Андрей (Рымаренко)

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Андрей и фамилией Рымаренко.

Архиепископ Андрей<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Архиепископ Роклэндский, викарий Нью-Йоркской епархии
2 марта 1968 — 12 июля 1978
Предшественник:	викариатство учреждено
Преемник:	викариатство упразднено
Имя при рождении:	Адриан Адрианович Рымаренко
Рождение:	15 (27) марта 1893(1893-03-27) Ромны, Полтавская губерния
Смерть:	12 июля 1978(1978-07-12) (85 лет) Спринг-Вэлли, штат Нью-Йорк, США
Принятие монашества:	феврале 1968 года

Архиепископ Андре́й (в миру Адриа́н Адриа́нович Рымаре́нко; 15 (27) марта 1893, Ромны, Полтавская губерния — 12 июля 1978, Спринг-Вэлли, штат Нью-Йорк) — епископ Русской Православной Церкви заграницей, архиепископ Роклэндский, викарий Нью-Йоркской епархии.

Семья и молодость

Родился в обедневшей украинской семье промышленника. Был учеником оптинских старцев, Анатолия Младшего (Потапова) и Нектария (Тихонова), после смерти которого в 1928 о.Адриан читал по нему отходную. С молодости увлекался творчеством Фёдора Достоевского.

Окончил Ромненское реальное училище, три года учился в Петроградском политехническом институте. Работал статистиком в Полтавской губернии.

Служение в Ромнах

14 октября 1921 года рукоположен в сан диакона, 17 октября 1921 года — в сан иерея. Оба рукоположения совершил архиепископ Полтавский Парфений (Левицкий). Служил в храме Александра Невского в городе Ромны. Один из его прихожан, Дмитрий Владимирович Мышецкий, в эмиграции вспоминал:

Было это в 1921-м году на Украине, в Полтавской губернии. Время было трудное. Полный упадок духовной жизни. Многие доходили до отчаяния. В одном городе, расположенная в живописном месте, была Александро-Невская церковь, которая, как и все еще оставшиеся открытыми церкви, обычно пустовала. Но вот в ней начал служить молодой священник… Служил он проникновенно, а проповеди его, в которых сразу же стал обнаруживаться талант выдающегося проповедника, зажигали сердца слушающих тем огнём, которым горел и сам проповедник. Церковь его стала наполняться народом. Среди этого народа все больше и больше стали появляться монахи уже закрытых монастырей. Ни в какой другой церкви не могли они найти того аромата духовной жизни, того благоговения, ради которого они оставили мир.

Киевский священник

После закрытия храма в Ромнах в 1926 году был выслан в Киев под надзор ГПУ. Не получил регистрации как священник, был вынужден служить тайно, нелегально жил у своих знакомых. В 1930 году был арестован, освобождён после тяжёлой болезни.

Смог легализоваться в 1934 году, получив 20 мая 1934 года назначение настоятелем Николаевской церкви на Аскольдовой могиле в Киеве.

С 8 мая 1935 года — настоятель Свято-Пантелеймоновской церкви на Куренёвке.

Однако вскоре снова перешёл на нелегальное положение, служил тайно. Организовал в Киеве тайный домашний храм, постоянно подвергался угрозе ареста, скрывался в квартирах своих духовных чад.

Позднее вспоминал о том, как во время массовых ночных арестов, проводившихся органами НКВД в Киеве, скрывался в доме профессора-протестанта, женатого на православной. Не желая подвергать риску семью профессора, выходил ночью во двор дома: «Встанешь, возьмёшься за дерево и так всю ночь простоишь».

После того, как в сентябре 1941 года Киев был занят немецкими войсками, о.Адриан возобновил открытое служение, стал духовником возрождающегося Покровского женского монастыря, одновременно занимался помощью нуждающимся, создал дом для престарелых и увечных, больницу. Стал организатором православной общины, состоявшей из его прихожан. В этот период его духовным отцом был схиархиепископ Антоний (Абашидзе), считавшийся прозорливым старцем и скончавшийся в 1942 года.

В 1943 году о.Адриан был духовником киевского духовенства, товарищем председателя Епархиального общества помощи лицам духовного звания и преподавателем Киевской духовной семинарии.

Служение в Германии

Осенью 1943 года, перед занятием Киева советскими войсками, вместе с некоторыми членами своей общины (среди которых, в частности, был Олег Концевич, позднее ставший епископом Нектарием) выехал на Запад. Позднее говорил, что многие православные люди в это время бежали в Германию не из страха перед расстрелом или коммунистическим режимом, а для того, чтобы не потерять уже раз найденный путь христианской жизни, чтобы освободить свой дух, чтобы продолжать жить по-христиански и строить христианский быт.

С 17 ноября 1943 году исполнял обязанности настоятеля кафедрального Воскресенского собора Берлина, с 8 марта 1944 года — настоятель этого собора в сане протопресвитера. Был духовным пастырем для самых разных категорий верующих: для «старых эмигрантов», военнопленных, угнанных в Германию «восточных рабочих», бежавших от Красной армии противников большевизма и лиц, сотрудничавших с оккупационной администрацией. Во время настоятельства о.Адриана службы стали ежедневными (утром и вечером), настоятель не прекращал богослужений во время бомбардировок Берлина союзной авиацией. В соборе была открыта приходская столовая, в которой кормили живших в Берлине русских людей, многие из которых потеряли всё своё имущество и голодали. По воспоминаниям современников, собор превратился в круглосуточный пункт оказания помощи и участия.

В 1945 году переехал в Южную Германию, служил в храме под Штутгартом, в Вендлингене. Помог многим избежать депортации в СССР.

Основатель Ново-Дивеевского монастыря

В 1949 году вместе с своей церковной общиной переехал в США. Основал Ново-Дивеевский Успенский женский монастырь в Спринг-Вэлли (штат Нью-Йорк), на территории, выкупленной у католической церкви (ранее там находился католический женский монастырь). Во времена расцвета обители там жило около 50 монахинь (многие из них принадлежали ко «второй волне» русской эмиграции), к XXI веку число сестёр уменьшилось до десятка. В Ново-Дивеевской обители особо почитается память преподобного Серафима Саровского. В монастыре были построены домовая церковь в честь Успения Божией Матери и храм преподобного Серафима. При обители создано большое православное кладбище.

Среди особо почитаемых реликвий монастыря

• Владимирский образ Божией Матери из Оптиной пустыни — дар последних старцев Киеву;
• образ-портрет преподобного Серафима, писанный при его жизни;
• крест из Ипатьевского дома в Екатеринбурге, где была убита семья последнего русского царя Николая II;
• два образа Спасителя, принадлежавшие Николаю II и находившиеся с царской семьей в Тобольске и Екатеринбурге.

Архиерей

В феврале 1968 года, после того как скончалась его жена Елена Григорьевна, принял монашество с именем Андрей.

2 марта 1968 года хиротонисан во епископа Роклэндского, викария Нью-Йоркской епархии.

В 1973 году, в день своего 80-летия, возведён в сан архиепископа.

22 июля 1975 года владыку Андрея посетил нобелевский лауреат Александр Солженицын и провёл в беседе с ним более часа; годом позже – Мстислав Ростропович с Галиной Вишневской.

Считал главной опасностью для православной жизни в наши дни «гуманизм», определяемый им как интеллектуальное и политическое движение, которое стремится уничтожить христианство и заменить его земным, рационалистическим мировоззрением, где человек по существу становится сам себе богом. Проявлениями такого «гуманизма» можно считать и европейское Возрождение, и французскую и российскую революции, его успехи связаны в значительное степени с невниманием и невежеством в духовной жизни. Утверждал, что защитой от него служит сознательное православное мировоззрение.

Скончался 12 июля 1978 года после тяжёлой и продолжительной болезни. Похоронен в Ново-Дивееве, Нануэт (пригород Нью-Йорка).

Ссылки

• [www.pravenc.ru/text/115252.html АНДРЕЙ] // Православная энциклопедия. Том II. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2001. — С. 360-361. — 752 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-89572-007-2
• Корнилов А. А. [www.krotov.info/history/20/1920/rymarenk.html Подвижники гонимой Церкви. Киевский протоиерей о. Адриан Рымаренко]
• [zarubezhje.narod.ru/av/a_040.htm Архиепископ Андрей (Рымаренко Адриан Адрианович) (1893—1978)]
• Иеромонах Серафим (Роуз). [www.russianorthodoxchurch.ws/Nashe%20nasledie/vlandrei-frsrose.html Живая связь со святыми отцами: Архиепископ Андрей (Рымаренко)]
• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_5422 Андрей (Рымаренко)] на сайте «Русское православие»
• [piter.orthodoxy.ru/pspb/n138/ta013.htm Удел преподобного Серафима Саровского в Северной Америке]
• [www.pstbi.ru/bin/db.exe/koi/nm/?HYZ9EJxGHoxITYZCF2JMTcCid6qUtu0fc74fsuOZfOXjTX2tB1ByV8Kfc5tjNK2iBXY* Андрей (Рымаренко Адриан Адрианович)] // База Данных ПСТГУ
• [pstgu.ru/download/1282733446.kornilov.pdf Взгляды архиепископа Роклэндского Андрея (Рымаренко) на судьбы Русской православной церкви и русской эмиграции]
• [ricolor.org/history/roa/16_08_09/ Архиепископ Андрей (Рымаренко) и власовское движение]
• [christthesavior.net/?p=525 Modern Orthodox Saints and Holy Fathers & Mothers: Archbishop Andrew of Rockland]

Отрывок, характеризующий Андрей (Рымаренко)

«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.