Андруцос, Одиссей

Одиссей Андруцос
греч. Οδυσσέας Ανδρούτσος
Одиссей Андрутсос
Дата рождения:	1788(1788)
Место рождения:	Итака
Подданство:	Греция Греция
Дата смерти:	5 июня 1825(1825-06-05)
Место смерти:	Афины

Одиссей Андру́цос (греч. Οδυσσέας Ανδρούτσος; 1788 — 5 июня 1825) — греческий военачальник, деятель греческой войны за освобождение. Одна из самых динамичных и в то же время трагических фигур освободительной войны.

Биография

Одиссей родился в 1790 году на острове Итака. Его отец, известный клефт Андреас Андруцос происходил из Средней Греции, ном Фтиотида, мать из города Превеза (Эпир).

После десятилетий военных действий против турок, Андреас Андруцос присоединился со своим отрядом к каперному флоту Ламброса Кацониса из Ливадии, греческого повстанца и одновременно офицера на российской службе. Кацони и стал крёстным отцом Одиссея. После того как Кацони ушёл в Россию и обосновался в Ливадии (Крым), Андреас Андруцос в 1792 году прошёл со своим отрядом через Пелопоннес в Среднюю Грецию. В 1793 году Андреас Андруцос принимает решение пробраться в Россию и просить помощь, но добравшись до Венеции был арестован. Венецианцы сдали его туркам. Четыре года, с 1793 по 1797 годы, Андреас Андруцос провёл на каторге в Константинополе, не однократно подвергаясь пыткам, пока не был казнён.

Одиссей стал сиротой в 7 лет. Он вырос при дворе Али-паши, старого приятеля своего отца. Али-паша, вынашивая сепаратистские планы, заигрывал со многими греческими военачальниками. Здесь в Янине, Одиссей получил образование и стал одним из наиболее грамотных греческих военачальников. В особенности Одиссей полюбил «историю и древности» . Образцом и уровнем его мышления может стать письмо Андруцоса от 23 апреля 1823 года к греческому просветителю Адамантиосу Кораису, проживавшему во Франции, которого Одиссей пытался убедить в том, что его место в восставшей Греции:

« — раз ты боролся столько лет, просвещая издалека своих несчастных соотечественников, не было ли справедливым сегодня твоё участие в деле независимости Греции? Если в оставшиеся годы ты напишешь наивысочайшие труды, а Греция падёт, то какой от этого прок? Если все последующие века увенчают твои труды ярчайшими похвалами, а Греция останется под ярмом, какая тут слава? Если ты, говоря короче, станешь бессмертным своим письмом, но твоя Родина падёт в руки дикого тирана, что ты выиграл?»

В описаниях современников

Когда разразилась Греческая революция, Одиссею было 31 год, но у него уже была героическая предыстория. Гордый, непреклонный, порывистый и быстрый в своих решениях — его боялись албанцы и турки, но более всех его боялись греческие землевладельцы.

Валетас пишет, что что Андруцос представлял «самое чистое национальное и народное сознание революции 21-го года, с её требованиями демократии и возрождения». Один из основных военачальников и героев войны Георгиос Караискакис говорил: «воителей у нас много, но только один был стратегом — Одиссей. Ни у кого не было его ума».

Образ Одиссея

Его образ «сочетал прекрасное и героическое» . Высокий, светловолосый, с широким лбом Одиссей превосходил всех в беге, в прыжках, в метании камня, в стрельбе. Говорят, что он держал подвешенными по одному козлу в каждой руке, пока с них сдирали шкуру. Вот как описывался Одиссей в народной песне тех лет:

Σα βραχος ειν οι πλατες του, σαν καστρο η κεφαλη του και ταπλατια τα στηθια του τοιχος χορταριασμενος

как скалы его плечи и крепость голова а груди широченны травой покрытая стена

1821 год

Одиссей принял участие в тайном собрании перед началом восстания в январе 1821 года на острове Лефкас. Он первым начал военные действия в Средней (западной) Греции, истребив Хасан-бея и его 60 жандармов. После чего Одиссей и его 116 соратников написали в Гравья одну из самых славных страниц войны.

В паутине политических интриг

К 1822 году Одиссей был самым видным военачальником Средней Греции, когда вокруг него стали плести свои интриги землевладельцы и политики во главе с Александром Маврокордато. Маврокордато, который вёл ещё не воссозданное государство в сферу влияния Британии, с неприязнью относился к малограмотным военачальникам из народа, но к военачальникам которые выделялись, таким как Одиссей, относился уже с враждой.

16 апреля Андруцос слагает с себя командование отрядами Средней Греции. 25 мая Одиссей убивает в пещере, где он скрывался, двух правительственных посланников, пришедших арестовать его. 3 июня правительство объявило розыск и вознаграждение за поимку Одиссея. Но скрываясь от правительства, Андруцос не забывает и о войне.

В июле, собрав маленький отряд, он перекрывает дороги из Ламии к Коринфу. 27 августа Одиссей входит в Афины. 24 сентября, всё ещё находясь в розыске, Одиссей провозглашен Афинским собранием командующим сил (восточной) Средней Греции.

30 марта 1823 года, в целях ослабления сил военачальников, Второй национальный конгресс упраздняет должности командующих Пелопоннеса (Теодор Колокотрони) и Средней Греции (Андруцос). 7 апреля Одиссей призывает демократическую фракцию разделаться с олигархами. Димитрий Ипсиланти сдерживает их.

7 июля Андруцос разбивает турок возле Ливадии. 23—25 ноября 1823 года он даёт бой туркам на острове Эвбея и побеждает их. В феврале Андруцос знакомится с полковником Станхопом и Эдвардом Трелони, оба англичанина воодушевлены знакомством. Через некоторое время Трелони женится на сводной сестре Андруцоса. Дружба Станхопа и Трелони создает препятствия английской политике в Греции. В мае, после интриг Маврокордато, Станхоп отзывается британским правительством.

В августе 1824 года Андруцос прибывает в Нафплион, временную столицу Греции, с целью остановить гонения на военачальников и трижды подвергается покушениям. 20 февраля 1825 года Одиссей снова объявлен в розыск. Командующим (восточной) Средней Греции назначен его бывший соратник и адъютант Яннис Гурас.

Падение и смерть

2 марта Андруцос уходит в пещеру на горе Парнас, откуда, шантажируя правительство, совершает ошибку заявляя о, мнимом пока, переходе к туркам. 28 марта Гурас осаждает своего бывшего начальника в монастыре Св. Анны. 31 марта и 4 апреля произошли бои между отрядами Гураса и Андруцоса, которому помогают турки. 5 апреля Андруцос оставляет турок и сдается «своему сыну» Гурасу, который обещает не тронуть его. Одиссей был заключен на Афинском Акрополе, который служил крепостью.

25 мая в бывшей пещере Андруцоса на Парнасе англичане Фентон и Уиткомб покушаются на жизнь Трелони.

В ночь с 4 на 5 июня на Афинском Акрополе Одиссей Андруцос был убит. Его труп был сброшен со скалы Акрополя с целью выдать убийство за смерть при попытке к бегству. Имена трёх его убийц известны. Но моральная ответственность лежит на Гурасе и политиках — Иоаннисе Колетисе и Александре Маврокордато. Рядовой Каладзис оказался неожиданным свидетелем убийства и дал показания юристу Фортису несколько лет спустя, но в прессе его показания и письменное свидетельство появилось только в 1898 году.

Память

Последние, сомнительной славы, месяцы жизни Одиссея не приуменьшили его славу. В памяти народа он остался военачальником-героем, в первую очередь за битву при Гравии. Большинство греческих историков признает его вклад в освобождение Греции и считает его жертвой политических интриг. Во всех греческих городах есть улицы и площади, носящие имя Одиссей Андруцос.

ЭСБЕ об Одиссее

В энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона история Одиссея изложена так:

— известный деятель греческой войны за освобождение (1788—1825), сын клефта Андруцо, родом из Итаки; служил при дворе Али-паши Янинского, с которым ещё его отец был в хороших отношениях. Там прошёл он школу дипломатического искусства, научился скрывать свои мысли и чувства и не разбирать средств для достижения цели. Природная храбрость, выносливость, хитрость и ловкость довершали его сходство с героем Одиссеи, чем он немало гордился. Али-паша назначил его арматолом, но это нисколько не мешало О. быть в постоянных дружеских сношениях с клефтами и поддерживать их. Как только на Пелопоннесе Колокотрони поднял восстание, О. направился туда, оттуда с небольшим отрядом поспешил на север и прибыл к Гравии тотчас после поражения греков при Фермопилах. Подкрепленный беглецами, покинувшими Фермопилы, он занял ущелье около Гравии; сперва он вел мирные переговоры с турецким военачальником Омером Бриони и поддерживал в нём надежду, что перейдет на сторону турок, но потом искусно подготовленной атакой заставил его отступить, несмотря на громадный перевес турецких сил. Первое народное собрание (1822) назначило О. главноначальствующим греческими силами на северо-востоке, кем он фактически был раньше; но он сложил с себя это звание, когда получил от ареопага порицание за неудачную экспедицию против Ламии, и несколько месяцев провел в бездействии. Уступая настойчивым просьбам правительства, он вновь принял на себя командование и победоносно защищал Фермопилы против Байрам-паши, афинский акрополь — против Решид-паши. На народном собрании 1823 г. О., вместе с Колокотрони (см.), был на стороне военной партии. Когда сформировалось правительство Кондуриоти (см.), О. отказал ему в повиновении (см. Греция). Он усиленно пытался привлечь Байрона на свою сторону, но безуспешно; зато он нашёл сочувствие и поддержку в двух друзьях Байрона, Стэнгопе и Трелауни, видевших в нём единственное спасение Греции. Между тем О., отказавшийся исполнить требование правительства и сложить с себя командование войском, вел тайные переговоры с Омером Бриони, и затем, с кучкой сторонников, перебежал в турецкий лагерь. Один из подчиненных ему капитанов, Гурас, принявший командование над инсургентами, разбил при Даудисе турецкий отряд, в котором находился О., и принудил последнего к сдаче (апрель 1825 г.). О. был отвезен в Афины и посажен в тюрьму, где скоро погиб при попытке к бегству, как объясняло правительство, или, вернее, был задушен по его приказанию или, по крайней мере, с его ведома.

См. Παπαδόπουλος, « Άνασκενή τών είς τήν ίστοριαν τών Άθηνών άναφερομένων περί τοϋ στρατηγοϋ Όδυσσέως» (Афины, 1837) — горячая защита О. в ответ на враждебную характеристику его в книге Σούρμελις «Ίστορία τών Άθηνών» (1884).

Одиссей, деятель греческой войны за освобождение // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Андруцос, Одиссей

Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.


Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.

Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.


На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.
«Никто не прав, никто не виноват, стало быть и она не виновата», думал он. – Ежели Пьер не изъявил тотчас же согласия на соединение с женою, то только потому, что в состоянии тоски, в котором он находился, он не был в силах ничего предпринять. Ежели бы жена приехала к нему, он бы теперь не прогнал ее. Разве не всё равно было в сравнении с тем, что занимало Пьера, жить или не жить с женою?
Не отвечая ничего ни жене, ни теще, Пьер раз поздним вечером собрался в дорогу и уехал в Москву, чтобы повидаться с Иосифом Алексеевичем. Вот что писал Пьер в дневнике своем.