Андрей Юродивый

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Андрей Юродивый

Покров Пресвятой Богородицы (новгородская икона)



Почитается

в Православии

День памяти

2 октября (15 октября), {{{4}}} (28) мая в греческой традиции

Подвижничество

подвиг юродства

Андре́й Юро́дивый (или Андрей Константино́польский, Андрей Царегра́дский, греч. ̓Ανδρέας ὁ Σαλός; ум. в 936 году) — известный христианский святой и юродивый.

День памяти: 2 (15 октября)





Биография

Андрей, родом из Скифии, был рабом богатого сановника Феогноста из Константинополя. Отрок был прекрасен собою и отличался добрым нравом, поэтому и стал любимым рабом Феогноста, а в дальнейшем последний отдал Андрея обучаться Священному Писанию.

Принявший аскетический подвиг юродства, Андрей был изгнан своим хозяином и жил в бедности и холоде, терпеливо перенося насмешки и унижения окружающих. Позже Андрей Юродивый, по данным из агиографических источников, сподобился видения Пресвятой Богородицы, что впоследствии нашло своё отражение в празднике Покров Пресвятой Богородицы, отмечаемом православными и католиками восточного обряда.

Когда Константинополь (Царьград) был окружён неприятельскими войсками, жители его в страхе собрались в храме Пресвятой Богородицы на Влахернах, где правилась всенощная. Андрей также присутствовал и молился на службе. Когда служба подходила к концу, Андрей увидел осеняемую светом Богоматерь в сопровождении ангелов и святых. Дева Мария после долгой коленопреклоненной молитвы со слезами сняла со своей головы ясный плат — омофор (греч. мафорион) и широко простерла этот покров над народом в церкви, обеспечивая их защиту. Это видение и знак означали спасение жителей города от нашествия, и войска противника вскоре действительно отступили.

Память совершается Русской православной церковью 15 октября (2 октября по юлианскому календарю), другими церквями греческой традиции — 28 мая[1].

Пространное греческое Житие Андрея Юродивого было переведено на древнерусский язык в XII веке (предположительно на севере — в Новгороде, ввиду древненовгородских черт во многих списках) и стало очень популярно на Руси. Существуют и оригинальные русские произведения с участием Андрея Юродивого.

Различные версии жития святого

До настоящего времени сохранилось более 110 греческих рукописей, где приводятся разные редакции жития, самый древний из которых — унциальный фрагмент 2-й половины X века. Согласно житию, святой жил во времена императора Льва Великого (Льва I) и преподобного Даниила Столпника (ум. в 493 г.).

Ряд анахронизмов в тексте и его сходство с биографиями других юродивых — Симеона Эмесского, Василия Нового, Нифонта Кипрского — заставили его первого издателя К. Яннинга отнести время жизни Андрея Юродивого к правлению императора Льва VI (886-912 гг.), а создание жития - к X веку. Архиепископ Сергий (Спасский), соглашаясь с указанной датировкой, указал на позднее появление имени святого в греческих синаксарях (XII в.)[2].

По мнению И. И. Срезневского[3], могло существовать древнее житие преподобного, написанное в VI веке и переработанное в середине X века. С. Манго считал, что житие Андрея Юродивого было создано в конце VII века[4].

Напишите отзыв о статье "Андрей Юродивый"

Примечания

  1. [www.sedmitza.ru/text/407402.html «Приидите, честный Покров Божия Матери ублажим» (комментарий в свете веры)]. Церковно-научный центр «Православная энциклопедия». (Проверено 1 ноября 2016)
  2. Сергий (Спасский), архиеп. Св. Андрей, Христа ради юродивый // Странник. 1898. № 9-12. С. 3-33, 193-214, 393-425, 605-652
  3. Срезневский И. Житие Андрея Юродивого // Сборник ОРЯС. 1880. Т. 20. Ч. 4. С. 149-184
  4. Mango C. The Life of St. Andrew the Fool Reconsidered // Riv. di studi bizantini e slavi. 1982. Vol. 2. P. 297-313

Литература

Ссылки

Отрывок, характеризующий Андрей Юродивый

– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.