Анев, Цвятко

Цвятко Анев
болг. Цвятко Анев
Дата рождения	18 декабря 1911(1911-12-18)
Место рождения	Столник
Дата смерти	7 марта 2002(2002-03-07) (90 лет)
Место смерти	София
Принадлежность	НРБ НРБ
Род войск	партизанские формирования, сухопутные войска
Годы службы	1943—1965
Звание	генерал
Командовал	гарнизон Софии
Сражения/войны	партизанское движение в Болгарии 1943-1944, Попытка переворота в Болгарии (1965)

Цвятко Стоицов Анев (болг. Цвятко Стоицов Анев; 18 декабря 1911, Столник — 7 марта 2002, София) — болгарский военный и коммунистический политик, генерал вооружённых сил НРБ. Активист коммунистического подполья 1930-х, участник партизанского движения 1940-х. В 1965 один из руководителей заговора против Тодора Живкова.

Подпольщик, партизан, офицер

Родился в крестьянской семье. В 1930-х активно участвовал в подпольных коммунистических организациях. Арестовывался полицией, бежал из тюрьмы. Нелегально пересекал болгаро-югославскую и болгаро-греческую границу.

Участвовал в партизанском движении 1940-х. Был помощником командира крупного партизанского соединения «Гаврил Генов». Тесно сотрудничал с политкомиссаром отряда Иваном Тодоровым-Горуней.

После прихода БКП к власти Цвятко Анев поступил на офицерскую службу в Болгарскую народную армию. Сделал военную карьеру, получил генеральское звание, занимал командные посты.

Карьера при Живкове

Генерал Анев придерживался ортодоксально-коммунистических сталинистских взглядов. Полностью поддерживал репрессивный режим Вылко Червенкова. Приход к власти Тодора Живкова сопровождался некоторой либерализацией режима. Анев не одобрял этой политики, однако воздерживался от прямой критики нового руководства БКП и НРБ.

Не протестовал Анев и против увольнений представителей высшего командного состава (генералы Панов, Копчев, Костов), проведённых Живковым в порядке «борьбы с пережитками культа личности» Сталина и Червенкова). Более того, показания Анева учитывались при соответствующем решении пленума ЦК БКП в июне 1956. Именно при Живкове генерал Анев достиг пика своей карьеры — стал командующим гарнизона Софии.

Заговор и арест

После смещения Хрущёва в октябре 1964 группа сталинистских деятелей составила заговор с целью устранения Живкова. Лидером и идеологом переворота выступал Иван Тодоров-Горуня, давний соратник Цвятко Анева по партизанскому отряду. Анев играл в заговоре одну из главных ролей. Он был практически единственным военным участником, который имел полномочия непосредственно отдавать приказы. В подчинённом Аневу гарнизоне должен был быть сформирован отряд для установления контроля над ключевыми объектами столицы. Планировался арест Живкова, смена партийного руководства и установление жёсткого коммунистического режима, подобного маоистскому или ходжаистскому.

Переворот был назначен на 14 апреля 1965 (день пленума ЦК БКП). Но заговор был раскрыт Комитетом госбезопасности (ДС). 28 марта начались аресты. Первоначально Анев успел скрыться. Он имел репутацию человека резкого и буйного, от него ожидалось сопротивление. На арест генерала Анева руководитель операции Дураци Мирчо Спасов отрядил усиленную оперативную группу.

8 апреля 1965 Цвятко Анев был арестован. Он имел при себе два заряженных пистолета, но не оказал сопротивления и немедленно начал давать показания председателю ДС Ангелу Солакову. В тот же день покончил с собой Иван Тодоров-Горуня.

Анев предстал перед судом и был приговорён к 8 годам тюрьмы. После освобождения находился под надзором госбезопасности.

Реабилитация и память

Реабилитирован 15 июня 1990 как «борец против диктатуры Живкова» (парадоксальным образом для реабилитации убеждённого коммуниста потребовалось падение коммунистического режима). Скончался в возрасте 90 лет, похоронен в родном селе.

Фигура Цвятко Анева вызывает определённый интерес и в современной Болгарии. Его позиции, оценки и действия упоминаются в работах и выступлениях Ивана Бакалова, авторитетного журналиста и политического исследователя.

См. также

• Мичо Ерменов

Отрывок, характеризующий Анев, Цвятко

– Даже завтра, – отвечал брат.
– II m'abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l'avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.