Анзимиров, Владимир Александрович

Анзимиров, Владимир Александрович
В. А. Анзимиров в Москве (около 1892 г).
Род деятельности:	русский издатель, журналист, просветитель, промышленник, писатель, публицист, политик, общественный деятель, продюсер Издатель семейства газет «Копейка»
Дата рождения:	12 сентября (31 августа) 1859(1859-08-31)
Место рождения:	Барнаул Томской губ.
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	ок. 09.1921
Место смерти:	предп. Горный Алтай
Отец:	Анзимиров Александр Григорьевич
Мать:	Анзимирова Мария Николаевна (Литке)
Дети:	Мария (приёмная), Нина, Александр, Лидия, Лев, Оксана (Ксения), Евгения (приёмная), Вера, Ирина

Анзими́ров Влади́мир Алекса́ндрович (12 сентября [31 августа] 1859, Барнаул Томской губ. — ок. сентябрь 1921) — русский издатель, журналист, просветитель, промышленник, писатель, публицист, политик, общественный деятель, продюсер. Издатель семейства газет «Копейка». Основатель российской промышленности фосфорных удобрений. Один из первых российских продюсеров. Председатель общества деятелей периодической печати и литературы. Основатель Новосибирского краеведческого музея. Гласный Московского Губернского Земского собрания. Владел имениями Бирево, Троицкое, Григорьчиково в Московской губернии (Клинский уезд), Хомутово (Новгородской губернии), (Владимирского уезда), Сурмачевка (Полтавской губернии, Роменского уезда).

Происхождение

Владимир Александрович Анзимиров родился 31 августа (12 сентября) 1859 г. в г. Барнауле в семье Александра Григорьевича Анзимирова (1831 — 19.10.1871), дворянина, полковника Корпуса горных инженеров, горного ревизора частных золотых промыслов Томского и Мариинского округов .

Мать — Мария Николаевна Анзимирова (1831—1912), дворянка, урождённая Литке (племянница графа Фёдора Петровича Литке), русская писательница-феминистка, автор книг («Женщина и её судьба» СПб, 1896; «Причины нравственной физиономии женщины», СПб, 1901; «Правда о мужчинах», М., 1905), педагог по музыке, немецкому и французскому языку.

Дед и бабушка Владимира Александровича — Григорий Гаврилович и Александра Алексеевна Анзимировы — рязанские помещики-меценаты, известные своими крупными пожертвованиями в строительство церквей и дарением почитаемых православных икон в Рязанской губернии.

Детство

О детстве Владимира Александровича известно мало. В 1871 г. он закончил Барнаульское горное училище, так как дела службы не позволяли отцу покидать Барнаул, Владимир Александрович был направлен на учёбу в Омск в Сибирскую военную гимназию, которую он закончил в 1876 г. Затем учился в Николаевском инженерном училище. В раннем возрасте у Владимира Александровича проявились литературные способности . Уже в возрасте 14 лет он делает переводы для журнала «Всемирный путешественник».

Народнические кружки

В 1877 Владимир Александрович Анзимиров переезжает в Москву и поступает в Петровскую земледельческую и лесную академию. В академии Владимир Александрович принимает активное участие в работе народнических кружков «Земля и воля». Был участником народнического кружка «Четвертак». Содержал подпольную типографию, замаскированную под фотоателье.

После раскола «Земли и воли» в 1879 г. примкнул к просветительско-народническоми крылу «Чёрный передел».

Большинство из «четвертака» и я в том числе всячески боролись против теории террора, делавшей за последнее время огромные успехи. Пленительная поэзия правды и красоты будущего строя, о котором мы мечтали, не мирилась с тем, что для его достижения неизбежны убийства и казни должностных лиц. Будучи революционерами по исповедуемой теории и своим запросам от жизни для завтрашней России и всего человечества, мы в практике борьбы признавали все же единственным оружием—слово.

— В.А. Анзимиров "Крамольники":(Хроника из радик. кружков семидесятых годов). - Москва : тип. т-ва И.Д. Сытина, 1907. - с. 106

С начала 1879 г. входил в Московский центральный кружок пропагандистов, а с конца 1879 г — в московскую группу «Чёрного передела».

После разгрома кружков полицией 7 марта 1879 года арестован и помещён в крепость. По распоряжению министра внутренних дел от 23 июня 1879 г. освобожден из тюрьмы, выслан в родовое имение деда под Рязанью (с. Перевлес, Пронского уезда, Рязанской губернии) и подчинён гласному надзору полиции. В. А. Анзимирову «воспрещена всякая отлучка из места его жительства».

Ссылка в Рязань

В рязанском имении Владимир Александрович Анзимиров учит крестьянских детей, оказывает медицинскую помощь крестьянам: «лечу, как заправский врач. Теперь вот голодных кормлю». Пишет статьи, очерки, рассказы для «Русского богатства» (Очерки злобы деревни, псевдоним Воло), в журналы «Дело», «Свет и тени», «Природа и охота». Он женится на Авиловой Ольге Алексеевне (актрисе императорского театра) и у молодых супругов рождаются дети Нина, Александр, Лев (1887), Лидия, Ксения (Оксана).

По постановлению Особого Совещания 1 декабря 1883 с В. А. Анзимирова снят гласный надзор полиции, но оставлен запрет на жизнь в столицах. В 1888 В. А. Анзимиров поступает на службу заведующим только что созданного статистико-страхового отделения Рязанской губернской земельной управы, а также становится секретарем Рязанского сельскохозяйственного общества.

Продолжает поддерживать связи с народниками: «в бытность свою на службе в Губернской земской управе доставлял возможность поступать на службу по Земству прибывавшим в Рязань лицам политически неблагонадёжным».

В 80-е годы Владимир Александрович Анзимиров знакомится с другим политическим ссыльным-народником — известным агрохимиком А. Н. Энгельгардтом, сторонником и пропагандистом применения фосфорных удобрений в сельском хозяйстве средней полосы.

Создание заводов по производству фосфорных удобрений (туков)

Под влиянием агрономических опытов Энгельгарта в смоленском имении Батищево Владимир Александрович Анзимиров решает организовать промышленное производство фосфорных удобрений (туков), ранее в России не производившихся (сказалось скептическое отношение Д. И. Менделеева к фосфорным удобрениям по результатам его опытов в 60-е годы 19 в. с урожайностью овса и озимой ржи. Д. И. Менделеев: «Навоз, хорошая обработка и известкование, а не фосфаты нужны нам»).

В 1887 г. В. А. Анзимиров совместно с И. Илиничем создаёт «Компанию по переработке фосфоритов», которая в 1889 г. организует «1-е Товарищество добычи и обработки фосфоритов», начавшее разработки фосфоритов из глауконитовых песков окрестностей деревни Новосёлки в Рязанском уезде. В 1891 создаётся «Товарищество добычи и обработки фосфоритов и других минеральных туков», в которое кроме В. А. Анзимирова вошли А. Галахов и В. Крапоткин. Основной капитал «Товарищества» был учрежден в сумме 500 000 руб. К 1893 г «Товарищество добычи и обработки фосфоритов и других минеральных туков» Анзимирова организовало производство фосфоритной муки в Брянском уезде (Орловская губ.) и купило фосфорный завод близ г. Боровичи (Новгородская губ.) с целью изготовления там суперфосфата. С 1887 по 1894 г. товарищество Анзимирова и К увеличило производство фосфорных удобрений в 135 (!) раз и к 1894 г имело 3 завода с паровыми мельницами, а также владело месторождениями фосфоритов в Новгородской, Московской, Владимирской, Рязанской, Тамбовской, Пермской и Орловской губерниях. Эта фирма получала золотые медали на выставках 1889—1893 гг.

Кроме того, Товарищество занималось издательской деятельностью, публикуя в просветительскую и методическую литературу, по применению новых для того времени удобрений.

Жизнь в имении Бирево

26 июня 1890 г. Департамент Полиции разрешил В. А. Анзимирову жительство в обеих столицах. В 1892 г. в возрасте 34 года В. А. Анзимиров переезжает в Московскую губернию для чего покупает имения Бирево и соседнее Троицыно под г. Клином, квартиры в Москве и Санкт-Петербурге. После переезда в Бирево отходит от дел в Товариществе.

Начиная с 1893 г. Владимир Александрович Анзимиров становится Секретарем Клинского сельскохозяйственного общества. В этот период В. А. Анзимиров занимается рациональной организацией хозяйства в Бирево, строит школу при с. Троицком Клинского уезда Московской Губернии для обучения крестьянских мальчиков кузнечному, слесарному и столярному ремеслу, создаёт и содержит образцовую школу в с. Березино Клинского уезда ("Анзимировская школа"), развивает кооперативные формы хозяйствования, создаёт добровольное пожарное общество, бесплатный народный театр, а также финансирует местную Троицкую церковь (церковь Троицы Живоначальной в Бирево). Созданная В.А. Анзимировым учебная сельскохозяйственная мастерская изготавливала особые однолемешные лёгкие "биревские" плуги, которые были очень популярны среди крестьян . Главным средством общественного развития В. А. Анзимиров в то время считает рациональное ведение хозяйства, союз с природой при помощи знаний и союз хозяев между собой, ради разумных общих целей].

В биревский период В. А. Анзимиров начинает все больше и больше посвящать себя публицистической и общественной деятельности. В 1895 г. с В. А. Анзимирова снят негласный надзор полиции. С 1895 г. Владимир Александрович руководит издательством «Народная польза», является редактором журнала «Путь» (1899), а также становится Гласным Клинского уездного земства, почётным мировым судьей и Гласным Московского Губернского Земского Собрания. В 1901 г. В. А. Анзимиров создаёт в Клину естественноисторический и сельскохозяйственный музей наглядных учебных пособий для местных школ.

Журналистская, писательская и просветительская деятельность

Начиная с 1904 г В. А. Анзимиров начинает активную журналистскую деятельность, сотрудничая с газетами «Телефон „Нового времени“», «Русская правда», «Новости дня», «Русское слово», «Биржевые ведомости», «Современная Русь», входит в редакцию иллюстрированного сборника «Государственная дума». В творчестве В. А. Анзимирова заметно влияние толстовских идей, однако Анзимиров считает, что одного только внутреннего самоусовершенствования для достижения счастья недостаточно «личное усовершенствование должно идти рука об руку с общественным». В 1907 г. В. А. Анзимиров учреждает в Санкт-Петербурге просветительское общество «Школа и Знание», одним из первых акционеров которого становится Николай Александрович Морозов.

В 1907 г. пишет книгу «Крестьянские интересы и крестьянские партии» и выпускает книгу воспоминаний «Крамольники», освещающую деятельность народнических кружков семидесятых годов. Книга имеет большой успех и цитируется до сих пор. В 1909 совместно с Дюметром (Дюметр возможно вымышленный персонаж) пишет роман «Алые розы Востока». В 1910 г. пишет автобиографический роман «Муть». В 1911 выпускает книгу Пишет «Мои маленькие сказки». С 1908 г. является редактором художественно-литературного журнала «Путь». В 1909 издает «Деревенскую газету», в 1911 «Детский мир», с 1909 г. руководит «Народным издательством». С 1911 г. становится редактором газеты «Новый день». Издатель Н. Н. Лопатин. С 1915 г. В. А. Анзимиров при поддержке Н. И. Гучкова издает газету «Голос Москвы».

Работы В. А. Анзимирова выходили также под псевдонимами: А—в; Батько; Батько, В.; Батько, В. А.; В. А.; Виноватов, Петр; Владимиров, А.; Волконский, Н.; Воло.; Мирский; Мирской; Ранин, А.; Санин, А..

Владимир Анзимиров является одним из основателей, а впоследствии и председателем (1912—1917) Общества деятелей периодической печати и литературы в Москве. В 1914 г. от имени Общества деятелей периодической печати и литературы выступил с инициативой организации «дня печати» в России. Принял участие в его организации.

Однако главным издательским и журналистским делом В. А. Анзимирова стало издание газет «Копейка».

Издание Газеты «Копейка»

19 июня 1908 г. в Петербурге Владимир Александрович Анзимиров начинает издавать народную газету «Копейка». Для обеспечения массовой народной аудитории на газету установлена низкая цена одна копейка (хотя обычная газета в то время стоила в пять раз больше), а содержание максимально адаптировано к восприятию простыми людьми. В обращении к читателям основатели газеты В. А. Анзимиров и М. Городецкий пишут, что цель газеты Копейка «…содействовать проявлению творческих начал народной мысли и труда…». Газета даёт людям, не имеющим средств на приобретение книг, возможность получать оперативную информацию (выходит в^{[сколько?]} раза в день), статьи с комментариями и разнообразную беллетристику. В газете «Копейка» сообщения о событиях сопровождались качественными редакционными статьями, разъясняющими для неподготовленного читателя значение и смысл каждого события. Автором передовиц обычно был В. А. Анзимиров.

В 1909 году Владимир Александрович Анзимиров начинает издавать газету «Московская Газета-Копейка» и «Журнал Копейка». Газеты носили оппозиционный характер и имели огромный успех.

Тональность комментариев отражала народнические взгляды редактора, что часто вызывало недовольство властей — тиражи газеты арестовывались, наборы разеты рассыпались после утренних визитов жандармов. В связи с этим интересно предписание земского начальника Усманского уезда от 07 июня (25 мая) 1912 г. :

Секретно. Волостным старшинам 4-го участка Усманского уезда. Предписываю волостным старшинам произвести дознание не выписываются ли в районе волости следующие газеты; "Биржевые Ведомости, «Копейка», «Всеобщая Газета», «Голос Земли» и другие левые газеты священниками и другими духовными лицами, учителями, учительницами, продавцами винных лавок, фельдшерами, фельдшерицами. Если они ответят, что подписчиками не состоят, то газеты, адресованные им, истреблять. Если же ответят, что состоят подписчиками, то сообщить их имена, отчества и фамилии и газет не отбирать. И. д. земского начальника 4-го участка. Подпись неразборчива.

— «Голос Земли» 14 (01) марта 1912года (цитируется по www.starosti.ru)

За свою журналистскую деятельность В. А. Анзимиров неоднократно подвергался гонениям. 07 июня (25 мая) 1912 года приговором Московской Судебной Палаты за статью «Забродило» (10.07.1911) издание газеты «Московская Газета-Копейка» прекращено. В. А. Анзимиров был осуждён на год тюремного заключения (в тюрьме не был, так как был освобожден в связи с политической амнистией по случаю 300-летия дома Романовых). Однако газета выходила до 1912 года, пока рассматривалась апелляция. В 1912 году газета имела тираж 150 тыс. экземпляров. C 12 августа 1912 «Копейка» выходит под названием «Московская копейка». Впоследствии тиражи издания достигают 300 тыс. экземпляров.

В первый день Февральской революции 1917 г. В. Д. Бонч-Бруевич с отрядом солдат занял типографию процветающей газеты «Копейка», где организовал издание «Известий Петроградского Совета» (впоследствии газеты «Известия»), первый номер которых выпустил 28 февраля (13 марта) 1917 г. Газета «Копейка» и «Московская копейка» были закрыты Временным революционным комитетом 8 ноября (26 октября 1917 г) 1917 года, уже на следующий день после октябрьского переворота большевиков в числе десяти крупнейших газет России.

Организация студии научно-популярного кинематографа

В 1912—1917 Владимир Александрович Анзимиров с просветительскими целями организовал одну из первых в России студий научно-популярного кино для выпуска учебных фильмов. 7 (20) мая 1916 Товарищество «Народное издательство „Разумный кинематограф“» В. А. Анзимирова выпустило фильм В. А. Гарлицкого «Чем люди живы» по одноимённой повести Л. Н. Толстого. Съёмки произведены в Ясной Поляне. Консультантом и исполнителем роли барина был сын писателя — Илья Львович Толстой.

Страховая деятельность

В 1916 г. В. А. Анзимиров выступил с инициативой коллективного страхования членов общества деятелей периодической печати и литературы. Совместно с В. Ф. Тотомианцем выпускает книгу «Страхование жизни», в которой выступает за привлечение к страховому делу кооперативных организаций.

Революция и гражданская война

После закрытия газеты Копейка большевиками (8 ноября (26 октября 1917 г) Анзимиров В.А. 10 декабря 1917 г. с женой и тремя малолетними детьми (младшей дочери 1 год) уезжает в Уральскую область, откуда в 1918 г переезжает в Челябинск. Примкнул к белому движению.

… Я всегда смущался средствами, которыми предполагалось добиться этого лучшего строя…

— В.А. Анзимиров. Письмо губернатору Рязани.

С 1919 г в Омске сотрудничает с колчаковскими газетами „Сибирский Казак“ и „Наша газета“ (Русское бюро печати Верховного правителя России адмирала А. В. Колчака и Осведомительный Отдел Сибирского Казачьего войска). Собирает материал для своей новой книги „Воспоминания“ и третьего из романов „Муть“, охватывающих полувековой период.

После сдачи Омска в ноябре 1919 с отступающими войсками Колчака дошел до Новониколаевска (Новосибирск). 14 декабря 1919 г. красные взяли Новониколаевск. Так как 61 летний В. А. Анзимиров не был в состоянии принять участие в тяжелейшем пешем 2000 километровом зимнем отступлении Колчака (Великом Сибирском Ледяном походе), Владимир Александрович с другими гражданскими лицами остался в Новониколаевске, где занялся созданием Новониколаевского „Музея Мироведения“ (сейчас Новосибирский государственный краеведческий музей).

Создание Новониколаевского Музея Мироведения

12 января 1920 г. на заседании коллегии Губернского Отдела Народного Образования Новониколаевска В. А. Анзимиров выступил с докладом об организации Губернского музея и учебных мастерских — Музея Мироведения. Планировал создать сеть музеев в Сибири, а также организовать передвижные экспозиции и лаборатории. Музеи Мироведения, по мысли В. А. Анзимирова, должны быть музеями нового типа — не региональными, а универсальными „в которых за основу плана строительства взяты не территориальные или политические признаки, а вечные законы: Мироздания, истории Земли и всего сущего на ней, дошедшего по законам генезиса до человека во всем многообразии его жизни…“. В постановлении заседания (протокол № 9 от 12.01.1920 г.) записано: „Доклад принять. Тов. Анзимирова утвердить в должности Заведующего музейной секцией Губ. Отд. Нар. Обр.“.

Музей создавался стремительно. В феврале 1920 г. Анзимиров в течение месяца проводит учёт имеющихся предметов, готовит экскурсии и экспедиции. Важной задачей секция считала «организацию научной и социальной экспедиции». Весной 1920 г. в здании городского торгового корпуса В. А. Анзимиров организовал несколько выставок, с которых и начался музей.

3 августа 1920 года В. А. Анзимиров открыл Новониколаевский «Музей Мироведения» (Новосибирский государственный краеведческий музей). В. А. Анзимиров проделал огромную работу по сбору фондов музея, выступая в роли одновременно директора, научного руководителя финансиста и пропагандиста. Им был создан «Фонд В. А. Анзимирова» для финансирования научной деятельности музеев Мироведения. В 1920 г. музей имел уже 10 тыс. единиц хранения (для сравнения: в 1925 г их было всего 12 тысяч).

Согласно В. А. Анзимирову Музеи Мироведения должны были стать «центрами научно-воспитательных починов, обслуживающие все виды обучения: дошкольного, школьного и внешкольного и вместе с тем являющиеся самодавлеющей культурной ценностью, сеющей основы тех знаний, на которых должны расти и развиваться критически мыслящая личность» Первые экспозиции музея соответствовали провозглашённым принципам, охватывая следующие темы: астрономия, геология, биология, этнология, техника, добывающая и обрабатывающая промышленность, прикладные искусства, учебные пособия и библиотека.

Осенью 1920 г. В. А. Анзимиров работает над созданием Факультета словесности при Народном университете, создаёт Литературную студию, готовит съезд научных деятелей, работников музеев и учреждений внешкольного образования, совершая командировки для инструктирования музеев. В ноябре 1920 г. Владимир Александрович Анзимиров работает над созданием музеев в других городах Сибири по образу Новониколаевского «Музея Мироведения». Планирует экспедиции на Балхаш и в истоки Лены.

Загадочное исчезновение

В сентябре 1921 года Владимир Александрович Анзимиров пропал без вести при загадочных обстоятельствах. Музей организовал экспедицию в Горный Алтай для сбора экспонатов и пополнения коллекций. В. А. Анзимиров (в то время ему исполнилось 62 года) был её членом. Экспедиция пропала без вести.

Адреса В. А. Анзимирова

1901 — С.Петербург Невский, 65

1917 — Москва, М.Полянка, 4

Отрывок, характеризующий Анзимиров, Владимир Александрович

Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.



Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.
Все историки согласны в том, что внешняя деятельность государств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; что непосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличивается или уменьшается политическая сила государств и народов.
Как ни странны исторические описания того, как какой нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек и вследствие того покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной армии, одной сотой всех сил народа, заставило покориться народ, – все факты истории (насколько она нам известна) подтверждают справедливость того, что большие или меньшие успехи войска одного народа против войска другого народа суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов. Войско одержало победу, и тотчас же увеличились права победившего народа в ущерб побежденному. Войско понесло поражение, и тотчас же по степени поражения народ лишается прав, а при совершенном поражении своего войска совершенно покоряется.
Так было (по истории) с древнейших времен и до настоящего времени. Все войны Наполеона служат подтверждением этого правила. По степени поражения австрийских войск – Австрия лишается своих прав, и увеличиваются права и силы Франции. Победа французов под Иеной и Ауерштетом уничтожает самостоятельное существование Пруссии.
Но вдруг в 1812 м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать шестисоттысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, – невозможно.
После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит? Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда что не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже на в армиях и сражениях, а в чем то другом.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.
Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.


Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
Войну такого рода назвали партизанскою и полагали, что, назвав ее так, объяснили ее значение. Между тем такого рода война не только не подходит ни под какие правила, но прямо противоположна известному и признанному за непогрешимое тактическому правилу. Правило это говорит, что атакующий должен сосредоточивать свои войска с тем, чтобы в момент боя быть сильнее противника.
Партизанская война (всегда успешная, как показывает история) прямо противуположна этому правилу.
Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]
Говоря это, военная наука подобна той механике, которая, основываясь на рассмотрении сил только по отношению к их массам, сказала бы, что силы равны или не равны между собою, потому что равны или не равны их массы.
Сила (количество движения) есть произведение из массы на скорость.
В военном деле сила войска есть также произведение из массы на что то такое, на какое то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признает существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то – самое обыкновенное – в гениальности полководцев. Но подстановление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами.
А между тем стоит только отрешиться от установившегося, в угоду героям, ложного взгляда на действительность распоряжений высших властей во время войны для того, чтобы отыскать этот неизвестный х.
Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трех или двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки.
Дух войска – есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя, есть задача науки.
Задача эта возможна только тогда, когда мы перестанем произвольно подставлять вместо значения всего неизвестного Х те условия, при которых проявляется сила, как то: распоряжения полководца, вооружение и т. д., принимая их за значение множителя, а признаем это неизвестное во всей его цельности, то есть как большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасности. Тогда только, выражая уравнениями известные исторические факты, из сравнения относительного значения этого неизвестного можно надеяться на определение самого неизвестного.
Десять человек, батальонов или дивизий, сражаясь с пятнадцатью человеками, батальонами или дивизиями, победили пятнадцать, то есть убили и забрали в плен всех без остатка и сами потеряли четыре; стало быть, уничтожились с одной стороны четыре, с другой стороны пятнадцать. Следовательно, четыре были равны пятнадцати, и, следовательно, 4а:=15у. Следовательно, ж: г/==15:4. Уравнение это не дает значения неизвестного, но оно дает отношение между двумя неизвестными. И из подведения под таковые уравнения исторических различно взятых единиц (сражений, кампаний, периодов войн) получатся ряды чисел, в которых должны существовать и могут быть открыты законы.
Тактическое правило о том, что надо действовать массами при наступлении и разрозненно при отступлении, бессознательно подтверждает только ту истину, что сила войска зависит от его духа. Для того чтобы вести людей под ядра, нужно больше дисциплины, достигаемой только движением в массах, чем для того, чтобы отбиваться от нападающих. Но правило это, при котором упускается из вида дух войска, беспрестанно оказывается неверным и в особенности поразительно противоречит действительности там, где является сильный подъем или упадок духа войска, – во всех народных войнах.
Французы, отступая в 1812 м году, хотя и должны бы защищаться отдельно, по тактике, жмутся в кучу, потому что дух войска упал так, что только масса сдерживает войско вместе. Русские, напротив, по тактике должны бы были нападать массой, на деле же раздробляются, потому что дух поднят так, что отдельные лица бьют без приказания французов и не нуждаются в принуждении для того, чтобы подвергать себя трудам и опасностям.


Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск.
Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.
24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Тот первый период этой войны, во время которого партизаны, сами удивляясь своей дерзости, боялись всякую минуту быть пойманными и окруженными французами и, не расседлывая и почти не слезая с лошадей, прятались по лесам, ожидая всякую минуту погони, – уже прошел. Теперь уже война эта определилась, всем стало ясно, что можно было предпринять с французами и чего нельзя было предпринимать. Теперь уже только те начальники отрядов, которые с штабами, по правилам ходили вдали от французов, считали еще многое невозможным. Мелкие же партизаны, давно уже начавшие свое дело и близко высматривавшие французов, считали возможным то, о чем не смели и думать начальники больших отрядов. Казаки же и мужики, лазившие между французами, считали, что теперь уже все было возможно.
22 го октября Денисов, бывший одним из партизанов, находился с своей партией в самом разгаре партизанской страсти. С утра он с своей партией был на ходу. Он целый день по лесам, примыкавшим к большой дороге, следил за большим французским транспортом кавалерийских вещей и русских пленных, отделившимся от других войск и под сильным прикрытием, как это было известно от лазутчиков и пленных, направлявшимся к Смоленску. Про этот транспорт было известно не только Денисову и Долохову (тоже партизану с небольшой партией), ходившему близко от Денисова, но и начальникам больших отрядов с штабами: все знали про этот транспорт и, как говорил Денисов, точили на него зубы. Двое из этих больших отрядных начальников – один поляк, другой немец – почти в одно и то же время прислали Денисову приглашение присоединиться каждый к своему отряду, с тем чтобы напасть на транспорт.
– Нет, бг'ат, я сам с усам, – сказал Денисов, прочтя эти бумаги, и написал немцу, что, несмотря на душевное желание, которое он имел служить под начальством столь доблестного и знаменитого генерала, он должен лишить себя этого счастья, потому что уже поступил под начальство генерала поляка. Генералу же поляку он написал то же самое, уведомляя его, что он уже поступил под начальство немца.
Распорядившись таким образом, Денисов намеревался, без донесения о том высшим начальникам, вместе с Долоховым атаковать и взять этот транспорт своими небольшими силами. Транспорт шел 22 октября от деревни Микулиной к деревне Шамшевой. С левой стороны дороги от Микулина к Шамшеву шли большие леса, местами подходившие к самой дороге, местами отдалявшиеся от дороги на версту и больше. По этим то лесам целый день, то углубляясь в середину их, то выезжая на опушку, ехал с партией Денисов, не выпуская из виду двигавшихся французов. С утра, недалеко от Микулина, там, где лес близко подходил к дороге, казаки из партии Денисова захватили две ставшие в грязи французские фуры с кавалерийскими седлами и увезли их в лес. С тех пор и до самого вечера партия, не нападая, следила за движением французов. Надо было, не испугав их, дать спокойно дойти до Шамшева и тогда, соединившись с Долоховым, который должен был к вечеру приехать на совещание к караулке в лесу (в версте от Шамшева), на рассвете пасть с двух сторон как снег на голову и побить и забрать всех разом.
Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся новые колонны французов.
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.
Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого – захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.