Анино (Красногорск)
| Анино | |
| Город: | |
|---|---|
| Прежний статус: |
деревня |
| Год включения в черту города: | |
|
Координаты: 55°50′01″ с. ш. 37°16′47″ в. д. / 55.83361° с. ш. 37.27972° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.83361&mlon=37.27972&zoom=15 (O)] (Я) | |
Анино (Аннино) — бывшая подмосковная деревня. С 2004 года входит в состав города Красногорска в качестве микрорайона. Расположена на Волоколамском шоссе. Названа в честь графини Анны Родионовны Чернышёвой. По данным на середину 2010-х годов, деревенская застройка частично сохранилась.
История
В XVII веке нынешняя деревня значилась как пустошь Овсянниково-Бабино. Эта пустошь вместе с селом Черневом и пустошью Губайлово была пожалована С. В. Волынскому. После его смерти пустошь Овсянниково-Бабино некоторое время находились в числе «порозжих земель» Поместного приказа, а в 1669 году вместе с Губайловым перешла в поместье Ивана Фёдоровича Волынского. В Губайлове Волынский основал свою усадьбу, а Овсянниково-Бабино долгое время оставалось незаселённым[1].
Пустошь переходила к наследника Ивана Фёдоровича, пока во второй половине XVIII века Анастасия Васильевна Волынская (Долгорукова) не продала её генерал-аншефу Захару Григорьевичу Чернышёву. В купчей грамоте сообщается: «Пустошь Овсяниково, Бабино тож, на речке на Бане, в которой по писцовым книгам написано пашни перелогом середней земли пять четвертей с полуосьминою, лесом поросли 10 четвертей в поле, а в дву потому ж, сена по речке Бане 10 копен, лесу непашенного три десятины… которая мне, княгине Наталье, досталась по наследству после покойного отца моего от флота капитана Василия Ивановича Волынского». В объявлении генерал-аншефа Чернышёва об этой покупке говорится: «Прошлого 1767 году декабря в 21 день от армии генерал-аншефа и обоих российских орденов кавалера князя Василия Михайлова сына Долгорукова жена ево княгиня Настасья Васильева дочь продала мне недвижимое своё имение в Московском уезде в Горетовом стану пустошь Овсяникову Бабино тож со всеми угодьи, не оставливая в той пустоши ничего, за деньги за сто рублев, и дала мне от крепостных дел купчую, которую при сем объявляю точную копию»[1].
Пустошь Овсянниково-Бабино близ речки Баньки имела удобное расположение на Волоколамском тракте по пути в усадьбу Чернышевых Ярополец. Поэтому З. Г. Чернышёв построил в пустоши господский дом, где он мог отдыхать по пути из Москвы в Ярополец. Рядом были устроены два крестьянских двора для обслуги. Чернышёв назвал это сельцо Анниным — в честь своей жены Анны Родионовны Чернышёвой. После смерти графа в 1884 году Аннино перешло в собственность его брата, генерал-фельдмаршала Ивана Григорьевича Чернышёва[1].
В указателе селений и жителей уездов Московской губернии 1852 года записана как деревня Аннино 3-го стана. Принадлежала графине С. Г. Чернышевой-Кругликовой. По данным на 1852 год, в деревне проживало 5 душ крестьян мужского пола и 8 женского, насчитывалось 2 двора[2]. В справочнике 1859 года Аннино вновь числится как сельцо, там проживало 9 мужчин и 5 женщин, насчитывалось 3 двора. Упоминается и второе название сельца — Битцы[3].
После крестьянской реформы 1861 года Аннино вошло в состав Всехсвятской волости 3-го стана Московского уезда. Сельцо располагалось в 17 верстах от волостного центра, села Всехсвятского, и в 22 верстах от Тверской заставы города Москвы[4]. Аннино входило в приход церкви Успения Пресвятой Богородицы в Черневе, находившейся в 500 метрах к востоку. Все жители сельца были православного вероисповедания[5]. Согласно переписи 1869 года, в сельце проживало 19 человек (8 мужчин и 11 женщин), было 3 двора и 3 деревянных дома. В их хозяйствах имелись 5 лошадей, 5 коров и 7 голов мелкого скота[6].
По сведениям 1884 года Аннино числилась деревней, в которой в четырёх крестьянских дворах проживали 8 мужчин и 8 женщин[7]. В 1899 году в деревне Аннино насчитывалось 3 семьи и 26 жителей. Имелись 3 жилые избы средней площадью 79,5 аршин² (около 40 м²) и 3 холостых постройки. Жители держали 11 рабочих лошадей, 4 головы крупного рогатого скота и 11 овец. Мужчины в основном занимались ломовым извозом[1].
После Октябрьской революции деревня Аннино вошла в состав Черневского сельсовета Павшинской волости. По сведениям переписи 1926 года, в деревне насчитывалось 8 крестьянских хозяйств, проживало 43 человека (20 мужчин и 23 женщины)[8]. В 1939 году в 8 строениях проживало уже 85 человек (29 семей). После начала Великой Отечественной войны рядом с деревней прошла линия фронта. В Аннине размещалось Зенитное подразделение. В 1946 году 2 казармы и жилой дом приспособили для организации Черневского госпиталя ПВО (ныне филиал ГВКГ им. Бурденко)[1].
В 1957 году Аннино находилось в составе Ново-Никольского сельсовета, в деревне было 27 хозяйств и 100 жителей[1]. В начале XXI века деревня Анино находилась в подчинении администрации посёлка Опалиха. Согласно Всероссийской переписи, в 2002 году в деревне проживало 16 человек (3 мужчины и 13 женщин); по национальности все жители были русскими[9]. 28 октября 2004 года деревня была включена в состав города Красногорска[10]. В районе деревни началось строительство жилого комплекса.
Напишите отзыв о статье "Анино (Красногорск)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Мачульский Е.Н. [кихм.рф/history/villages/index.php?action=show&razdel=3&pageid=38 Аннино]. кихм.рф. Проверено 6 июня 2015.
- ↑ Указатель селений и жителей уездов Московской губернии / сост. К.М. Нистрем. — М., 1952. — С. 15.
- ↑ [www.prlib.ru/Lib/pages/item.aspx?itemid=5451 Списки населенных мест Российской империи, составленные и издаваемые Центральным статистическим комитетом Министерства внутренних дел]. — Санкт-Петербург, 1862. — С. 14.
- ↑ Памятная книжка Московской губернии на 1899 год / под. ред. В. А. Аврорина. — М., 1899. — С. 501.
- ↑ Сведения о народонаселении Московского уезда // [нэб.рф/catalog/000199_000009_003547828/viewer/ Сборник статистических сведений по Московской губернии. Т. 1. Московский уезд]. — М., 1877. — С. 9.
- ↑ Селения и жители Московского уезда на основании подворной переписи, произведённой в 1869 году // [www.prlib.ru/Lib/pages/item.aspx?itemid=9029 Сборник статистических сведений по Московской губернии. Т. 1. Московский уезд]. — М., 1877. — С. 44—45.
- ↑ [нэб.рф/catalog/000199_000009_003597327/viewer/ Описание Московскаго уезда, с указанием в оном станов, волостей, урядов и селений] / сост. В. П. Афанасьев. — М., 1884. — С. 33.
- ↑ [dlib.rsl.ru/viewer/01003091360#?page=241 Справочник по населённым местам Московской губернии]. — М.: Московский статистический отдел, 1929. — С. 400. — 2000 экз.
- ↑ Данные переписи 2002 года: таблица 2С. М.: Федеральная служба государственной статистики, 2004.
- ↑ [www.krasnogorsk-adm.ru/adm/public/public_7.html Публичные слушания по генеральному плану и проекту черты г. Красногорска]. krasnogorsk-adm.ru. Проверено 7 июня 2015.
Ссылки
- Мачульский Е.Н. [кихм.рф/history/villages/index.php?action=show&razdel=3&pageid=38 Аннино]. кихм.рф. Проверено 6 июня 2015.
Отрывок, характеризующий Анино (Красногорск)
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.
Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
