Аникушкин, Фёдор Георгиевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фёдор Георгиевич Аникушкин
Дата рождения

20 марта 1901(1901-03-20)

Место рождения

станица Котовская, ныне Урюпинский район, Волгоградская область

Дата смерти

8 июня 1976(1976-06-08) (75 лет)

Место смерти

Москва

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

Пехота
Танковые войска

Годы службы

19181953 годы

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал

18-я лёгкая танковая бригада
37-я танковая дивизия
129-я танковая бригада
29-й танковый корпус
25-й танковый корпус
1-я танковая дивизия

Сражения/войны

Гражданская война в России
Советско-финская война (1939—1940)
Великая Отечественная война

Награды и премии

Фёдор Георгиевич Аникушкин (20 марта 1901 года, станица Котовская, ныне Урюпинский район, Волгоградская область — 8 июня 1976 года, Москва) — советский военный деятель, Генерал-майор танковых войск (1942 год).





Начальная биография

Фёдор Георгиевич Аникушкин родился 20 марта 1901 года в станице Котовской ныне Урюпинского района Волгоградской области.

Военная служба

Гражданская война

1 июня 1918 года Аникушкин вступил в ряды Красной гвардии и направлен рядовым бойцом в Урюпинский красногвардейский отряд. В конце июля был призван в ряды РККА и направлен красноармейцем во 2-й Донской советский сводный полк, а в сентябре — красноармейцем в Борисоглебские кавалерийские Курсы усовершенствования командного состава. В составе этих частей Аникушкин принимал участие в военных действиях против войск под командованием А. И. Деникина на Южном фронте.

В мае 1920 года был направлен на учёбу на политпросветительские курсы Оренбургского укреплённого района, а в декабре — на учёбу в авиашколу в Петрограде. В марте 1921 года в составе 3-го сводного курсантского полка Аникушкин принимал участие в подавлении Кронштадтского восстания, после чего продолжил учёбу на политпросветительских курсах в Оренбург, по окончании которых с мая того же года на этих же курсах командовал взводом и ротой.

Межвоенное время

В октябре 1921 года Аникушкин был назначен на должность командира взвода 35-го батальона войск ВЧК. Принимал участие в боях против повстанцев в Сибири. В декабре того же года направлен на учёбу в 18-ю Оренбургскую пехотную школу комсостава РККА, по окончании которой с сентября 1923 года служил в 65-м Новороссийском стрелковом полку (22-я стрелковая дивизия, Северо-Кавказский военный округ), где исполнял должность командира взвода, а также последовательно назначался на должности помощника начальника пулеметной команды, командира роты, начальника учебной части полка и командира батальона.

В сентябре 1925 года был направлен на учёбу на стрелково-тактические курсы «Выстрел», по окончании которых в октябре 1926 года вернулся в 65-й Новороссийский стрелковый полк, где исполнял должности командира роты и начальника полковой школы. В июне 1931 года Аникушкин был направлен на учёбу в Военно-техническую академию имени Ф. Э. Дзержинского, но в феврале 1932 года прекратил учёбу и был назначен на должность начальника штаба 27-го стрелкового полка (9-я стрелковая дивизия, Северо-Кавказский военный округ).

В феврале 1933 года был направлен на учёбу на командный факультет Военной академии механизации и моторизации РККА имени И. В. Сталина, по окончании которого с 1937 года служил в штабе 10-й отдельной механизированной бригады (Белорусский военный округ), где исполнял должности начальника 1-й части и начальника штаба бригады.

В декабре 1938 года был назначен на должность помощника начальника штаба 11-й отдельной танковой бригады, в августе 1939 года — на должность начальника штаба 34-й легкой танковой, затем — на должность начальника штаба 48-й автотранспортной бригады, а в ноябре 1939 года — на должность начальника штаба 35-й танковой бригады (Ленинградский военный округ), находясь на которой, принимал участие в боевых действиях в ходе советско-финской войны.

В июне 1940 года Аникушкин был назначен на должность начальника штаба 1-го механизированного корпуса, в августе — на должность командира 18-й легкой танковой бригады, а в марте 1941 года — на должность командира 37-й танковой дивизии (15-й механизированный корпус, Киевский военный округ)

Великая Отечественная война

С началом Великой Отечественной войны полковник Аникушкин продолжил командовать дивизией в составе Юго-Западного фронта, в составе которого дивизия обеспечивала отступление 6-й армии. С августа 1941 года после расформирования дивизии Аникушкин исполнял должность заместителя командующего 26-й армией по танковым войскам на Юго-Западном фронте. 20 сентября Аникушкин был ранен и, находясь в полевом госпитале в пгт Оржица (Полтавская область), попал в окружение, из которого вместе с группой командиров вышел 25 октября в районе города Чугуев.

В декабре был назначен на должность командира 129-й отдельной танковой бригады (13-я армия), в августе 1942 года — на должность заместителя командующего 38-й, а затем — на должность заместителя командующего 3-й танковой армий. С февраля 1943 года Аникушкин командовал сначала 29-м, а с мая — 25-м танковыми корпусами. 25-й танковый корпус под командованием генерал-майора Аникушкина принимал участие в ходе Орловской, Киевской оборонительной, Житомирско-Бердичевской, Ровно-Луцкой, Проскуровско-Черновицкой и Львовско-Сандомирской операций, за время которых освободил города Новоград-Волынский, Корец, Червоноармейск, Жолква и Каменка-Струмиловская.

В августе 1944 года Фёдор Георгиевич Аникушкин был назначен на должность заместителя командующего бронетанковыми и механизированными войсками РККА, а с ноября исполнял должность заместителя командующего войсками Харьковского военного округа по бронетанковым и механизированным войскам.

Послевоенная карьера

После войны Аникушкин находился на прежней должности. В январе 1946 года был назначен на должность командира 1-й танковой дивизии (Прибалтийский военный округ), а в октябре 1951 года — на должность командующего бронетанковыми и механизированными войсками Прибалтийского военного округа.

Генерал-майор танковых войск Фёдор Георгиевич Аникушкин вышел в отставку в июне 1953 года. Умер 8 июня 1976 года в Москве.

Награды

Память

Напишите отзыв о статье "Аникушкин, Фёдор Георгиевич"

Литература

Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 2. — С. 98—100. — ISBN 5-901679-08-3.

Отрывок, характеризующий Аникушкин, Фёдор Георгиевич



13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Выехав в ночь с 13 го на 14 е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.
Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.