в которое он не видал его, и, убедившись, что они не изменились, обратился к жене:
– Через двадцать минут он встанет. Пройдем к княжне Марье, – сказал он.
Маленькая княгиня потолстела за это время, но глаза и короткая губка с усиками и улыбкой поднимались так же весело и мило, когда она заговорила.
– Mais c'est un palais, – сказала она мужу, оглядываясь кругом, с тем выражением, с каким говорят похвалы хозяину бала. – Allons, vite, vite!… [Да это дворец! – Пойдем скорее, скорее!…] – Она, оглядываясь, улыбалась и Тихону, и мужу, и официанту, провожавшему их.
– C'est Marieie qui s'exerce? Allons doucement, il faut la surprendre. [Это Мари упражняется? Тише, застанем ее врасплох.]
Князь Андрей шел за ней с учтивым и грустным выражением.
– Ты постарел, Тихон, – сказал он, проходя, старику, целовавшему его руку.
Перед комнатою, в которой слышны были клавикорды, из боковой двери выскочила хорошенькая белокурая француженка.
M lle Bourienne казалась обезумевшею от восторга.
– Ah! quel bonheur pour la princesse, – заговорила она. – Enfin! Il faut que je la previenne. [Ах, какая радость для княжны! Наконец! Надо ее предупредить.]
– Non, non, de grace… Vous etes m lle Bourienne, je vous connais deja par l'amitie que vous рorte ma belle soeur, – говорила княгиня, целуясь с француженкой. – Elle ne nous attend рas? [Нет, нет, пожалуйста… Вы мамзель Бурьен; я уже знакома с вами по той дружбе, какую имеет к вам моя невестка. Она не ожидает нас?]
Они подошли к двери диванной, из которой слышался опять и опять повторяемый пассаж. Князь Андрей остановился и поморщился, как будто ожидая чего то неприятного.
Княгиня вошла. Пассаж оборвался на середине; послышался крик, тяжелые ступни княжны Марьи и звуки поцелуев. Когда князь Андрей вошел, княжна и княгиня, только раз на короткое время видевшиеся во время свадьбы князя Андрея, обхватившись руками, крепко прижимались губами к тем местам, на которые попали в первую минуту. M lle Bourienne стояла около них, прижав руки к сердцу и набожно улыбаясь, очевидно столько же готовая заплакать, сколько и засмеяться.
Князь Андрей пожал плечами и поморщился, как морщатся любители музыки, услышав фальшивую ноту. Обе женщины отпустили друг друга; потом опять, как будто боясь опоздать, схватили друг друга за руки, стали целовать и отрывать руки и потом опять стали целовать друг друга в лицо, и совершенно неожиданно для князя Андрея обе заплакали и опять стали целоваться. M lle Bourienne тоже заплакала. Князю Андрею было, очевидно, неловко; но для двух женщин казалось так естественно, что они плакали; казалось, они и не предполагали, чтобы могло иначе совершиться это свидание.
– Ah! chere!…Ah! Marieie!… – вдруг заговорили обе женщины и засмеялись. – J'ai reve сette nuit … – Vous ne nous attendez donc pas?… Ah! Marieie,vous avez maigri… – Et vous avez repris… [Ах, милая!… Ах, Мари!… – А я видела во сне. – Так вы нас не ожидали?… Ах, Мари, вы так похудели. – А вы так пополнели…]
– J'ai tout de suite reconnu madame la princesse, [Я тотчас узнала княгиню,] – вставила m lle Бурьен.
– Et moi qui ne me doutais pas!… – восклицала княжна Марья. – Ah! Andre, je ne vous voyais pas. [А я не подозревала!… Ах, Andre, я и не видела тебя.]
Князь Андрей поцеловался с сестрою рука в руку и сказал ей, что она такая же pleurienicheuse, [плакса,] как всегда была. Княжна Марья повернулась к брату, и сквозь слезы любовный, теплый и кроткий взгляд ее прекрасных в ту минуту, больших лучистых глаз остановился на лице князя Андрея.
Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрогивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка. Княгиня рассказывала случай, который был с ними на Спасской горе, грозивший ей опасностию в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что она все платья свои оставила в Петербурге и здесь будет ходить Бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился, и что Китти Одынцова вышла замуж за старика, и что есть жених для княжны Марьи pour tout de bon, [вполне серьезный,] но что об этом поговорим после. Княжна Марья все еще молча смотрела на брата, и в прекрасных глазах ее была и любовь и грусть. Видно было, что в ней установился теперь свой ход мысли, независимый от речей невестки. Она в середине ее рассказа о последнем празднике в Петербурге обратилась к брату:
– И ты решительно едешь на войну, Andre? – сказала oia, вздохнув.
Lise вздрогнула тоже.
– Даже завтра, – отвечал брат.
– II m'abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l'avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Костромской области
- Кинорежиссёры по алфавиту
- Кинорежиссёры СССР
- Кинорежиссёры России
- Кинорежиссёры XX века
- Сценаристы по алфавиту
- Сценаристы СССР
- Сценаристы России
- Сценаристы XX века
- Народные артисты РСФСР
- Заслуженные деятели искусств РСФСР
- Лауреаты Ленинской премии
- Лауреаты Каннского кинофестиваля
- Лауреаты премии BAFTA
- Выпускники ВГИКа
- Преподаватели ВКСР
- Кинорежиссёры-фантасты России
- Шестидесятники
- Умершие от рака лёгкого
- Похороненные на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа
- Почётные граждане Флоренции
- Андрей Тарковский
