Андрюхов, Иван Васильевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Васильевич Андрюхов
Дата рождения

15 октября 1914(1914-10-15)

Место рождения

Новобугский район, Николаевская область

Дата смерти

2010(2010)

Место смерти

Николаев

Принадлежность

СССР СССР

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Иван Васильевич Андрюхов (15.10.1914, Николаевская область —.01.2010) — стрелок 147-го гвардейского стрелкового полка, гвардии красноармеец.



Биография

Родился 2 октября 1914 года в селе Скоблево Новобугского района Николаевской области. Украинец. Окончил 5 классов. С 1930 года жил в Николаеве. Работал такелажником на судостроительном заводе имени 61 коммунара. С августа 1941 года по март 1944 года находился на оккупированной врагом территории.

В Красной Армии с апреля 1944 года. В боях Великой Отечественной войны с мая 1944 года. Будучи стрелком 147-го гвардейского стрелкового полка 49-й гвардейской стрелковой дивизии 5-й ударной армии 3-го Украинского фронта участвовал в Ясско-Кишинёвской операции. С сентября того же года в составе 46-й армии освобождал Румынию, Болгарию Югославию.

5 октября 1944 года в районе железнодорожной станции Панчево гвардии красноармеец Андрюхов первым поднялся в атаку и увлек за собой бойцов, вместе с ротой ворвался на железнодорожную станцию, где ликвидировал вражеский пулемёт с расчётом, пленил офицера и трёх немецких солдат.

Приказом командира 49-й гвардейской стрелковой дивизии от 13 октября 1944 года за мужество, проявленное в боях с врагом, красноармеец Андрюхов награждён орденом Славы 3-й степени.

С октября 1944 года 46-я армия вела бои в Венгрии и участвовала в Будапештской операции.

24 декабря 1944 года в бою у населённого пункта Бичке И. В. Андрюхов скрытно приблизился к огневой точке, мешавшей продвижению подразделения, и гранатой подавил её, лично истребил четырёх вражеских солдат и шестерых взял в плен.

2 января 1945 года красноармеец Андрюхов повторно награждён орденом Славы 3-й степени.

В конце февраля 1945 года, находясь в обороне в районе населённого пункта Кирва, Андрюхов в составе роты отразил пять контратак противника.

В ночь на 1 марта неприятель предпринял разведку боем. Андрюхов обнаружил вражеский пулемёт, скрытно в темноте подкрался к нему с фланга и гранатами уничтожил его вместе с прислугой. Разведка, в которой противники потеряли 12 солдат, была сорвана.

Приказом по 46-й армии от 15 апреля 1945 года красноармеец Андрюхов награждён орденом Славы 2-й степени.

В дальнейшем освобождал Австрию. Войну закончил в Чехословакии.

В 1945 году демобилизован. Жил в городе Николаев. Работал на судостроительном заводе мастером такелажного участка монтажного цеха.

19 августа 1955 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР о перенагражднии красноармейца Андрюхова Ивана Васильевича орденом Славы 1-й степени.

Награждён орденами Отечественной войны 1-й степени, Славы 1-й, 2-й и 3-й степени, медалями.

Умер в январе 2010 года. Похоронен в Николаеве.

Напишите отзыв о статье "Андрюхов, Иван Васильевич"

Литература

  • Дубров Б. И. Солдатская слава. 3-е изд. Киев, 1987.
  • Кавалеры ордена Славы трёх степеней: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии Д. С. Сухоруков. — М.: Воениздат, 2000. — 703 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-203-01883-9.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=15983 Иван Васильевич Андрюхов]. Сайт «Герои Страны». Проверено 4 сентября 2014.

Отрывок, характеризующий Андрюхов, Иван Васильевич

Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.