Андретти, Марио

Марио Андретти 

Гражданство	Италия Италия (до 1964) США США (c 1964)
Дата рождения	28 февраля 1940(1940-02-28) (84 года)
Выступления в «Формуле-1»
Сезоны	14 (1968 — 1972, 1974 — 1982)
Автомобили	Ferrari, March, Lotus, Parnelli, Alfa Romeo, Williams
Гран-при	131 (128 стартов)
Чемпион мира	1 (1978)
Дебют	Италия 1968
Последний Гран-при	Лас-Вегас 1982
Победы Поулы 12 (Южная Африка 1971) 18 (США 1968) Подиумы Очки БК 19 180 10

Марио Андретти (англ. Mario Gabriele Andretti, 28 февраля, 1940, Монтона, Италия, сейчас Мотовун, Хорватия) — американский автогонщик итальянского происхождения, чемпион мира по автогонкам в классе Формула-1. Имя Марио Андретти в США воспринимается как синоним скорости, аналогично имени Барни Олдфилда в начале двадцатого века и Стирлинга Мосса в Великобритании. До сегодняшнего дня единственный пилот, одержавший победу в чемпионате мира «Формулы-1» (1978), «Индианаполис-500» (1969) и «Дайтоне-500».

Биография

Ранние годы

Марио Андретти родился в городе Монтона итальянской провинции Истрия (итал. Montona d'Istria) вместе с братом-близнецом Альдо. Семья Марио, Альдо и их старшей сестры Анны-Марии не бедствовала — у них была своя винодельня. Всё изменилось с началом Второй мировой войны — винодельня доходы приносить перестала, и зачастую было нечего есть. К концу войны город заняли югославские партизаны, его переименовали в Мотовун и после войны он вместе со всей провинцией перешёл в состав Югославии. В 1948 году отец Марио, Джиджи Андретти смог вместе с семьёй вернуться на родину, где вплоть до 1955 года жил в лагере беженцев. Наконец, в июне 1955 года, не видя перспектив трудоустройства на родине, Джиджи перевёз всю семью через Атлантику, в США, в город Назарет, штат Пенсильвания.

Начало карьеры

Интересоваться автогонками Марио начал, можно сказать, даже ещё в глаза не видя никаких автомобилей. По воспоминаниям Рины Андретти — матери Марио и Альдо — близнецы уже с двухлетнего возраста носились по дому с крышками от кастрюль в руках, держа их на манер руля и крича «вррруммм-вррруммм!». Поэтому как только им исполнилось по пять лет, брат мамы сделал им деревянный автомобильчик — на что-то большее просто не было денег. Близнецы «гонялись» на нём, спуская с горки. После возвращения на родину в Италию они окончательно заболели гонками, увидев победу Альберто Аскари в 1952 в Монце. Уже через год они участвовали в Формуле-Юниор за рулём автомобилей, одолженных друзьями. После переезда же в США поначалу Марио и Альдо решили, что с гонками покончено — поскольку считали, что в Америке гоняются только в Индианаполисе.

К счастью, в Назарете обнаружился грунтовый овал, и братья снова принялись за старое. Собрав по пять баксов со школьных друзей, они купили за бесценок подержанный Hudson Hornet 1948 года выпуска и стали доводить его до ума. Первый старт пришёлся на год десятилетнего юбилея машины, в 1958 году. Стартуя по очереди, они почти каждый уикенд выигрывали гонки. Альдо был популярнее у зрителей — считалось, что Марио слишком много рискует. Однако вскоре авария случилась именно с более благоразумным Альдо. На гонке в Хэтфилде в финале сезона-59 он разбился, да так, что несколько недель провёл в коме. Для устранения последствий аварии пришлось прибегнуть к пластической хирургии, и с тех пор Альдо не очень похож на Марио. Впоследствии Альдо ещё участвовал в гонках, но затем остепенился и прекратил выступления, занявшись бизнесом.

USAC и первые успехи

Марио же продолжил карьеру. Поучаствовав в младших сериях, в 1964 году он наконец добрался до главного чемпионата страны — USAC. В первой своей гонке в Трентоне он финишировал 11-м, а в последней гонке чуть не выиграл. На следующий год, выступая в легендарной гонке «500 миль Индианаполиса», он с ходу заработал третье место и титул «Новичок года», затем впервые победил, а в конце года завоевал чемпионский титул. В 1966 он повторяет успех в чемпионате, заработав восемь побед, ещё через год вдобавок ко второму месту в чемпионате Марио добавляет победу в знаменитой гонке «Дайтона-500». По результатам сезона ему присваивают звание «Гонщик года».

Проба сил в Формуле-1

Добившись успеха в США, Марио решает попробовать свои силы в Формуле-1. Договорившись с Колином Чепменом, знакомым по участию в «Инди-500» середины 60-х, он запланировал принять участие в Гран-при Италии 1968 года. Дебют сорвался — показав десятое время на квалификации, Марио вместе с другом и соперником по американским гонкам Бобби Анзером планировал улететь в США, принять там участие в гонке Hoosier 100, а затем вернуться к началу Гран-при. Однако по действующим тогда правилам гонщик не имел права принимать участия в гонке, если до этого в течение 24 часов он участвовал в каком-либо другом соревновании, и американцу пришлось выбирать — или Европа, или Америка. Марио выбрал Америку, и дебют в Гран-при переместился с его старой родины Италии на новую — США.

Дебют оказался ошеломляющим — практически без подготовки Марио завоевал поул. В гонке, правда, долго продержаться не удалось — после трети дистанции отказало сцепление, но впечатление получилось что надо. В следующем году в USAC он завоевал третий титул, выиграл — единственный раз в карьере — «Индианаполис-500», но в Европе за несколько редких выступлений до финиша добраться ни разу не удалось. В 1970 победы в США прекращаются, зато удается наконец финишировать в Формуле-1, на этот раз за рулём March — и сразу на подиуме, на третьем месте. В 1971 он занимает место, являющееся пределом мечтания всех итальянских гонщиков — в «Феррари», и сразу побеждает, на первом же этапе чемпионата — но в дальнейшем в очках удается финишировать лишь раз. За океаном же удача и вовсе отворачивается от работающего на два фронта гонщика — за семидесятые он побеждает всего трижды. В 1972 он участвует в гонках одновременно по обе стороны океана, в Формуле добившись лишь пары финишей в очках, а в США став в чемпионате лишь 11-м. В 1973 он решает сосредоточиться на USAC, но занимает в чемпионате лишь пятое место, победив всего единожды.

Парнелли (1974-75)

Последние несколько лет в USAC Марио выступал в команде Парнелли Джонса, но без особого успеха. Когда Парнелли решил перейти в Формулу-1, Марио последовал за ним — тем более, что команда была усилена автором автомобиля-клина Lotus 72 Моррисом Филипом. Начав выступления с двух последних этапов 74 года, Андретти продолжал выступления весь 1975-й. Из затеи мало что получилось — основной спонсор Firestone прекратил финансовую поддержку команды уже в конце 1974 года, так что выступать приходилось в условиях стеснённого бюджета. Путём постоянных улучшений машины Марио смог трижды — в Швеции и Франции в 75 и в ЮАР в 1976 — набрать очки, но найти нового спонсора на замену не удалось, и после Западного Гран-при США в Лонг-Бич Парнелли закрыл команду. Самое интересное, что Марио узнал об этом не от босса, а от журналистов. После схода с дистанции те спросили у Андретти — как, мол, вам такое окончание Формульной карьеры. Марио ответил, что карьера в Формуле может и закончилась у Парнелли, но точно не у него, Андретти — и тем же вечером встретился с Колином Чепменом, за команду которого он уже провёл первую гонку сезона, пропущенную Джонсом. Вскоре был подписан контракт, который принесёт Марио большую часть достижений, завоёванных в Формуле-1.

Лотус

Первое знакомство с новой машиной, Lotus 77, оставило не лучшее впечатление, Марио даже назвал как-то машину «барахлом». Однако конструктор Лен Терри спроектировал новую подвеску на рокерных рычагах, которую можно было настраивать индивидуально под каждую трассу. Вкупе с умением Марио чувствовать пределы возможностей машины это вскоре начало давать результаты. В Андерсторпе Андретти комфортно лидировал, пока не подвёл мотор, во Франции впервые завоевал очки, а в Нидерландах и Канаде финишировал на подиуме. Напарник итальянца, швед Гуннар Нильссон, с которым сразу сложились дружеские отношения, добился подиума ещё на четвёртом этапе, в Испании. Наконец, на последнем же этапе в Японии на залитой дождём трассе Марио тактически полностью переиграл всех соперников и финишировал первым с отрывом в круг.

Следующий же сезон оказался ещё лучше. Спроектированный ещё в прошлом году Lotus 78 был построен на основе очередной гениальной идеи Чепмена — граунд-эффекте, и был готов уже к Гран-при Нидерландов 1976 года. Чепмен не стал выставлять его на гонки сразу после производства, опасаясь что соперники позаимствуют идею, а предпочёл довести конструкцию до ума. Большая часть усилий по доводке машины была произведена именно американцем — на тестовом треке команды он проехал буквально тысячи километров. Результаты не заставили себя ждать — уже на четвёртом и пятом этапах Марио завоевал победы, позже победил ещё дважды, семь раз был на поуле и часто лидировал в гонке. Правда, побороться за титул не получилось — помешали всевозможные «детские болезни» машины.

В новом, 1978 сезоне в первых четырёх гонках Андретти за рулём Lotus 78 ещё раз победил и ещё раз сошёл из-за механических проблем. Появившийся начиная с Бельгии Lotus 79, избавленный от принципиальных недостатков предшественника, превратил преимущество американца на трассах в доминирование. Завоевав пять побед, семь поулов и трижды установив быстрый круг, он выиграл титул, что называется, за явным преимуществом. Достижение было омрачено гибелью напарника — Ронни Петерсон, в начале 78-го заменивший заболевшего раком Нильссона, на Гран-при Италии попал в аварию и умер в больнице из-за недосмотра врачей.

Чем выше полёт, тем ниже падение — после 1978 карьера Марио в Формуле-1 покатилась вниз. К новому 1979 сезону все команды построили автомобили с граунд-эффектом, и на их фоне новый Lotus 80 совершенно не смотрелся. Излишняя жёсткость подвески сводила на нет всю прижимную силу, и новинку пришлось прекратить применять уже после трёх Гран-при. Старый же Lotus 79 не позволял бороться за победы — и если напарник, которым на этот раз стал Карлос Ройтеман, смог четырежды добраться до подиума, то Марио добился лишь одного третьего места. О победах никто уже и не помышлял. В 1980 году результаты и вовсе скатились до неприличных — лишь раз за сезон, на последней гонке Андретти смог записать на свой счёт единственное очко. Вдобавок у главного спонсора, компании Essex, начались проблемы с законом. Разочарованный как результатами, так и отсутствием перспектив, Марио разорвал отношения с командой и перешёл в заводскую «Альфа-Ромео».

После Лотуса

Как вскоре выяснилось, лучше было бы не уходить. Если «Лотусы» регулярно набирали очки, то «Альфа-Ромео» проявляла в полной мере свою знаменитую надёжность двигателей, точнее, отсутствие таковой. Когда же машина не ломалась, выяснялось, что скоростью она тоже не обладает. Лишь на стартовом этапе в США Марио смог заработать очки, финишировав четвёртым. На следующий, 1982 сезон гонщик не стал искать контракт постоянного пилота, во многом потому что считал формульные машины с граунд-эффектом абсурдными — им не требовалось совершенно никакого мастерства, нужно было просто давить на газ и поворачивать руль, а умение отходило на второй план. Марио всё же принял участие в трёх отдельных Гран-при сезона, причём интересно, что два из них были проведены в США, а ещё один — в Италии. Сначала он заменил в «Уильямсе» Ройтемана, неожиданно для команды разорвавшего контракт (аргентинец поругался с Фрэнком Уильямсом по поводу конфликта вокруг Фолклендских островов), а на последних двух гонках сезона заменил в «Феррари», получившего тяжёлые травмы Пирони. На одной из этих гонок Марио заработал свои последние достижения в Формуле-1 — поул-позицию и финиш на подиуме (третье место). Позже, в 1984 году Марио чуть было не вернулся в Формулу-1 — штатный гонщик команды «Рено» Патрик Тамбэ сломал на этапе в Канаде ногу, было неясно, сможет ли он восстановиться к следующей гонке в Детройте, и на всякий случай позвали Андретти. Француз смог восстановиться и принял участие в гонке, что не особенно расстроило Марио — он насладился гонкой в качестве зрителя, тем более что оба его сына участвовали в гонках поддержки данного Гран-при.

Возвращение в США

Все годы выступления в Формуле-1 Андретти не прерывал связи с гоночным миром Америки, каждый год участвуя в нескольких гонках чемпионата USAC, а затем CART. В 1978 и 1980 он даже выиграл по одной гонке. Закончив формульную карьеру, Марио перешёл на полный график — и в первом же полном сезоне, в 1982 стал бронзовым призёром чемпионата. На следующий год он повторил это достижение, дважды победив, а в 1984 добавил к имеющимся трём четвёртый титул чемпиона высшей американской серии для автомобилей с открытыми колёсами.

В 1989 к серии присоединился его старший сын Майкл, и в 1990—1994 годах они выступали в одной команде. Кроме «Индикара», отец с сыном также выступали в одной компании в чемпионате IMSA GT. Постепенно результаты стали ухудшаться, после 1988 побеждать уже не удавалось, но места на подиуме Марио занимал регулярно. Наконец, в 1993 году в Финиксе он одержал свою последнюю победу в гонке, а на следующий год закончил карьеру.

«Индианаполис-500»

История выступлений Марио Андретти в Индианаполисе насчитывает несколько десятилетий. В первый раз он вышел на старт знаменитой гонки в 1965 году, а в последний раз — в 1994, всего 29 раз. Несмотря на такое впечатляющее количество попыток, победить он смог всего лишь раз — на заре карьеры, в 1969. Множество раз он сходил с дистанции, лидируя. Даже финишировать ему удалось лишь пять раз, считая победу в 69 — и это почти за три десятилетия! Неудачливость Марио даже получила собственное название — «Проклятие Андретти». В 1981 его уже объявили победителем после того как Бобби Анзера, вслед за которым он финишировал, дисквалифицировали — но затем была подана апелляция и дисквалификацию заменили на денежный штраф. В 1985 незадолго до окончания гонки его обогнал Дэнни Салливан, после чего его развернуло. Казалось бы, победа в руках — но после пит-стопа Салливан снова обогнал Марио и победил. В 1987 году Андретти доминировал как в тренировках, так и в гонке, лидировал 170 кругов из первых 177 — но потом сошёл из-за неполадок. Наконец, в 1992 году во время гонки он попал в тяжёлую аварию и сломал обе лодыжки. Самое интересное, что «проклятие Андретти» распространяется также и на других представителей данного семейства. Ни Майкл, ни другие родственники Марио так и не смогли победить в этой гонке.

Определенной компенсацией за годы неудач в «Инди-500» можно считать инцидент, случившийся во время подготовки к «Инди-500» 2003 года. Незадолго до начала подготовки выступавший в то время за команду Майкла Андретти Тони Канаан сломал руку, и Марио решил тряхнуть стариной и сесть за руль. Предполагалось, что если Тони не успеет восстановиться к началу квалификационных заездов, таковые вместо него проведёт Марио, а в гонке вернёт машину бразильцу. Участия Марио в гонке не предполагалось. Несмотря на то, что к тому моменту с окончания карьеры старшего Андретти прошло уже почти десять лет (да и опыта использования современных индикаров у него не было), Марио с ходу показал конкурентоспособное время. С первой же попытки он показал скорость на круге более 212 миль в час, а позже увеличил это значение до более чем 223 миль в час. Возникало впечатление, что легендарный гонщик вовсе и не уходил из соревнований. Возникли разговоры, что Марио может и в гонке принять участие.

Однако, затем случилось непредвиденное. За две минуты до окончания квалификации в первом повороте разбил машину Кенни Брак, вследствие чего возникли жёлтые флаги. Марио, проходивший в тот момент быстрый круг, среагировать не успел, и на полной скорости наехал на фрагмент автомобиля шведа. Столкновение с обломком, которым вероятнее всего было заднее антикрыло, подбросило нос автомобиля Марио вверх, машина взлетела и на полной скорости закувыркалась по прямой. Видео с вертолёта показывает, что автомобиль срезал верхнюю часть высоченного забора безопасности и чуть не перетел через него. Потратив кинетическую энергию на бешеное вращение, автомобиль наконец приземлился на поверхность трассы — в правильном положении, «головой вверх».

Несмотря на чудовищный характер аварии, Марио даже не поцарапался. Изначально гонщик не счёл инцидент чем-то особенным и всё равно намеревался выйти на квалификацию, но днём позже всё же решил не испытывать судьбу.

Ле-Ман

Кроме гонок на автомобилях с открытыми колёсами, Марио также участвовал в гонке «24 часа Ле-Мана» на протяжении четырёх десятилетий. В 1966 он выступал в паре с Люсьеном Бьянки, но сошёл. В 1967 на пит-стопе механик установил тормозную колодку задом наперёд, из-за чего в первом же повороте Андретти попал в тяжёлую аварию, автомобиль выбросило на середину трассы, почти полностью её заблокировав. Его напарники по команде Жо Шлессер и Роджер Маккласки в свою очередь также попали в аварию, пытаясь избежать столкновения с автомобилем Марио. Пострадавшего гонщика вытащил Маккласки.

Вплоть до окончания работы в Формуле-1 Марио не уделял внимания Ле-Ману. В 1982 году в паре с сыном Майклом они квалифицировали свой Mirage M12 на девятом месте, но были сняты с гонки за полтора часа до старта якобы из-за технических нарушений — при том что предварительную проверку машина прошла четырьмя днями ранее. Все протесты и апелляции результата не дали. Вновь Марио и Майкл заявились на гонку в 1988, прихватив в экипаж ещё и Джона, племянника Марио. За рулём заводского автомобиля компания из трёх Андретти финишировала на шестом месте.

После окончания активной карьеры Марио решил вернуться в Ле-Ман, чтобы добавить победу в этой гонке к списку своих достижений, но в 1995 смог добиться лишь второго места на финише. Позднее, в 2006 году в интервью он рассказал, что по его мнению, победу в тот год он упустил исключительно из-за плохой организации работы команды. В дальнейшем он ещё несколько раз пытался выходить на старт, но результаты становились всё хуже — 13-е место в 1996, сход в 1997, наконец, в 2000 в 60-летнем возрасте он финишировал 16-м.

Прочие кузовные гонки

В гонках спорткаров Марио также сопутствовал успех. Он трижды выигрывал «12 часов Себринга» (в 1967, 1970, 1972), присовокупив к последней из побед выигранную гонку «24 часа Дайтоны» того же года. 72-й вообще стал для Андретти наиболее успешным в спорткарах — в экипаже с Жаки Иксом за рулём «Феррари» он четырежды побеждал на этапах чемпионата мира спорткаров, большей частью обеспечив итальянскому автопроизводителю победу в чемпионате. Кроме того, он выступал в серии Can-Am в конце 60-х — начале 70-х.

В NASCAR он принял участие в 14 гонках, наиболее значимым достижением из них стала победа в «Дайтоне-500» 1967 года.

Семейные традиции

Марио Андретти является основателем целой династии гонщиков. Его сыновья, Майкл и Джефф, выступали в «Индикаре», причём Майкл в 1991 стал чемпионом серии. Альдо, родной брат Марио, в молодости также гонялся, но прекратил карьеру из-за травм, полученных в аварии. Племянник Марио и сын Альдо Джон Андретти участвовал сначала в Indycar, в настоящее время выступает в NASCAR, а в 2007—2011 годах участвовал в «Инди-500». Ещё один сын Альдо, Адам Андретти, также гонщик, а в 2005 гоночную карьеру в индикарах начал и внук Марио, сын Майкла — Марко. Семейство Андретти — первое в истории автоспорта, в котором в одном чемпионате (CART/Champ Car/Indycar) в разные моменты времени выступали пять родственников — соответственно Марио, Майкл, Джефф, Джон и Марко, причём четверо (не считая Марко) в 1990—1992 и 1994 годах соревновались одновременно. .

След в искусстве

• Анимационная студия «Пиксар» (англ. Pixar) сняла мультфильм Тачки, в котором Марио Андретти сыграл самого себя в эпизодической роли.
• Марио Андрети упоминается в песне «Shadrach» группы Beastie Boys в строках You love Mario Andretti cause he always drives his car well.
• Песня «Crash», Гвен Стефани содержит фразу: I picture you driving just like Mario Andretti.
• Песня Эми Грант из её альбома «Heart In Motion» (1991) содержит фразу: You like to drive like Mario Andretti, I like it taking my time.
• Имением гонщика названа компьютерная игра Mario Andretti Racing и её продолжение — Andretti Racing.

Результаты выступлений

Формула-1

Легенда к таблице

В таблице перечислены результаты всех Гран-при Формулы-1, в которых принимал участие пилот. Строками таблицы являются сезоны, столбцами — этапы Гран-при. В каждой клетке указаны сокращённое название этапа и результат гонщика, дополнительно обозначенный цветом. Расшифровка обозначений и цветов представлена в нижеследующей таблице. Пример Описание 1 Победитель 2 Второе место 3 Третье место 5 Финишировал в очковой зоне 12 Финишировал вне очковой зоны НКЛ Финишировал, но не классифицирован 15 Участвовал вне зачёта, либо по отдельной классификации 18 Не финишировал, но классифицирован Сход Не финишировал и не классифицирован НКВ Не квалифицирован НПКВ Не предквалифицирован ДСК Дисквалифицирован ИСК Исключён из протокола тест Тестер по пятницам НС Участвовал в гран-при в качестве боевого пилота, но не стартовал в гонке Т Травмирован или болен ОТК Отказ от участия НТР Прибыл на гран-при, но не участвовал даже в тренировках НПР Был заявлен в числе участников гран-при, но не прибыл к началу соревнований О Гонка отменена Не участвовал Поул-позиция Быстрый круг

Год	Команда	Шасси	Двигатель	Ш	1	2	3	4	5	6	7	8	9	10	11	12	13	14	15	16	17	Место	Очки
1968	Gold Leaf Team Lotus	Lotus 49B	Ford Cosworth DFV 3,0 V8	F	ЮЖН	ИСП	МОН	БЕЛ	НИД	ФРА	ВЕЛ	ГЕР	ИТА НС	КАН	СОЕ Сход	МЕК						—	0
1969	Gold Leaf Team Lotus	Lotus 49B	Ford Cosworth DFV 3,0 V8	F	ЮЖН Сход	ИСП	МОН	НИД	ФРА	ВЕЛ												—	0
		Lotus 63									ГЕР Сход	ИТА	КАН	СОЕ Сход	МЕК
1970	STP Corporation	March 701	Ford Cosworth DFV 3,0 V8	F	ЮЖН Сход	ИСП 3	МОН	БЕЛ	НИД	ФРА	ВЕЛ Сход	ГЕР Сход	АВТ Сход	ИТА	КАН	СОЕ	МЕК					15	4
1971	Scuderia Ferrari SpA SEFAC	Ferrari 312B	Ferrari 001 3,0 B12	F	ЮЖН 1	ИСП Сход	МОН НКВ	НИД Сход	ФРА	ВЕЛ												8	12
		Ferrari 312B2	Ferrari 001/1 3,0 B12								ГЕР 4	АВТ	ИТА	КАН 13	СОЕ НС
1972	Scuderia Ferrari SpA SEFAC	Ferrari 312B2	Ferrari 001/1 3,0 B12	F	АРГ Сход	ЮЖН 4	ИСП Сход	МОН	БЕЛ	ФРА	ВЕЛ	ГЕР	АВТ	ИТА 7	КАН	СОЕ 6						12	4
1974	Vel’s Parnelli Jones Racing	Parnelli VPJ4	Ford Cosworth DFV 3,0 V8	F	АРГ	БРА	ЮЖН	ИСП	БЕЛ	МОН	ШВЕ	НИД	ФРА	ВЕЛ	ГЕР	АВТ	ИТА	КАН 7	СОЕ ДСК</small>			25	0
1975	Vel’s Parnelli Jones Racing	Parnelli VPJ4	Ford Cosworth DFV 3,0 V8	F	АРГ Сход																	14	5
				G		БРА 7	ЮЖН 17	ИСП Сход	МОН Сход	БЕЛ	ШВЕ 4	НИД	ФРА 5	ВЕЛ 12	ГЕР 10	АВТ Сход	ИТА Сход	СОЕ Сход
1976	John Player Team Lotus	Lotus 77	Ford Cosworth DFV 3,0 V8	G	БРА Сход			ИСП Сход	БЕЛ Сход	МОН	ШВЕ Сход	ФРА 5	ВЕЛ Сход	ГЕР 12	АВТ 5	НИД 3	ИТА Сход	КАН 3	СШВ Сход	ЯПО 1		6	22
	Vel’s Parnelli Jones Racing	Parnelli VPJ4B				ЮЖН 6	СШЗ Сход
1977	John Player Team Lotus	Lotus 78	Ford Cosworth DFV 3,0 V8	G	АРГ 5	БРА Сход	ЮЖН Сход	СШЗ 1	ИСП 1	МОН 5	БЕЛ Сход	ШВЕ 6	ФРА 1	ВЕЛ 14	ГЕР Сход	АВТ Сход	НИД Сход	ИТА 1	СШВ 2	КАН 9	ЯПО Сход	3	47
1978	John Player Team Lotus	Lotus 78	Ford Cosworth DFV 3,0 V8	G	АРГ 1	БРА 4	ЮЖН 7	СШЗ 2	МОН 11													1	64
		Lotus 79								БЕЛ 1	ИСП 1	ШВЕ Сход	ФРА 1	ВЕЛ Сход	ГЕР 1	АВТ Сход	НИД 1	ИТА 6	СШВ Сход	КАН 10
1979	Martini Racing Team Lotus	Lotus 79	Ford Cosworth DFV 3,0 V8	G	АРГ 5	БРА Сход	ЮЖН 4	СШЗ 4		БЕЛ Сход			ВЕЛ Сход	ГЕР Сход	АВТ Сход	НИД Сход	ИТА 5	КАН 10	СШВ Сход			12	14
		Lotus 80							ИСП 3		МОН Сход	ФРА Сход
1980	Team Essex Lotus	Lotus 81	Ford Cosworth DFV 3,0 V8	G	АРГ Сход	БРА Сход	ЮЖН 12	СШЗ Сход	БЕЛ Сход	МОН 7	ФРА Сход	ВЕЛ Сход	ГЕР 7	АВТ Сход	НИД 8	ИТА Сход	КАН Сход	СШВ 6				20	1
1981	Marlboro Team Alfa Romeo	Alfa Romeo 179C	Alfa Romeo 1260 3,0 V12	M	СШЗ 4	БРА Сход	АРГ 8	САН Сход	БЕЛ 10	МОН Сход	ИСП 8											17	3
		Alfa Romeo 179										ФРА 8	ВЕЛ Сход	ГЕР 9	АВТ Сход
		Alfa Romeo 179D														НИД Сход	ИТА Сход	КАН 7	ЛВС Сход
1982	TAG Williams Racing Team	Williams FW07C	Ford Cosworth DFV 3,0 V8	G	ЮЖН	БРА	СШЗ Сход	САН	БЕЛ	МОН	СШВ	КАН	НИД	ВЕЛ	ФРА	ГЕР	АВТ	ШВА				19	4
	Scuderia Ferrari SpA SEFAC	Ferrari 126C2	Ferrari 021 1,5 V6T																ИТА 3	ЛВС Сход

Индианаполис-500

Год	#	Команда	Шасси	Мотор	Старт	Финиш
1965	12	Dean Van Lines	Hawk RE	Ford	4	3
1966	1	Dean Van Lines	Brawner	Ford	1	18
1967	1	Dean Van Lines	Hawk	Ford	1	30
1968	2	Overseas National Airways	Brawner	Ford TC	4	33
1969		STP Oil Treatment	Hawk III	Ford TC	2	1
1970	1	STP Oil Treatment	McNamora	Ford TC	8	6
1971	5	STP Oil Treatment	McNamora	Ford TC	9	30
1972	9	Viceroy	Parnelli	Offenhauser TC	5	8
1973	11	Viceroy	Parnelli	Offenhauser TC	6	30
1974	5	Viceroy	Eagle	Offenhauser TC	5	31
1975	21	Viceroy	Eagle	Offenhauser TC	27	28
1976	6	CAM2 Motor Oil	McLaren	Offenhauser TC	19	8
1977	9	CAM2 Motor Oil	McLaren	Cosworth TC	6	26
1978	7	Gould Charge	Penske PC-6/78	Cosworth TC	33	12
1980	12	Essex	Penske PC-9/80	Cosworth	2	20
1981	40	STP Oil Treatment	Wildcat	Cosworth TC	32	2
1982	40	STP-Intermedics	Wildcat 8B	Cosworth	4	31
1983	3	Newman/Haas Budweiser	Lola T700	Cosworth TC	11	23
1984	3	Budweiser-Newman-Haas	Lola T800	Cosworth	6	17
1985	3	Beatrice	Lola T900	Cosworth	4	2
1986	2	Newman/Haas	Lola T8600	Cosworth TC	30	32
1987	5	Hanna Car Wash	Lola T8700	Chevrolet A	1	9
1988	6	Amoco/K-Mart	Lola T8800	Chevrolet A	4	20
1989	5	Kmart/Havoline	Lola T8900	Chevrolet A	5	4
1990	6	Kmart/Havoline	Lola T9000	Chevrolet A	6	30
1991	6	Kmart/Havoline	Lola T9100	Chevrolet A	3	7
1992	2	Kmart/Texaco/Havoline	Lola T9200	Ford Cosworth XB	3	23
1993	6	Kmart/Texaco/Havoline	Lola T9300	Ford Cosworth XB	2	5
1994	6	Newman/Haas Racing	Lola T9400	Ford Cosworth XB	9	32

Литература

Steve Small. [books.google.com.ua/books?id=fGoqAAAACAAJ The Grand Prix Who's Who]. — 2. — Guinness World Records Limited, 1996. — С. 28. — 464 с. — ISBN 0-85112-623-5.

Ссылки

• [wildsoft.ru/drv.php?l=%C0&id=196809018 Марио Андретти]  (рус.) на сайте wildsoft.ru
• [www.historicracing.com/driver_detail.cfm?driverID=1643 Андретти, Марио]  (англ.) на сайте historicracing.com
• [f1kniga.ru/a/mario-andretti Биография Марио Андретти в энциклопедии Формулы-1]
• [www.andretti.com Andretti Family Official Web Site]
• [www.imdb.com/title/tt0120245/ Super Speedway at the Internet Movie Database]
• [www.andrettiwinery.com/ Andretti Winery]
• [www.gpdrivers.com/andrettimario.html Article on Mario Andretti’s activities out of Formula 1 in gpdrivers.com]

Отрывок, характеризующий Андретти, Марио

Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.