Аникович, Василий Трофимович

Василий Трофимович Аникович
Дата рождения	5 января 1923(1923-01-05)
Место рождения	село Сельцы, Витебская губерния ныне Толочинский район Витебской области
Дата смерти	1993(1993)
Принадлежность	СССР СССР
Годы службы	1941 — 1946
Звание
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии	, лишён всех остальных званий и наград в связи с осуждением.

Василий Трофимович Аникович (1923-1993) — лейтенант Советской Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (6.4.1945). В 1950 году лишён званий и наград в связи с осуждением за совершение уголовного преступления.

Биография

Василий Аникович родился 5 января 1923 года в селе Сельцы Новосильковского сельсовета Витебской губернии (ныне — Толочинский район Витебской области Белоруссии) в крестьянской семье. После окончания семи классов школы работал в колхозе. В 1939 году Аникович переехал в Москву, где устроился на работу слесарем в 30-м Стройтресте города Москвы.

1 ноября 1941 года Аникович призван в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию Сталинским районным военным комиссариатом Москвы. С 20 декабря 1941 года на фронтах Великой Отечественной войны. В 1941—1944 годах воевал на Западном, 3-м и 4-м Украинских, 1-м Белорусском фронтах. В 1944 году Аникович окончил армейские курсы младших лейтенантов 5-й ударной армии. За время боёв был дважды ранен и один раз контужен.

Принимал участие в обороне Москвы, освобождении Волоколамска, в трёх Ржевско-Сычёвских операциях, форсировании и боях на реке Вазуза в 1942 году, в Духовщинской и Смоленской операциях, боях на Днепре, Березнеговато-Снигирёвской, Одесской, Ясско-Кишинёвской операциях, Висло-Одерской и Берлинской операциях.

3 февраля 1945 года в оборонительных боях на плацдарме на реке Одер в районе населённого пункта Ортбых командир стрелкового взвода 1052-го стрелкового полка 301-й стрелковой дивизии 5-й ударной армии 1-го Белоруского фронта младший лейтенант Василий Аникович заменил собой выбывшего из строя командира роты и лично руководил отражением девяти контратак крупных немецких сил и удержанием плацдарма.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 апреля 1945 года за «образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм» младшему лейтенанту Аниковичу было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» за номером 6825. 13 марта 1945 года Аниковичу было присвоено звание лейтенанта.

После окончания войны командовал взводами в 1052-м и 1054-м стрелковых полках в Германии. 27 сентября 1946 года как оставшийся за штатом Аникович был уволен в запас. В 1948 году он учился в Республиканской партшколе при ЦК КП(б) Белорусской ССР, жил в Толочинском районе Витебской области.

Был также награждён орденом Ленина (1945), орденом Отечественной войны 1-й степени (1945) , медалями «За оборону Москвы», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией».

В августе 1949 года осуждён по ст. 214 УК Белорусской ССР (убийство) на 6 лет лишения свободы.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 3 марта 1950 года Василий Аникович был лишён звания Героя Советского Союза и всех наград.

Награждён орденом Отечественной войны 1-й степени (06.04.1985).

После отбытия наказания проживал в деревне Курчевская Усвейка Толочинского района Витебской области. Умер в 1993 году. Похоронен на кладбище в деревне Курчевская Усвейка..

Отрывок, характеризующий Аникович, Василий Трофимович

Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.