Андржейовский, Антон Лукьянович

Антон Лукьянович Андржейовский
Место рождения:	Варковичи, Волынь, ныне Дубенский район Ровненской области
Место смерти:	Ставищи, Киевская губерния ныне Таращанский район,Киевская область
Научная сфера:	ботаника, зоология
Место работы:	Киевский университет
Учёное звание:	профессор
Известен как:	исследователь флоры Украины

Систематик живой природы

Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Andrz.». [www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_authorAbbrev=Andrz.&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=all&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch Список таких таксонов] на сайте IPNI [www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=220-1-1 Персональная страница] на сайте IPNI Страница на Викивидах

Антон Лукьянович Андржейовский (Анджейовский; Андржиевский; польск. Antoni Andrzejowski, литературный псевдоним «Stary Detiuk»; 1785 — 12 декабря 1868) — российский ботаник, зоолог, педагог и писатель польского происхождения.

Жизненный путь

Антон Андржейовский родился в 1785 (по другим сведениям, в 1784) году на Волыни в польской семье. Его отец был обедневшим шляхтичем, кассиром банка.

В детстве учился рисованию в Вильно у художника Ю. Олешкевича. Затем обучался в гимназии Кременца, где стал членом студенческого общества, к которому, принадлежали К. Сенкевич, Ян Янушевич, Сероцинский, А. Добровольский и М. Гославский; по окончании курса с 1809 по 1815 год работал помощником учителя рисования в том же образовательном учреждении.

Благодаря своим целеустремлённости и трудолюбию А. Л. Андржейовский, хотя не получил высшего научного образования, тем не менее, выдвинулся на более широкое поприще и заслужил почётное имя своими учёными трудами. Практически всё своё свободное время он посвящал ботанике.

В 1815 году Андржейовский оставил занимаемую должность с целью расширить свои исследования. За три следующих года приобрёл такую массу теоретических и практических знаний, что в 1818 году был уже учителем ботаники и за рассуждение об открытом им новом роде растений, описанном по культурным экземплярам, под названием Чацкия (Czackia Andrz.), получил кафедру зоологии и ботаники в Кременце в той же гимназии, преобразованной в лицей.

В 1822 году совершил под влиянием В. Бессера два путешествия с научной целью по берегам реки Буг, в Киевской и Екатеринославской губерниям, Галиции и с этого же времени начал он помещать свои научные труды по ботанике в различных польских печатных изданиях. В 1829 году Андржейовский сопровождал профессора Э. Эйхвальда в его путешествии по Подольской, Волынской и Херсонской губерниям, но с этим учёным не поладил и обвинял его в присвоении многих чужих наблюдений.

В 1823 году Андржейовский был избран в число действительных членов Московского общества испытателей природы, в изданиях которого опубликовал на латинском и французском языках много своих сочинений о рептилиях, ископаемых и геологическом строении Волыни и Подолии.

В 1834 году определён адъюнктом по кафедре зоологии в Киевский университет. Андржейовский пожертвовал университету коллекцию сухих растений в 9000 видов и в связи с этим был избран членом-корреспондентом университета. В 1839 году был переведён профессором естественных наук в Нежинский лицей, где проработал до выхода в отставку в 1841 году, после чего жил преимущественно в Немирове и Белой Церкви, где, среди прочего, устраивал сады.

Антон Лукьянович Андржейовский скончался 12 декабря 1868 года в местечке Ставищах около города Таращи (Таращанский уезд Киевской губернии).

Вклад в науку и литературу

Андржейовский занимался систематикой и морфологией капустных, по этому семейству оставил рукописную диссертацию на степень доктора «Animadversiones in genera Orthoplocearum Brassicearum Systematis naturalis vegetabilium Augusti Pyrami De Candolle», описал несколько видов и родов, которые были приняты О. П. Декандолем.

А. Л. Андржейовский оставил до 15 трудов и исследований по ботанике на польском и французском языках (богатые фактическим материалом, касающиеся флоры и растительности территории современной Украины между Бугом и Днестром от реки Збруча до Чёрного моря) и одно на русском — «Исчисление растений Подольской губернии и смежных с нею мест» (Киев, 1860; результат участия в работах Комиссии для описания в естественно-историческом отношении Киевского учебного округа), но все они, также как и его преподавание, имели общий недостаток: отсутствие точности и основательности вследствие того, что его знания не имели строго научного фундамента, а были добыты только на практике.

Всего в современной систематике растений существует (по данным IPNI) 260 видов растений, описанных А. Л. Андржейовским.

Литературное творчество А. Л. Андржейовского более всего известно произведением «Ramoty starego Detiuka o Wołyniu» в четырёх томах (1861), которое остаётся уникальным источником сведений о жизни волынских помещиков середины XIX века; им написаны также том романов «Ramoty. Serya druga. Powieści z dziejów ojczystych» в который вошли произведения «Synowie Władysława Hermana» и «Dobiesław».

Память

Г. Райхенбах назвал именем Андржейовского новый род растений семейства Капустные (Brassicaceae) — Андржеёвския (Andrzeiowskia Rchb.)

Учёные труды

• Czackia, genre determine et decrit. — Krzemieniec, 1818. — 7 с.
• Rys Botaniczny Krain zwiedzonych w podrozach pomiedzy Bohem i Dniestrem od Zbrucza az do morza Czarnego odbytych w latach 1814, 1816, 1818, 1822. I. — Wilno, 1823. — VIII + 126 с.
• Nauka wyrazow botanicznych dla latwosci determinowania roslin, czyli zastosowanio do nich opisow; z najlepszych autorow krotko zebrana i porzaskiem abecadla ulozona. — Krzemieniec i Warszawa, 1825. — XXXVII + 247 + XVII с.
• Nauka wyrazow botanicznych. (Dictionarium glossologiae botanicae). — Cremenecii, 1827. — 218 с.
• Nazwiska Roslin Grekom starozytnym zna- nych na jezyk polski pretlumaczone. (Nomina plantarum Graecis antiquis cognitarum in idioma polonicum translata) // Dziennik Umiejetnosci i Sztuki na rok 1827. — Wilno, 1827. — Вып. 2. — С. 411—433. (совместно с В. Бессером)
• Rys Botaniczny Krain zwiedzonych w podrozach pomiedzy Bohem a Dniestrem, az do uysciy tych rzek w morze, odbytych w latach 1823 i 1824. Ciag drugi. — Wilno, 1830. — 93 с.
• Замечания о лесоводстве и необходимости разведения лесов в южных губерниях России // Молва (газета мод и известий). — М., 1836. — Вып. XI. — С. 286—291.
• Ботанический очерк местностей лежащих между Бугом и Днестром от р. Збруча до Черного моря (перевод с польского И. Сидоровича) // Зап. об-ва сельск. хоз-ва Южн. России. — 1855. — Вып. 2, февраль, 3, март, 4, апрель. — С. 63—78, 93—108, 149—164.
• Исчисление растений Подольской губернии и смежных с нею мест. I // Тр. Комис. при ун-те св. Владимира для описания губерний Киевск. учебн. округа. — Киев, 1860. — Т. V, вып. 1. — С. 1—51.
• Исчисление растений Подольской губернии и смежных с нею мест. II // Киевск. университетск. изв. — июль 1862. — Вып. 7. — С. 94—142.
• Рогович А. Наблюдения A. Л. Андржейовского о местонахождениях замечательных растений здешней флоры, преимущественно дикорастущих в окрестностях м. Ставище и в ближайших к нему местностях. Из посмертных его заметок, сообщенных графом А. В. Браницким // Обозрение семенных и высших споровых растений, входящих в состав флоры губерний Киевского учебного округа. — Киев, 1869. — С. 247—308.
• Flora Ukrainy czyli opisanie roslin dziko rosnacych w Ukrainie Przed-Dniepprowej i w sasiednich z nia okolicach Wolynia, Podola i gub. Chersonskiej. — Warszawa, 1869. — XIV + 93 с.

Литература

• [некролог] // Киевлянин : газета. — 1869. — № 1.
• Kremer A. Zywoty przyrodnikow krajowych. Antoni Andrzejowsc // M. Sprawozdanie Komisyi Fizyograficznej. — Krakow, 1869. — Вып. III. — С. 157—161.

Ссылки

• Андржеиовский Антон Лукьянович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Андржейовский, Антон Лукьянович

– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!